— Как все прошло с Джоэлем? — интересуется Роуэн, расположившись на диване, как только мы оказываемся одни.
Мы провели вечер, наблюдая, как три рокера, не имевшие ни малейшего понятия, что они делают, пытались починить мою дверь. Адам и Шон заметили мои травмированные запястья, но сделали вид, что ничего не видели, и я утопила свой дискомфорт в блендере, полном замороженной смеси Маргариты с текилой. Мне, вероятно, следовало бы готовиться к завтрашнему важному тесту, но я не могла пропустить такой спектакль в своей квартире. К моменту ухода ребят, все, что им удалось сделать — снять старую дверь с петель и предложить мне купить бисерную шторку вместо нее.
Я пожимаю плечами, стоя в открытом дверном проеме, и качаю головой, глядя на пространство.
— Он думает, что заботится обо мне.
После нашего разговора я перестала сомневаться в заботе Джоэля. Единственный вопрос сейчас — как долго это продлится.
— Как и я, — произносит Роуэн и, когда мой удивленный взгляд фокусируется на ней, объясняет. — Он сбил свои костяшки и вынес твою дверь.
Я плюхаюсь на диванную подушку рядом с ней.
— Ага, потому что он — идиот.
Она смеется.
— Да, так и есть, но он идиот, которому ты нравишься.
— Везет же мне.
— Разве не этого ты хотела? — хмурится Роуэн.
— Этого, но только не из-за того, что он считает, что обязан.
— Что ты имеешь в виду?
Я вздыхаю и роняю руки на колени.
— Он бы не сделал этого раньше.
Мне не нужно объяснять раньше чего, потому что вся моя жизнь теперь будет делиться на «до» и «после» этого события.
— Возможно, это было для него призывом к действию…
— Да, возможно, — отвечаю я, слишком уставшая, чтобы лопать ее мыльный пузырь.
Роуэн хочет, чтобы я была счастлива, и я тоже этого хочу, но счастье, которое я нахожу с парнями — мимолетно, а то, что найду с Джоэлем — будет разрушительно.
Умывшись и пожелав Роуэн спокойной ночи, я сворачиваюсь под теплыми одеялами, осторожно разместив запястья на подушке, а не под ней. Мои глаза закрываются в настоящем, а сон уносит в прошлое.
— Ди, иди сюда, — зовет моя мама точно так же, как это было в нашу последнюю встречу.
Мне было одиннадцать лет, я стояла на верхней ступеньке лестницы и смотрела на ее чемоданы у двери.
— Куда ты? — спросила я.
— Спустись вниз, чтобы я поцеловала тебя.
Я неохотно спустилась вниз, в ее объятья, но не обнимала в ответ. Она поцеловала меня в макушку.
— Будь доброй к отцу, хорошо?
Я уставилась на маму, когда она отпустила меня и одарила приторной улыбкой, которую я не пыталась отразить. Мне было понятно, что она бросает нас. Только я понятия не имела, что больше никогда не увижу ее. Она в последний раз взглянула на моего отца, который сидел на диване, обхватив голову руками, после чего развернулась и шагнула на крыльцо, закрыв между нами дверь.
Я просыпаюсь от звука закрывшейся двери, все мое лицо покрыто слезами. Гневно вытираю слезы и швыряю пропитанную слезами подушку в тонкий солнечный луч, пересекающий деревянный пол, проклиная свое подсознание за сон о матери. Я не плакала о ней с того года, после того как выплакала все слезы в объятиях Роуэн. Мой отец тоже плакал, когда думал, что я не слышу, и я никогда не прощу ее за это.
Несколько секунд спустя я держу около уха телефон с отцом на линии.
— Привет, лапочка.
Я едва не рассыпаюсь на части, когда слышу его мягкий голос.
— Ди?
— Привет, папочка. Как ты?
— Что-то случилось? — спрашивает он, его забота делает меня сильнее.
— Нет, я только проснулась. Мне приснился сон о тебе.
— Правда? Что приснилось?
— Что я была дома и по-прежнему должна была есть твои свиные отбивные и зеленую фасоль, — лгу я.
Мой папа взрывается от смеха, который высушивает мои слезы и заставляет улыбнуться. Несмотря на то, что он был тем, кто вырастил меня, он так и не овладел искусством готовки и не мог приготовить отбивную, чтобы не сжечь ее.
— Продолжай в том же духе, и это блюдо будет на каждый праздник, когда ты будешь приезжать домой, — дразнится он.
Смахиваю ладошкой последние слезы.
— Я скучаю по тебе, папа.
— Я тоже скучаю. Теперь ты расскажешь мне, что случилось, или мне придется позвонить Роуэн?
Господи, столько всего стряслось, даже не знаю с чего начать. Но ни о чем из этого я не могу рассказать отцу, иначе он захочет, чтобы я бросила учебу здесь и поступила куда-нибудь поближе к дому. Мне и без того было достаточно трудно оставить его одного. Также папа бы захотел, чтобы я выдвинула обвинения против Коди, но у нас с Роуэн уже была дискуссия по этому поводу, и я не собираюсь менять свое решение. Я хочу оставить в прошлом происшествие с Коди и забыть об этом. Знаю, это эгоистично, но, что есть, то есть. Также, полагаю, единственная причина, по которой Коди не выдвинул обвинений против Джоэля — козыри в моих руках.
— Думаю, я хочу уволиться, — говорю отцу.
Во всяком случае, это часть правды, и все, чем я могу поделиться. Я прогуляла вчерашнюю смену, за что меня могут уволить или не уволить, и на этой неделе у меня нет ни малейшего желания иметь дело с навязчивыми заказчиками или столкнуться с Эйденом после того, что произошло между нами несколько ночей назад. Теперь меня тошнит от воспоминаний.
— Что-то случилось?
— Нет. Я просто ненавижу людей.
Мой отец снова смеется, вызывая еще одну улыбку.
— Ты же знаешь, что тебе не нужно было в первую очередь устраиваться на работу. Я лишь хочу, чтобы ты сконцентрировалась на учебе. Как дела на занятиях?
Я сажусь и скрещиваю ноги, опираясь локтями о колени и дергая спутанные волосы.
— В ближайшее время будут опубликованы промежуточные баллы... и мой будет не очень, НО, — произношу я, прежде чем он перебьет меня. — Клянусь, я улучшу его.
Пауза, а затем:
— Насколько «не очень»?
Еще одна пауза, и я признаюсь:
— Вероятно, я даже не должна говорить тебе.
Отец вздыхает.
— Но ты собираешься улучшить его?
— Начиная с сегодняшнего дня.
— Клянешься?
— Честно-пречестно.
— И ты приедешь на ближайшие выходные, чтобы повидать своего родного старенького папочку?
Я смеюсь в трубку.
— Конечно. Пасха не за горами. Я даже стану готовить все время, пока буду дома.
— Думаю, я лучше свожу тебя куда-нибудь, чтобы отпраздновать хорошие оценки, которые ты получишь.
Ох, чувство вины перед папой — он точно знает, как сгустить краски.
— По рукам.
Положив трубку, привожу свой план в действие. Первый шаг: пропустить историю, потому что я не подготовилась к сегодняшнему важному тесту. Второй шаг: пойти к врачу с псевдо-кашлем, чтобы получить оправдание за пропущенный тест.
Я посещаю первые два занятия, но пропускаю последнее. Сижу в приемной студенческой поликлиники, когда пиликает мой телефон, и читаю смс.
Приходи после занятий.
Зачем?
Мне нужна причина?
Вообще-то теперь тебе нужно 10 причин или я не приду.
Я широко улыбаюсь, когда сообщения начинают приходить по очереди.
Скучаю по твоему сексуальному телу.
Скучаю по твоему красивому лицу.
Хочу увидеть, в чем ты.
Я устал и голоден, поэтому мы должны сходить поесть.
Адам сочиняет и не позволяет мне помогать.
Шон не позволяет мне взять его машину, потому что он — отстой.
Я уже говорил, что ты секси?
Ты сейчас улыбаешься.
Я забочусь о тебе ;)
Когда на меня падает тень, я поднимаю голову и встречаюсь с хмурым лицом разъяренной миссис Даутфайр.
— Разве ты не видела объявление?
Видела, конечно. Дурацкое объявление о том, что нужно отключить телефон в помещении. То, на которое никто не обращает внимание.
— Какое объявление?
— Ты должна выключить телефон, — приказывает она.
Я включаю беззвучный режим и прячу телефон в сумочку, успокаивая миссис Даутфайр чересчур слащавой улыбкой. Несколько минут спустя называют мое имя и меня заводят в кабинет для пациентов, где врач-интерн ведется на мою слезливую историю. Он выписывает мне справку и рецепт, который на выходе я выбрасываю в урну, а затем направляюсь к своей машине и вытягиваю из сумочки телефон.
У меня для тебя сюрприз.
Ох, этот парень любит играть в грязные игры.
Какой сюрприз?
Такой, что тебе нужно будет приехать сюда, чтобы получить его.
Когда обнаруживаю себя тупо уставившейся и улыбающейся в одно и то же время, рычу на телефон и бросаю его в сумочку. Двадцать минут спустя моя машина припаркована у дома Адама, а каблуки стучат по коридору четвертого этажа.
Я стучу в дверь квартиры 4Е и сразу слышу крик Роуэн: «НЕТ! Оставайся на кухне!». Несколько секунд спустя она распахивает дверь, ее лицо перекошено от негодования. Я протягиваю руку к ее лицу, чтобы стереть муку с носа, прежде чем последовать за подругой в гостиную.
Адам сидит за барной стойкой, качая взад-вперед ногой, хватает горсть шоколадных чипсов из стеклянной миски и закидывает голову, чтобы съесть их. Роуэн быстро подходит к нему и хватает за запястье, прежде чем ему удается это сделать. Тянет его руку обратно к миске и трясет, пока он не выбрасывает все взятые чипсы к остальным.
Шон стоит, прислонившись к кухонной стене, смеется и запускает руку в пакет с шоколадными чипсами, бросая громадную горсть в рот.
— Почему ему можно есть чипсы? — ноет Адам, глядя на Шона.
— Потому что он пошел в магазин и купил себе еще одну пачку, — отвечает Роуэн. Она садится за барную стойку рядом с Джоэлем, улыбающимся мне так, словно у него есть секрет, который он с трудом сдерживает в себе.
— Поделись со мной, — предлагает Адам Шону, и тот в очередной раз закидывает удушающих размеров пригоршню в рот, прежде чем самодовольно ухмыльнуться Адаму.
— Сам с собой поделись, — дразнится он с набитым ртом.
— Шон, — гаркает Роуэн. — Дай Адаму эти чертовы чипсы, или я стукну тебя деревянной ложкой, — она машет ему выбранным оружием. — И ты знаешь, что я это сделаю!
Шон с Адамом смеются, и Шон кладет один шоколадный чипс на стойку перед Адамом. Он смотрит на чипс, а затем на Шона, после чего кладет его в рот.
— Печенье? — спрашиваю я, взбираясь на стул рядом с Адамом.