«Неужели они проступают из камня?» подумал Цырен и испугался, что он своим неверием прогневит богов.

Ребята ушли вперёд, и Цырен остался один. «Может быть, бабушка говорила неправду»,- мелькнула мысль. Ветер протяжно загудел в арке, Цырена охватил страх перед величественным «Храмом-Воротами». Он торопливо выдернул из кармана бабушкины тряпочки, положил их на субарган и хотел помолиться, но от страха забыл все слова молитвы.

В это время за его спиной раздался насмешливый голос:

- Эх ты, а пионер! Бабкины сказки слушаешь!

Цырен вздрогнул - перед ним стоял Батор.

Цырен покраснел, лоб его покрылся испариной. Он молча бросился в кусты шиповника.

Цырен крался по тёмному лесу. Полная луна то уходила за облако, то опять показывалась, озаряя землю и как бы удивлённо глядя на человека. Таинственна и непонятна жизнь ночного леса. Дорогу преграждали косматые лиственницы, корявые ёлки пытались колючими лапами охватить шею. Высокие травы вязали, опутывали ноги. В чащобе, совсем рядом, кто-то хрипло дышал и поскрипывал зубами.

Самолюбивого, упрямого Цырена жёг стыд. После того, как Батор увидел, что Цырен молился, лучше уйти, погибнуть, чем показаться на глаза ребятам. Сейчас, наверное, он рассказывает у костра о лоскутках Цырена, и все хохочут. Цырен всхлипнул.

Куда шёл, он не знал, лишь бы подальше от ребят. Спотыкаясь о валежник, он лез в гору. Вдруг из-под ног его шарахнулась птица. Цырен охнул, ноги ослабли.

Очнувшись, он понял, что шепчет молитву, которой учила бабушка. «Да птица же это, - уговаривал себя Цырен. - И слова молитвы, наверное, не выползают из камней. Это краска. Но куда и зачем я иду? Бабушка старая, она не всё понимает, не ходила в школу. А Тумэн Ухинович ясно говорил: нет бурханов, нет чертей».

Мысль эта как будто успокоила его. «Сейчас вернусь на стоянку и потихоньку лягу. Ребята спят, и никто даже не заметит. Как будто я никуда и не уходил». Цырен взглянул вверх. Насмешливую луну и сердито мигающие звёзды затянуло хмурыми тучами. Посыпался щедрый и крупный дождь. Его тугие струи стегали, как тонкие лозы. Цырен ёжился, и ему теперь казалось, что на земле самое лучшее, уютное место - сухая палатка. Лежать среди ребят, в тепле. Никогда он, казалось, не любил так товарищей.

Сверкнула молния, вырвала из тьмы бушующие вершины огромных деревьев. И опять надвинулась, рокоча, непроглядная темень, как будто с высот Алханая катилась, сотрясая землю, скала.

Цырен юркнул под шатер густых кедровых лап, но тугие струи пробивали хвою.

Цырен присел на корточки около ствола. Ствол шевелился, тёр его спину, а струи секли, как розги, и Цырен походил на степного суслика, залитого водой.

Дождь как внезапно начался, так внезапно и перестал.

Цырен вскочил, отряхнулся и, дрожа от холода, побежал в ту сторону, где ребята раскинули бивак. В ботинках хлюпала вода. Шёл он долго, спотыкаясь о корни. Путь его преграждала упругая сеть ветвей, и порой он повисал в них, как муха в паутине. Наконец Цырен понял, что заблудился. Он решил дождаться утра и спрятался от ветра под большим деревом. Когда немного согрелся, глаза его невольно слиплись , и он задремал.

Цырен очнулся, оттого что над головой его пронзительно заплакал ребёнок. Цырен вскочил, прислушался. Крик повторился. Цырен бросился бежать, но шагах в пяти от скалы споткнулся и упал. Звякнул привязанный к рюкзаку медный котелок. Зачем, зачем Цырен думал, что нет бурханов и нет чертей?! Вспомнил, как бабушка, провожая его, шептала: «Молись бурханам». Цырен схватился за лицо, оно было всё исцарапано ветками - ссадины жгло. Не помня себя, Цырен забормотал молитву, сложив руки. Скала, выступавшая в предутренней дымке, была похожа на бога Шойжила, который с разинутым ртом скакал на синем быке, замахнувшись палицей.

- Боже, боже, спаси! Не сердись на меня! Я не хотел… - причитал Цырен, силясь подняться с земли.

Но ветка упёрлась в затылок, и Цырену почудилось, будто кто-то схватил его. Он закричал: «Мама!» - и стал отбиваться, дрыгая ногами.

«Котелок! Котелок! Всё из-за него! Зачем взял? Бабушка же говорила: «Не бери на дороге посуду - быть несчастью!»

Мысли путались. Цырен принялся дёргать, рвать мокрую верёвку, которой был привязан котелок, но она не поддавалась, порезала до крови руку. Наконец верёвка лопнула, котелок, глухо стукнув, отлетел в сторону. Цырен, скуля по-щенячьи, торопился отползти от страшной скалы. Перед глазами кружились искры, пятна, круги, как будто мельтешило множество пёстрых лоскутков, которые бабушка послала в дар богам.

Цырен со всех ног побежал под гору. Внезапно рядом в чаще кто-то хрипло захохотал. Цырен задохнулся и завопил: «Спасите!» Но вместо крика вырвалось глухое мычание.

…Рассвело. Как только брызнули первые лучи солнца, Цырен пришёл в себя, и страх постепенно утих. От одежды шёл пар. Цырен едва-едва волочил ноги. При каждом шаге громко хлопала оторванная подмётка. Усталые руки и ноги ныли, оцарапанное лицо болело.

Наконец Цырен прибрёл к какой-то речке. На другом берегу паслись овцы. Только чабана не было видно. Мысль, что где-то близко есть человек, немного успокоила Цырена. И тут он почувствовал, что больше не в силах сделать даже шага. Морщась от боли, Цырен опустился на землю и сразу же уснул.

В тишине прошелестела ветка, из кустов высунулась морда волка. Голодная, нервная зевота разодрала волчью пасть. Мелькнули жёлтые клыки и между ними длинный красный язык.

Волк, не спуская глаз с Цырена, осторожно шагнул и вышел из кустов на полянку…

Впереди всех карабкался по камням Баяр. Сев отдохнуть на большом камне, он смотрел на идущих снизу. Замыкающий цепочку ребят толстяк Эрдэмтэ, погнавшись за толстяком Эхишэ, упал и покатился обратно.

- Эй, Эрдэмтэ! Вперёд иди! Зачем возвращаешься?- засмеялся Баяр.

- Фу, тяжёлая коллекция, спину давит, - проговорил, отдуваясь, Володя, движением плеча поправляя сползающий рюкзак.

- Э, лишние камни выбрось!

- Ишь ты какой! А сам чего не выбросишь свои гербарии?

- Они лёгкие как пёрышки, - возразил Баяр, сдирая с камня лишайник и закладывая его в тетрадь.

Георгий Николаевич осмотрел лишайник и проговорил:

- Такие же лишайники растут в тундре. Ходил я и там с экспедицией.

Лицо учителя потемнело от солнца, и глаза от этого казались синее.

- В тундре? - заинтересовался Баяр. - А как же они выросли на Алханае?

В это время подошли отставшие ребята и, сбросив рюкзаки, расположились отдыхать.

- Все заметили, как меняется растительность от подножия к вершине горы? - спросил Георгий Николаевич закуривая.

Некоторые переглянулись смущённо - прозевали.

- Если ходить, как верблюд, задрав голову, то можно не заметить лежащую корову и споткнуться,- улыбнувшись, сказал Георгий Николаевич бурятскую поговорку.

- И правда, - оживился Володя, - в начале горы - берёзы, осины, выше - сосны, лиственницы, а ещё выше - кедр.

- Верно заметил, - кивнул Георгий Николаевич. - Это меняются почвенно-климатические зоны. Вспомните-ка уроки географии. Внизу-смешанный лес, повыше - зона тайги, а здесь уже начинается зона тундры. Какие растения в тундре?

- Мох ягель! Им питаются северные олени! - выкрикнул Баяр. - Вот он, - и показал на камнях беловатый мох. - А где же кедровые стланцы?

- Ещё немного поднимемся - будут и стелющиеся кедры.

- И как это на одной горе могли получиться такие разные зоны? - удивлялся Баяр.

- Володя, у подножия Алханая сколько градусов было? - спросил Георгий Николаевич.

Володя достал из кармана лыжной куртки тетрадь:

- У подножия - 24,7°, у водопада «Девять желобов»- 19,1°.

- Поняли, в чём дело? - повернулся Георгий Николаевич.