Океанос посмотрел на нее, улыбнулся.

- Вы всегда такая?

Она удивилась до смущения.

- Какая?

- Переживаете из-за того, что еще не случилось...

Мэй захотелось сказать ему:

- Боюсь, что это уже случилось.

- Не бойтесь!

Вновь улыбка, настойчивый взгляд...

- Если что-то уже случилось, Мэй, так даже лучше - вы знаете, что вам

делать, вы знаете, если не как, то, от чего вам защищаться!

Да, он прав...

- Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями, - Сказал ей Океанос. -

Она приедет к ужину.

Он словно попросил ее об этом, приехать к ужину. . Мэй это

почувствовала, или то ее извечная неуверенность???

- Отдохните, - Сказал ей Океанос, мягко, но безапелляционно.

-Распакуйте свои вещи, развесьте платья... обыденные дела

успокаивают!

Она подумала, ты все понимаешь...

- В одном хорошем фильме звучат такие слова: «Когда я прихожу в

этот сад, созданный моими предками, я вспоминаю: как и эти цветы,

все мы умираем. Чувствовать жизнь в каждом вздохе, в каждой чашке

чая, в каждой жизни, которую мы отнимаем это и есть путь Воина; это

и есть Бусидо»... - Сказал ей он.

14

Чувствуйте жизнь, Мэй, в том, что вы потеряли и в том, что вы

обретаете, во всем есть жизнь!

Это была комната в греческом стиле, светлая, воздушная, и элегантная.

В ней было уютно.

В ней было тепло.

Мэй нерешительно села на диван темно-синего цвета, посмотрела на

столик и кресло в стиле Модерн, серебристого цвета...

Очень красиво...

Она живет в трейлере, чистом, но бедном. Беднота всегда стремится к

чистоте, и выглядит еще беднее!

Мэй подумала, я сломалась, после смерти Астона, я сломалась...

С годами она поняла, что позволила себе слабость слабого - умирать

от горя, сила сильного жить с горем, а слабость слабого, умирать от

горя.

Жалеет ли она об этом? Иногда. Из-за дочери. Но только иногда!

Через час к ней пришла Палома...

- Океанос приглашает вас выпить с ним аперитив.

- Спасибо.

Мэй немного растерялась, для нее это слишком необычно.

- Вы не похожи на дочь.

Женщина посмотрела на нее внимательно и задумчиво.

- Да, - Согласилась с ней она. - Мы живем на одной планете, но в

разных мирах.

Палома посмотрела на нее со смятением.

- Вы жалеете?

Мэй печально улыбнулась.

- В итоге каждый оказывается на своем месте, там где должен был

быть. Мне нет места в ее мире, так же как ей в моем.

Она была красива, Палома... даже очень красива! Черные волосы и

карие глаза, фарфоровая кожа...

15

- Как странно, - Сказала ей Палома. - Вы напомнили о книге, которую

я читала в тюрьме...

Мэй удивилась, улыбнулась, развеселилась.

- В тюрьме?

- Да, - Красавица брюнетка заглянула ей в глаза. - «Когда я вижу

человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно бить по

морде человека!

Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю. Вот кто-то пришел ко мне

в гости, он стучится в мою дверь. Я говорю: "Войдите!" Он входит и

говорит: "Здравствуйте! Как хорошо, что я застал вас дома!" А я его

стук по морде, а потом еще сапогом в промежность. Мой гость падает

навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по глазам! Дескать,

нечего шляться, когда не звали!

А то еще так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость

соглашается, садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю

вид, что слушаю его с большим интересом, киваю головой, ахаю,

делаю удивленные глаза и смеюсь. Гость, польщенный моим

вниманием, расходится все больше и больше. Я спокойно наливаю

полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду. Гость

вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: «Больше нет в душе

моей добродетели. Убирайтесь вон!» И я выталкиваю гостя»...

Она поняла.

- Сначала заканчиваются слезы, а потом добродетель.

Когда Мэй вошла в гостиную в сопровождении Паломы, Океанос

сидел в кресле, а у его ног лежала немецкая овчарка...

Молодой человек вежливо встал, собака не пошевелилась.

- Это невоспитанное существо зовут Шоколад, - Сказал ей он,

посмотрев на собаку. - Мы давно дружим. Очень давно. И уже не

пытаемся перевоспитать друг друга...

Океанос перевел взгляд на нее.

- Друзья это те, кто не пытается перевоспитать друг друга.

16

Он посмотрел на Палому, кивнул ей, и она вышла.

- Что вы желаете в качестве аперитива? - Спросил ее Океанос. - Ракия?

Бехеровка? Узо?

Мэй улыбнулась.

- Я бы хотела попробовать все, но боюсь опьянеть, и наговорить

глупостей или гадостей.

Он посмотрел на нее очень весело.

- Опьянеть это прекрасно, я уже давно не был пьян.

- У вас все впереди.

- У меня настолько все впереди, что уже позади.

Она рассмеялась.

Шоколад облизнулся и лег на бок...

Океанос подошел к ней.

- Давайте выпьем! Когда все позади, остается только пить!

Мэй посмотрела на него - ей пришлось запрокинуть голову, чтобы

посмотреть на него.

- Вы сказали мне, что Сильвия сейчас в Риме со своими друзьями... А

вы... почему? Не в Риме...

Улыбка на его губах... Или усмешка?

- Мне там не рады.

Она удивилась.

- Мне нигде не рады, Мэй!

Океанос заглянул ей в глаза.

- Я убийца, я не говорил вам об этом? Я убил двух человек!

Она увидела его только через два дня, и когда она увидела его, она

почувствовала, что ей не хватало его...

Он вошел в обеденную, высокий и изящный, одетый в белую рубашку

поло и темно синие брюки, он сказал ей:

- Доброе утро, Мэй!

- Здравствуйте, Океанос. - Улыбнулась она.

- Вы не против... позавтракать со мной?

17

Он спросил ее об этом так тихо...

Мэй почувствовала, что ему было не просто прийти...

- Я всегда «за», - Улыбнулась ему она. - Я как Полианна: «Я считаю,

что надо есть торт и получать удовольствия тогда, когда их тебе

предлагают; так что я хочу посмотреть все, что могу сейчас, пока я

здесь»...

Океанос посмотрел на нее задумчиво.

- Вы так говорите... Словно прощаетесь... с жизнью!

- Каждый день это прощание с жизнью, но это не значит, что мы

умрем!

В его тигриных глазах отразилось смятение...

Он сел за стол, заглянул ей в глаза.

- Ваше отношение ко мне не изменилось?

- Честно?

Мэй тоже заглянула ему в глаза.

- Лично мне вы ничего не сделали.

Она подумала, как трудно посмотреть в глаза...

Мэй сказала Океаносу:

- Не мне осуждать вас, не мне!

- Perché?

- Мы все настолько не правы в чем то, что правы во всем.

Его желтые глаза потемнели...

- Тот, кто живет и ни о чем не жалеет, либо дурак, либо святой.

- А может, сумасшедший?

Угасающее солнце, там, в его глазах...

- Сумасшедшие так счастливо несчастливы...

Он улыбнулся.

- Счастливое несчастье?

Она тоже улыбнулась.

18

- Да, они все забыли! Нет страшнее потери, чем все забыть!

- Но ведь это такое облегчение, все забыть!

- Облегчение, Океанос, это вспоминать, и радоваться что это было!

- А если ты убил?!

Океанос нахмурился.

- Живи - вставай утром, ешь, пей, ходи на работу, люби, гуляй, смотри

кино и... чувствуй, как прекрасно было то, что ты отнял!

Он вдруг сказал ей:

- Составьте мне компанию, Мэй.

Нота в его голосе... самоуглубление - Мэй показалось, что этот человек

«вещь в себе», что ... он не одинок, у него есть он сам...

- Компанию?

Рассвет в его глазах...

- Мне нужно съездить в одно место. Меня ждет один человек.

Она почувствовала, что эти глаза завораживают ее, то темно, то

светло...

- Разве я не помешаю вам?