— За сорок ниже нуля перевалило, — пробормотал Малыш с полным ртом. — Полагаю, холодней уже не будет, впрочем, и теплей тоже. Для того, чтобы прокладывать дорогу, нужна как раз такая погода.

Кит не ответил. Его рот был набит бобами, и он изредка поглядывал на коренную собаку, лежавшую в нескольких футах от него. Этот серый озябший волк смотрел на хозяина с той бесконечной тоской, с той дикой жадностью, которая часто светится в глазах полярных псов. Киту давно уже был знаком этот взгляд, но до сих пор видел в нем непостижимое чудо. Чтобы стряхнуть гипноз, он поставил тарелку и чашку и пошел к саням открывать мешок с сушеной рыбой.

— Эй! — крикнул Малыш. — Что ты делаешь?

— Нарушаю осе законы, обряды и обычаи, — ответил Кит. — С обираюсь кормить — собак в середине дня. Они здорово потрудились, а им предстоит еще восхождение на перевал. Да кроме того, Брайт сказал мне своими глазами многое, о чем не расскажешь в словах.

Малыш скептически улыбнулся.

— Так, так, порти их. Скоро мы им маникюр делать будем. Рекомендую кольд-крем и электромассаж, очень полезно для ездовых собак. А по субботам води их в турецкие бани.

— Я никогда еще не кормил собак днем, — ответил Кит. — И больше не буду. Но сегодня покормлю. У меня такая причуда.

— О, раз это примета, так корми, — тотчас же смягчился Малыш. — Каждый человек должен следовать своим приметам.

— Это не примета, Малыш, проста Брайт раздразнил мое воображение. В глазах этого пса в один миг я прочел больше, чем мог бы прочесть в книгах за тысячу лет. В его глазах скрыты все тайны жизни. Они живут и движутся в его зрачках. Беда в том, что я понял их на мгновение, а потом сразу забыл. Я почти коснулся их, но не стал умнее, чем раньше. Не могу тебе объяснить как, но в глазах этого пса скрывается разгадка того, что такое жизнь. Эволюция, звездная пыль, мировая сила и вообще — все.

— То есть, говоря попросту, ты веришь в приметы.

Кит раздал собакам по сушеному лососю и покачал головой.

— А я тебе говорю, что веришь, — настаивал Малыш. — Кит, это верный знак. Что-то должно случиться сегодня. Ты сам увидишь. Сушеная рыба что-нибудь да значит.

— Ты должен мне это доказать, — сказал Кит.

— Нет, не должен. Время само об этом позаботится. Слушай, что я тебе скажу. Глядя на тебя, и я нашел примету. Ставлю одиннадцать унций золота против трех зубочисток, что я прав. Я не боюсь глядеть в лицо приметам.

— Нет, лучше ты ставь зубочистки, а я поставлю унции, — ответил Кит.

— Это будет просто грабеж. Я бью наверняка. Я верю своим приметам. До вечера должно что-нибудь случиться, и рыба что-нибудь да значит.

— Чепуха, — сказал Кит, пытаясь окончить разговор.

— И случится какая-нибудь дрянь, — сказал Малыш. — Принимаю еще три зубочистки, что дрянное выйдет дело.

— Идет, — сказал Кит.

— Я выиграю, — торжествовал Малыш. — У меня будут зубочистки из куриных перьев.

Час спустя они перебрались через перевал по узкому извилистому каньону, прошли мимо Плешивых Камней и вышли на открытый, довольно крутой скат, спускавшийся к ручью Дикобраза. Малыш, который шел впереди, внезапно остановился. Кит прикрикнул на собак. Им навстречу подымались вереницей люди, растянувшись в беспорядке на добрые четверть мили.

— Тащатся, как на похоронах, — заметил Малыш.

— У них нет собак, — сказал Кит.

— Да. Вон двое тянут сани.

— Смотри, какой-то парень шлепнулся. Что-то неладно, Малыш. Их здесь не меньше двухсот человек.

— Они шатаются, как пьяные. Вот и второй Упал.

— Их здесь целое племя. Есть и дети.

— Кит, я выиграл, — возгласил Малыш. — Примета есть примета, и тут ничего не поделаешь. Гляди, они ползут, как загробные тени.

Индейцы, при виде обоих путников, радостно закричали и ускорили шаг.

— Они изрядно нахлестались, — сказал Малыш. — Так и валятся направо и налево.

— Посмотри, какое лицо у передового, — сказал Кит. — Это их голод качает. Они съели своих собак.

— Что же нам делать? Удирать?

— Оставив сани и собак? — опросил Кит.

— Они сожрут нас, если мы не удерем. Они такие голодные, что и это могут. Эй, ребята, что с вами случилось? Да не глядите так на собак. В котле не варить, нельзя, поняли?

Идущие впереди окружили их, воя и причитая на каком-то незнакомом наречии. Кит с ужасом смотрел на эту картину. Да, это был голод. Их лица с провалившимися щеками и натянутой кожей походили на голые черепа. Остальные подходили все ближе и ближе: Кит и Малыш были окружены обезумевшей толпой.

— Берегись! Прочь с дороги! — завопил Малыш, переходя на английский язык после тщетной попытки использовать свои скудные познания в наречии индейцев.

Мужчины, женщины и дети подходили и подходили, они шатались, ноги их дрожали, в глазах стояли слезы отчаяния, они горели голодным огнем. Какая-то женщина прошла мимо Малыша и упала на сани, широко растопырив руки. Ее примеру последовал старик, который, пыхтя и задыхаясь, сделал попытку дрожащими руками развязать мешки и добраться до продовольствия. Какой-то молодой человек, обнажив нож, кинулся на путников, но Кит отбросил его. Толпа стала напирать со всех сторон, и началась свалка.

Сначала Кит и Малыш только отпихивали нападавших, но потом им пришлось пустить в ход бич для собак и кулаки пролив обезумевших от голода. А поодаль стонали и плакали женщины и дети. Во многих местах санные ремни были уже перерезаны. Мужчины подползали на животах и, невзирая на удары бича, хватались за мешки с продовольствием. Их приходилось отбрасывать в сторону. Они были так слабы, что падали от одного толчка. Однако не было сделано ни одной попытки напасть на людей, оборонявших сани.

Только эта чрезвычайная слабость индейцев спасла Кита с Малышом. В пять минут они сбили с ног всю толпу. Индейцы корчились в снегу, воя, визжа и не спуская глаз с пищи, от которой зависела их жизнь. Женщины и дети рыдали.

— Замолчите! да замолчите же! — кричал Малыш, затыкая уши. — Ах, ты вот как, — заревел он, бросаясь на индейца, пытавшегося перерезать горло коренной собаке и выбивая нож из его рук.

— Ужас! Какой ужас! — пробормотал Кит.

— Я выбился из сил, — сказал Малыш, отходя от спасенного Брайта. — Что нам делать с этим лазаретом?

Кит покачал головой. Но вопрос разрешился сам собой. Из толпы выбрался индеец, смотря своим единственным глазом на Кита, а не на сани. Видно было, как он боролся с самим собой. Второй его глаз был подбит Малышом. Индеец приподнялся на локте и заговорил.

— Моя — Карлук. Моя — хороший сиваш. Моя знает белый человек. Моя сильно голодный. Все люди шибко голодные. Все люди не знает белый человек. Моя знает. Моя теперь кушать. Все люди кушать. Моя купить пища. Наша много золота. Нет пища. Летом лосось не идет. Молочная река. Зима, карибу нет ходи. Нет пища. Моя говорил все люди. Моя говорил, ходи Юкон, там белый человек. У белый человек много пища. Белый человек любит золото. Бери золото, ходи Юкон, белый человек дает пища. Много золота. Моя знает, белый человек любит золото.

Дрожащими пальцами он стал шарить в мешке, вытащенном из-за пояса.

— Слишком много шума, — перебил era Малыш. — Скажи женщинам, скажи детям заткнуть глотки.

Карлук обернулся и закричал на воющих женщин. Другие мужчины тоже стали кричать на них, женщины притихли и стали унимать детей.

Карлук перестал шарить в мешке и несколько раз поднял руку с растопыренными пальцами.

— Вот сколько люди мертвый, — сказал он.

Кит, следя за движениями его пальцев, понял, что семьдесят пять человек из племени уже умерло от голода.

— Моя купит пища, — сказал Карлук и вынул из мешка кусок тяжелого металла. Остальные последовали его примеру, и со всех сторон посыпались такие же куски.

Малыш вытаращил глаза.

— Господи! — воскликнул он. — Медь! Красная медь! Они приняли ее за золото.

— Его — золото, — сказал Карлук, поняв восклицание Малыша.