— Гм. Легко сказать.
Тоненьким голоском запищал зуммер полевого телефона, который стоял на топчане в изголовье. Николай пересел на постель и взял трубку:
— Да, я… А-а! Иван Федосеевич!… Нет, уже не надо. Черемных ушел… Все в порядке… Письмо у меня. Мы тут с Малковым еще раз читали… Что? Не-ет. Просто так. Хотя, он тоже влюбленный и грустит… Конечно, хорошее дело. Я ему так и сказал — грустить нечего. Ведь когда людей двое, душа в душу, — каждый сильнее становится. А как же!
Юрий с укором смотрел на Николая. А тот ему весело подмигнул, прикрыл трубку рукой и шепнул: «Ничего, Иван Федосеевич — отец, — поймет». И продолжал по телефону:
— Не-ет. Она здесь в бригаде… Ну-да, Потапова… Да. Они еще в школе вместе учились… Вот-вот. Я ему то же самое говорю… Правильно. И чтобы воевать лучше!..
С сияющими глазами Николай закончил разговор с Фоминым и с торжеством потряс телефонной трубкой над головой.
— Слышал? То-то же, товарищ гвардии влюбленный лейтенант!
Глава 8
В просторную, светлую и чистую землянку командира бригады пришел Фомин.
— А, Иван Федосеевич. Приветствую! С чем сегодня? — поднялся ему навстречу полковник.
— Здравствуйте. Я насчет Николая Погудина.
— Что такое?
— Вы же знаете: если этот парень что-нибудь задумал — должен выполнить, не угомонится, пока не сделает. Разрешите сесть?
— Да, да, садитесь.
Капитан Фомин снял фуражку, не торопясь пригладил волосы на затылке, и опустился на табурет, затрещавший под ним. Подполковник тоже сел. Он оперся грудью на край стола, словно собирался вскочить в любую минуту.
— Так что же с Погудиным? — не терпелось ему.
— Вообще, мне кажется, что замысел его осуществим. Хотя это и не совсем по политической части, но я обещал ему помочь и поговорить с вами. Теперь он десять раз за день напоминает.
— Да вы ближе к делу, Иван Федосеевич, а то ходите вокруг и около.
— Сейчас и дело будет, — медленно проговорил капитан. — Тут недалеко от нас есть за́мок, старый заброшенный. За двенадцать километров по ту сторону фронта у немцев — второй, почти такой же. Вот тот за́мок и не дает покоя Погудину.
— Вот как, «не дает покоя»? — живо повторил комбриг, быстро встал, вынул из портфеля карту и развернул ее на столе.
Капитан вместе с ним склонился над картой и показал карандашом:
— Вот он тот за́мок, вот линия фронта, а это наш.
— Да-а. Значит наблюдательный пункт в тылу врага? — раздумывал полковник. — Я уже слышал об этой затее. Скажите, Иван Федосеевич, откуда у рядового офицера такие сведения? Я поручил заняться этим начальнику штаба. Он вызывал Погудина, затем проверял его догадки. Все данные — и общевойсковой разведки, и воздушной, и показания пленных — подтверждают, что в этом за́мке действительно никого нет.
— Вы же знаете его, — улыбнулся Фомин. — Он уже перезнакомился со всей пехотой на переднем крае, с артиллеристами. Даже летчик из нашей корпусной авиаразведки к нему ходит в гости: они приятели, еще, кажется, по ФЗУ знакомы.
— Это интересно, — медленно повторил полковник. — «НП» за двенадцать километров в тылу противника. Вы посмотрите: за́мок как раз на перекрестке дорог. Дней бы на пяток там организовать наблюдение… Могут быть блестящие результаты.
— Он и предлагает туда пробраться.
— Глубокая разведка! — Полковник воодушевился. — Это хорошо. Смело задумано. Где Погудин?
— Там, в районе нашего за́мка со взводом занимается. Выдумал себе тему: «взятие обороняемого противником здания».
— Да, да. Мне начальник штаба говорил про эту тему. Это ведь вы ее предложили? Едем.
— Куда?
— К Погудину.
Маленький автомобиль полковника выехал из лесу, где стояла бригада, и запрыгал по грядкам убранного картофельного поля. В полукилометре впереди, над голыми деревьями старого парка возвышались островерхие крыши древнего за́мка. Его окружали развалины каменного забора. Автомашина нырнула во впадину, — очевидно когда-то здесь был крепостной ров, — и поехала вдоль парка. Еще издали офицеры увидели Николая, стоящего на крыше низкой пристройки. Он размахивал кулаком над головой, что-то кричал, то садился на корточки, то вскакивал. Потом он исчез и быстро появился на другой пристройке. Теперь уже было слышно, что Погудин подавал команды.
Полковник не любил, когда подчиненным приходилось, выполняя уставные требования, прерывать занятия и бежать к нему с докладом. Он велел шоферу остановиться, не доезжая до за́мка. Офицеры вышли из машины и через низкий забор проникли в парк. По толстому ковру мокрых осенних листьев им удалось незаметно подойти вплотную к строению, похожему на крепость.
— Нуртазинов! Пра-авильно! Так, так, — кричал наверху Николай. — С угла подходи: хитро придумал. Только не связывай бойцов лишними командами. Ясков — «убит». Назад. Начинай снова: в этом окне — пулемет, — мы условились. Перепелица! Гранаты — по окнам!
Десантники, крадучись, обступали обветшалое крыло за́мка. Они ловко подобрались к зданию и швырнули в окна верхних этажей деревянные чурки, заменяющие им гранаты. Несколько человек во главе с рыжеволосым старшиной, потерявшим в горячке шапку, спускалось с крыши по карнизу к окнам. В последний миг, когда все бойцы на «ура» бросились в атаку, Николай, разгоряченный, сам закричал «ура» и спрыгнул с крыши. Но тут же он безнадежно махнул рукой и позвал:
— Все-е ко мне!
Автоматчики, утирая потные лица, сбежались к нему и построились в шеренгу по-два. Старшина без шапки, стоя на правом фланге, быстро скомандовал: «Равняйсь! Смирно». Николай тихо приказал:
— Во-ольно.
Он сдвинул шапку на затылок и потер пальцами наморщенный лоб.
— Никуда-а не годится! Во-первых, медленно. Если так противника станем атаковать, он обрадуется: будет сидеть себе и пить шнапс. Да, да, улыбаться нечего. Дальше. А-агромный недостаток: мало хитрости, мало выдумки. Отделение Перепелицы действует, как при царе Горохе, «ура» — и только. Куда это годится? Отделение Нуртазинова лучше. Правильно сделали, что начали атаку с угла: меньше вероятности, что пулемет достанет как с этого боку, так и с того. Лучше всех сработало отделение Черемных. Они обошли — и со стороны глухой стены проникли на крышу. Потом по карнизу напали на противника сзади. Отделение гвардии старшины Черемных, выйти из строя!
Девять больше других раскрасневшихся бойцов, сделав два шага вперед, построились в шеренгу.
— За инициативу на занятиях от лица службы объявляю благодарность! — козырнул Николай.
— Служу Советскому Союзу, — выдохнули разом автоматчики.
— Встать в строй! Дальше. Ба-альшая наша беда: мы не умеем метать гранаты в окна. Если в бою будет так же — осколками себя уничтожим. Сейчас — десять минут перекур, затем отделения тренируются. Каждый становится вплотную к стене и бросает в окна второго этажа. Понятно? Черемных, шапку найди. Ты хоть бы гвоздем ее прибивал, что ли: все время теряешь, — весело закончил он.
Николай хотел разрешить разойтись, но по лицам солдат понял, что сзади к нему подошел кто-то из старших командиров. Он выдержал паузу и опустил руки по швам.
— Взво-од, смирно!
Как будто показывая новичкам образец гвардейской выправки, он повернулся и подчеркнуто по-уставному приложил концы вытянутых пальцев к виску. Затем чуть передохнул, соображая, зачем здесь командир бригады, и четко доложил ему о занятиях.
Полковник поздоровался с десантниками, пожал лейтенанту руку, сказал, что их усердие ему понравилось, и разрешил сделать перерыв вдвое больше. Николай смекнул, для чего приехал комбриг с Иваном Федосеевичем и, не дожидаясь вопроса, сразу предложил:
— Разрешите показать будущее «НП»?
Полковник и капитан переглянулись и последовали за Николаем.
Через крыльцо, где уже не было ни ступеней, ни дверей, офицеры вошли в огромный зал. Сапоги гулко застучали по мраморному полу. Все невольно стали ступать на носки. Это был древний польский за́мок, сооруженный очевидно в XVII веке. Но давно стерлись старинные фрески на обветшалых стенах. Вместо окон и дверей зияли неровные отверстия. Погудин повел полковника и капитана узким, мрачным коридором наверх по лестнице, вымощенной каменным бруском. Ступени крошились, отдельные камни из них вываливались. Глухое эхо разносилось под истрескавшимися сводами.