— Мы дома, — радостно сообщает он, крепко обнимая за шею.

 — Я первая хотела маму обнять, — надув щёчки, бежит к нам Хана: пышная юбка пружинится, маленькие медные хвостики болтаются в разные стороны. Гук продолжает обнимать, но чуть отодвигается в сторону, чтобы сестра смогла встать рядом. Поцеловав их в лобик, иду с ними в комнату, чтобы переодеть и послушать рассказ о сегодняшнем дне.

В детской появилась еще одна полезная вещь — ширма. Было решено приучать детей переодевать за ней. Чтобы потом, когда они стали взрослее, не возникло «небольших» проблем.

Время семейного ужина. Тэхён и Хосок вернулись с очередной поездки, поэтому сейчас вся большая семья в сборе.

 — Сегодня один мальчик в садике сказал, что я красивая, — сообщила нам Хана. — Но я сказала, что мне нравится другой мальчик, — спокойно продолжила она. И если мы с Юми захихикали в кулак, то взглянув на Хосока, я увидела отцовскую ревность. И мне было действительно жаль вилку в его руках.

 — И что же это за мальчик? — не сдержался от вопроса Чон.

 — Секрет, — мило улыбнулась дочка, отправляя в рот ложку с пюре. А мне пришлось успокаивать Хосока, гладя его по напряженной ладони.

 — Со следующего месяца Чонгук будет ходить на борьбу, — начинает Чон, удивляя меня таким внезапным решением. Я щурю глаза и недовольно сжимаю губы. «Ничего не обсудил со мной, а просто поставил в известность». Младший Чон кивает головой и растягивает губы в довольной улыбке, его глаза горят любопытством. — Ты же помнишь наш разговор?

 — Да, папа. Я должен защищать девочек, пока тебя нет дома, — гордо произносит Гук, выпрямляя спинку.

 — Я тоже хочу на борьбу, — вытянув губки, просит Хана.

 — Нет, я не хочу, чтобы твой будущий муж жаловался, что его избивает жена, — отшутился Хосок, хотя что-то мне подсказывает, что он и близко ни одного парня не подпустит к своей принцессе. И Гука не просто так отправляет на борьбу.

 — А мне можно пойти на борьбу? — интересуется Сокджин, внимательно смотря на родителей. Взглянув на него, сразу можно понять, что он сын Тэ, ведь он очень многое перенял у него: светлый волос, карие глаза, похожий овал лица. А вот от мамы взял: маленький носик и губки, где нижняя чуть пухлее верхней.

 — Конечно, — гладя сына по голове, согласился Тэ. Юми одобрительно улыбнулась. На этом наши разговоры за столом понемногу подошли к концу, как и сама трапеза.

После ужина — время чистить зубки и ложиться спать. Сегодня Юми читает им сказки на ночь, поэтому поцеловав детей в лобик и пожелав им сладких снов, я направилась в спальню. Оказавшись в комнате, я была захвачена в крепкие мужские объятия, что без слов несли меня к кровати.

 — Хосок, стой, нам нужно поговорить, — пытаюсь вырваться, но знаю, что сделать это крайне сложно.

 — Потом поговорим, сначала я хочу услышать язык наших тел, — опускаясь вместе со мной на кровать, он, не сдерживаясь, начинает стягивать с меня вещи.

 — Потом не получится, — упираюсь руками в его натренированную грудь и ругаю себя, за пошлые мысли, которые возникают от ощущений напряженности и жара мужского тела.

 — Я всё вижу, — ухмыляется Чон, ловя моё мимолетное помутнение рассудка. Он накрывает мою руку своей и ещё сильнее вжимает в свою грудь.

 — Чон, я серьёзно, — пытаюсь быть серьёзной, поэтому сосредоточенно смотрю в полные похоти глаза, что затягивают в омут разврата. Я могу прочитать в его взгляде все те вещи, что он собирается со мной делать и это действительно пытка, вот так сопротивляться ему.

 — Что случилось? — всё же спрашивает он, запуская свою руку вместе с моей к себе под рубашку. Чувствую его рельеф и то, как сокращаются от прикосновений мышцы.

 — Борьба — первое, — перевожу дыхание, так как дышать становится тяжело и в комнате заметно поднялась температура. — Нужно готовиться к переселению, девочки должны спать отдельно от мальчиков — второе. А третье — пока мы готовим комнату, нужно уже поменять их кровати, — протяжно выдыхаю, когда Чон наклоняется к лицу и совершенно спокойно водить носом по контурам лица, обжигает дыханием и улыбается моей сдержанности.

 — Я понял тебя, — шепчет на ухо, пробуждая стаю мурашек, что сбегают вниз от мочек ушей до кончиков пальцев на ногах. — Борьба — дело решенное. Чонгук приемник и он должен быть сильным. Ты ещё не знаешь, что я собираюсь учить детей охотиться. А нет, теперь знаешь, — хитро улыбается, приподнимаясь на вытянутых руках.

 — Что?! — возмущаюсь.

 — Мой отец тоже брал меня на охоту. Тем более, с оружием они познакомятся чуть попозже, пока только наблюдения и теория.

 — Чон, я не согласна, — сердито высказываюсь. — И секса у нас сегодня не будет, — отодвигаю его в сторону и тороплюсь встать с кровати. Но Хосок будет не Хосок, если силой не прижмет меня обратно к матрацу. Сжимаю кулаки и недовольно свожу брови.

 — У мафии свои правила и им нужно научиться всему, что знаю я. Только так я смогу защитить их, только так смогу быть спокоен, находясь не рядом с вами, — он был серьёзен в своих словах. Это не просто решение, что внезапно посетило его голову. Меня пугали его слова, пугало то, что может быть дальше, пугал его страх потерять нас. Но всё же, я была уверена, что он принимает верные решения и точно не навредит детям, которых так сильно любит. «Верно, я совсем забыла, что мой муж — мафия. Что внешний мир жесток и не всегда радушно принимает людей». И только я успокоилась и приняла его самостоятельное решение. Хотела сказать, что согласна, как он перебил меня: — И секс у нас будет, — уверенно и нагло произнес Хосок.

Сбежать от Чона — невозможно, отказать — непозволительно, а сопротивляться — бесполезно. «Он не исправим».

<p align="center" style="margin: 0px;">

***</p>

Как и сказал Хосок, он брал детей на охоту. Чонгук и Джин занимались борьбой. А Хана с восторженным взглядом смотрела, как мальчики отрабатывали приемы дома.

В возрасте десяти лет, когда мы поменяли детские кровати на более удобные, маленькие сорванцы, пока мы не видели, совместили кровати в одну большую. И когда мы увидели их «творение» были очень удивлены. Наша принцесса спала, держа за руки двух своих юных защитников. И если тогда это было мило, то сейчас, когда им уже по четырнадцать лет, это вызывает немалые проблемы. Как бы мы не старались убедить Хану спать в своей отдельной от мальчиков комнате, она все равно на утро оказывалась в объятиях одного из них.

 — Чон Хана, — грозно произнёс Хосок, вызвав к себе в кабинет дочку. Она виновато опустила голову и без конца теребила пальцы. — Сколько тебе ещё говорить, что ты должна спать у себя в комнате? Ты ведь уже взрослая девочка и всё прекрасно понимаешь, — Чон поднялся из-за стола и медленно подошёл к ней, остановившись напротив. Он в который раз осматривал повзрослевшую дочку, что так сильно похожа на него: маленькие и милые ушки, узкий носик и такой же медный волос, который отличался лишь длинной, что доходила до лопаток. А вот губки мамины: естественной формы с немного заостренными вершинами и уголками вверх. — Как же сложно, когда в ребенке сочетается два родительских характера, — тяжело выдохнул Хосок, заправляя прядь волос за ухо дочке. Я же не могла ими не любоваться. Я до сих пор помню, когда Хосок в первый раз сказал, что Хана точно пошла характером в меня. Она тогда, обиженная на отца, схватила первую попавшуюся на глаза вазу и, конечно же, разбила её. Сколько же тогда шума было, и я тоже попала под горячую руку, хотя не могу отрицать того, что это было приятно.

 — Хана, — я решила включиться в разговор, — папа беспокоится о тебе и мальчиках. Может, мы сможем найти компромисс? — она точно уже что-то придумала, маленькая лисица.

 — Борьба, — сдерживая победную улыбку, произносит Хана. Мы вернулись к ещё одной малоприятной теме.

 — Нет, — строго говорит Хосок, сводя брови вместе.

 — Может тогда самооборона? — надо же когда-то закончить их спор на этот счёт.