— Старшина первой статьи Васечкин! Вы, по личному запросу начальника управления НКВД командируетесь в его распоряжение, — сообщает полковник.

Вот, не уехала бы машина сразу, сейчас бы и Васечкина довезла. А так ему опять через весь город идти. Трамваи уже не ездят — провода осколками перебиты, а ремонтировать некому. Уже десять дивизий народного ополчения выставил город — все там, и ремонтники, и сантехники.

— Не волнуйся, Васечкин. Поймаешь очередного людоеда, и нас догонишь, — говорю ему. — Такое задание первому попавшемуся бойцу не доверишь, тут опыт нужен, и смекалка. Удачи тебе, братишка!

Хоть одного, а выдернул. И то хлеб.

Подхожу к своей команде.

— Вы что, — и начинаю зло ругаться, — совсем соображение потеряли? Что сейчас самое важное? А? Меркулов?

— Немца остановить, — отвечает он.

— Меркулов, что ты Гекубе, кто тебе Гекуба? Какое нам дело до немца, стоит он, или гуляет? Пусть его. А вот наш заветный блиндаж сторожить — это ваше самое главное дело всей жизни. А вы бросили пост. Ладно, прокатили девушек в город, погуляйте по набережным, раз уже здесь, и немедленно обратно. И осторожнее, обстрелы, в отличие от бомбежек, начинаются внезапно. Вопросы есть? Вопросов нет….

Михеев пограничник, он мою правоту понимает. Сказано стеречь — так стереги.

— А ты когда вернешься? — спрашивает одинокая девушка Лена.

— Недели через три, если не лягу с моряками в одну братскую могилу…

Что тоже вполне возможный вариант. Мне здесь легкой жизни никто не обещал, сам все у судьбы зубами выгрызаю.

Тут комиссар бригады явился.

— Вы что за песню пели, товарищ капитан?

Опять двадцать пять, и этот меня не хочет правильно называть.

— Олег, ты себя в зеркало давно не видел? У тебя на ногах ботинки флотские, сверху бушлат, одна фуражка — зеленая, пограничная, — веселится брюнетка Маслова. — Раз блиндаж так важен — поехали в крепость все вместе, прямо сейчас.

— Тогда их завтра всех к вечеру угробят. И даже не похоронят. Будут, как под Синявино, прямо по трупам наступать. Нет, надо дать им лишний шанс, — отвечаю.

А комиссар-то рядом стоял, наш разговор не весь понял, но что я из НКВД сообразил. И тихонечко в сторону уполз. Нет, ну не в парадной же форме мне на фронт было идти? А портянки наматывать я так и не научился…

У многих эти последние дни сентября были лучшими в их жизни. Еды было полно, девушки были милы и отзывчивы, и даже серое балтийское небо было слегка голубым. Наша команда вернулась в город, в здание управления пограничных войск. Мы там воплощали видения снов, так живут все, кто умрет все равно.

Я с Меркулова и Михеева взял слово, что они Ленку не бросят, если со мной что случится. Хомячки обиженно прятались в бескрайних коридорах, оставляя на столах еду и чай. Ладно, нельзя быть хорошим для всех, кто-то всегда будет недоволен. И утром первого октября на дежурной машине райкома капитан Синицын, в парадной форме НКВД и шинели из генеральского сукна выехал на фронт. На войну.

Документы меня вполне устраивали, много было в частях надзирателей и доглядчиков. Ну, в шестой бригаде будет одним больше. Двумя — командир заградительного отряда Снегирев тоже в бригаде остался. Он про золото не знает, ему мне на совесть давить нечем. Вот он и решил повоевать за компанию. Эх….

Представился командиру бригады по всей форме. Со Снегиревым договорился — сводный взвод — его, отделение снайперов — мое. А потом снял шинельку — жалко мне ее пачкать, больше такой уже нигде не достать, не пошить, раздел товарища майора до белья, наши мундиры парадные свернул, и с машиной в штаб отправил. Адрес водителю знакомый, а там люди добрые все приберут. Сами натянули брезентовые штаны, куртки с капюшонами, на ноги — сапоги обрезанные. Здесь война — выделываться не перед кем. Я свое отделение пристроил между первой и второй ротами ударного батальона ДНО.

И тут комиссар полез в кузов грузовика, ну, чисто Ленин на броневике, как это, блин, им всем в душу-то запало навсегда.

— Привет вам, братья-смертники. Немногие из нас вернуться с этих унылых равнин. Но смертью своей мы докажем истинное величие настоящей арийской крови, ибо мы — стража Севера, наследники викингов Гардарики. И любого чужака на нашей земле ждет только одно — смерть!

Это не комиссар говорит, я просто решил приколоться, а все ко мне развернулись, и слушают вполне серьезно. Изя на меня озабоченно косится. Я что, опять где-то допустил ошибку? Как тут все сложно…

— Мы не просим пощады и не даем ее! — резко сворачиваю свое выступление. — Ура!

— Ура!

Ну вот, митинг и провели. А потом нас построили в походную колонну, в ее хвосте пристроились три грузовичка, по приказу генерала Жукова к бригаде были прикомандированы два взвода стрелков из отдельного пулеметного батальона. Ликвидаторы, если кто не понял. Будут нам в спину стрелять при попытке отступления. Всего на фронте у Гоши таких пулеметчиков было целых семь батальонов. Чтобы помнили солдаты и матросы, что родину мало любить, ее иногда надо и защищать. А кто забудет — тому очередь из пулемета.

Что-то мне это не понравилось.

И пошли мы вперед. Тишина кругом, веселится морская пехота, делится впечатлениями. Я не буду, это моя личная жизнь, пусть она ей и останется. Но мне было очень хорошо. Что это за серебряный силуэт в облаках? «Рама», черт побери.

— Рассредоточиваемся, передай по цепи! Все в лес! Бегом!

Три батальона, два морской пехоты и ополченский успели команду выполнить, а головной с командирами и арьергард на грузовиках остались на дороге. Не берусь определить калибр и тип орудий, но через десять минут обстрела одним батальоном в бригаде стало меньше.

— По пулеметчикам — беглый огонь по готовности, — принимаю решение.

Снайпера — бойцы особенные. Цель указана — она в зоне видимости, значит, будет уничтожена. Защелкали выстрелы, залязгали затворы. Внутривидовая борьба — оно самая жестокая. Здесь нет места жалости. Убей ближнего, и не забудь о дальнем, ибо он приблизится, и убьет тебя….

Собрали оружие, документы погибших, тела сложили в штабель, хоронить времени не было. Где же наше воздушное прикрытие, где сталинские соколы? Ведь на одном только Балтийском флоте 280 самолетов, из них 160 истребителей, что же никто эту «Раму» не прогнал? Ее даже сбивать не нужно, просто не давай ей висеть над дорогой. А еще здесь болтается 7ой авиакорпус, еще 300 самолетов. Где? Глупых вопросов, типа, кто виноват — не задаю, сам ответ знаю — педерасты гнойные.

К вечеру дошагали и сразу получили боевую задачу — выбить немцев из первой траншеи. А почему не из всех? Почему бы нам не пойти маршем на Берлин? Нет препятствий для героев.

Первым делом всем ротным напомнил — не разгибаться. И не курить. Снайпера на позиции вышли. Пора.

— Сейчас мы пойдем в атаку, — говорю морпехам. — Атака будет ложной. После первого же выстрела — ложимся. Но обратно не отходим. Пусть по нам стреляют, посмотрим, как у них с патронами. Раз лежать будем долго, место выбирайте лучше, в лужу не падайте. Гранат берем много, если подползем близко, будет первой пехотной дивизии вермахта сюрприз.

Всем все ясно, встали дружно и рванули с места вперед. Была у меня слабенькая надежда, что прозевают немцы наш бросок, ворвемся сходу на их позиции, нет, не вышло. Сначала застучал пулемет на левом фланге, а потом одновременно в центре и на правом.

— Ложись!

Ротные и взводные повторяют. А горячие головы в азарте боя ничего не слышат, до чужих траншей рукой подать, зачем ложиться, еще немного…

Так и легло это отделение в сотне метров от вражеского бруствера. А пулеметы замолкают, один за другим. Что, не ждали, камрады? Заводы ЛОМО не хуже «Цейса» снайперские прицелы делают…

Ленинградское оптико-механическое объединение, если кто случайно не знает.

— Ползем, скрытно, но дружно! Вперед!

Колено подтянуть, руку вперед, задницу не высовывать, здесь не пнут, просто отстрелят на хрен, и хрен тоже отстрелят, немцы злые, нехорошие, отдали нам только Брест и Вильно, а Варшаву зажали, и Данциг тоже. А ведь как могли бы хорошо жить — они страну захватывают и отдают нам. Три четверти Франции не оккупированы, людей у Гитлера не хватает. В Марселе, значит, некому вина пить и сыры есть, а как идти в поход на деревню Гадюкино, так сразу откуда-то резервы нашлись. Ну, фюрер, погоди. Руку вперед!