Кроме того, если у Паскаля и нет законченной философской системы, то концепция у него несомненно есть, а значит, есть определенная система идей, взглядов. Поэтому нельзя согласиться, например, с мнением Прево-Парадоля (автора вступительной статьи к «Мыслям»), который усматривал в незавершенных главах «Мыслей» «изящные портики без выхода и гордо поднимающиеся ступени, которые, однако, никуда не ведут…» (6, 11). Нет, в «Мыслях» есть и «порядок» (ordre), о котором говорит сам Паскаль (см. 14, 501–502) и который отличается от «порядка» традиционной философии, есть в них и логика, и последовательность в развитии тем и решении проблем, и, наконец, концепция, правда, в целом религиозная.
Что же касается существующей философии, то он проницательно видит недостатки, ограниченность, односторонность всех ему известных «философских сект» и не приемлет ни одной из них. Он критикует стоиков за преувеличенную оценку достоинства человека и неумение видеть его «ничтожество», пирронистов (скептиков), напротив, — за недооценку «величия» человека, рационалистов (Декарта и др.) — за абсолютизацию разума и недооценку других познавательных способностей человека, а также за априоризм и некоторые рискованные гипотезы («тончайшей материи» в физике или «наименьшего расстояния» в диоптрике) и т. д. Весьма показательно то, что Паскаль чутко улавливает общую тенденцию той или иной школы в философии, умеет проследить ее до логического конца и вскрыть ее «уязвимые и горящие точки», как он это блестяще сделал в отношении пирронизма или рационализма (см. ниже, гл. III).
При этом он прекрасно понимает их одностороннюю силу и убедительность, относительную их правоту и привлекательность для различного типа людей: пирронизм «угождает» вольнодумцам, рационализм — догматикам и т. д. Противоположные течения — догматизм и пирронизм, рационализм и эмпиризм, атеизм и религиозное суеверие (отличаемое им от религиозной веры) — существуют, по мысли Паскаля, «во славу друг друга», ибо взаимно питаются слабостями и ограниченностью друг друга. Но и все вместе взятые «философские секты», считает Паскаль, в лице их самых блестящих представителей не в состоянии решить насущные и животрепещущие проблемы человеческого бытия. Скажем, только по вопросу о «высшем благе» философы предложили 288 различных решений, что является ярким свидетельством незнания ими того, что есть истинное благо. Но точно так же обстоит дело и со всеми другими проблемами, которых касались философы. Как сторонник «единственной и непреходящей истины». Паскаль отвернулся от существующей философии, но… не от философии вообще, провозгласив: «Смеяться над философией — значит истинно философствовать» (14, 576, фр. 513). Но, оказавшись вне рамок традиционной философии и философии своего времени, Паскаль имел возможность — редкую для философа! — взглянуть на нее «со стороны» и сумел поднять ряд таких философских проблем, которые выходили за пределы тогдашней философии и получили актуальное звучание лишь в последующие времена и в наши дни: антиномия сциентизма и гуманизма, ограниченность механистической методологии в науке о живом и о человеке, невозможность сведения высшего к низшему, человеческой деятельности к «гносеологическому функционированию», выявление реальных (социальных, психологических, исторических) условий познания, односторонность рационализма и др. Вместе с тем, будучи мыслителем своего времени, Паскаль, конечно, не был и не мог быть чужд исканиям тогдашней философии и затронул чуть ли не все ее главнейшие проблемы: отношения к схоластической науке и философии, истинно научного и универсального метода познания, взаимосвязи философии, опыта и эксперимента, соотношения веры и знания, критерия истинности познания, причин человеческих заблуждений, смысла и счастья жизни и многие другие.
Мы специально обращаем внимание на совокупность тех вопросов и проблем, которыми тогда занималась светская философия и которые нашли свое отражение в идейном наследии Паскаля, ибо не всегда это содержание его творчества оценивалось по достоинству. Начиная с XVII в. и кончая современностью как некоторые представители церкви, так и ее идейные противники видели в Паскале только религиозного мыслителя, теолога, мистика, чуждого духу светской философии. При этом они не без основания опирались на «Апологию христианской религии» и другие религиозные произведения Паскаля: «Письма к провинциалу», «Сочинения о благодати», «Краткое описание жизни Иисуса Христа», «Об обращении грешника», «Сочинения парижских кюре», «Сравнение первых христиан с нынешними», «Молитва к богу об обращении во благо болезней». Так, неокантианец В. Виндельбанд в своей «Истории новой философии» излагает взгляды Паскаля на нескольких страничках в разделе «Мистицизм» и выносит о его «Мыслях» следующее суждение: это произведение «привлекает не как философия, а как личная исповедь и производит впечатление не великой работы мысли, а великой личности…» (28, 297). В самом деле, несмотря на разноголосицу многочисленных оценок идейного наследия Паскаля, никто и никогда не отрицал величия его личности. Правильно подметил Виндельбанд и форму главного произведения Паскаля — «личная исповедь». Да, Паскаль умел «писать кровью своего сердца», как говорил о нем Л. Толстой. Но в остальном — едва ли для нас не самом главном — Виндельбанд не прав, обедняя образ Паскаля-мыслителя.
«Мысли» — это дневник идейных исканий Паскаля, которые отнюдь не сводились только к религиозным размышлениям и тем более к апологии христианства; это дневник философский, в котором как бы «в разрезе» прослеживается напряженная работа ума и сердца ученого и философа. Пытливость и взыскательность, самоотверженная любовь к истине и стремление к всеобщему синтезу знания увлекли Паскаля на путь «вечных» вопросов, которыми испокон веков занималась философия. «Мысли» — оригинальнейшее произведение в истории европейской философии и культуры вообще, в котором взлеты и падения человеческого разума вычертили сложную траекторию тернистого пути познания истины. К «Мыслям» примыкает ряд других философских работ Паскаля: «О геометрическом уме и об искусстве убеждать», «Разговор с де Саси об Эпиктете и Монтене», «Предисловие к трактату о пустоте», «Три рассуждения о положении великих». Кроме того, значительным источником для характеристики мировоззрения Паскаля являются его научные трактаты (особенно о пустоте) и переписка (с отцом Ноэлем, де Рибейром, Пьером Ферма, Христиной Шведской и др.).
Философскую значимость творческого наследия Паскаля давно оценили историки философии; они обогатили паскалеведение десятками и сотнями исследований — больших и малых — по философии Паскаля. Литература о нем составила бы не одну библиотеку. В 1925–1927 гг. почетный библиотекарь Сорбонны Альбер Мэр издал пять пухлых томов «Общей библиографии трудов о Б. Паскале» (см. 89). С тех пор и вплоть до настоящего времени поток исследований о замечательном французском мыслителе не уменьшается, пополняясь каждый год целой серией книг и статей о нем. Из новейших книг следует отметить интересные монографии М. Легерна (85. 86), П. Маняра (88), Л. Марэна (90), Ж. Менара (92). В 1971 г. в нашей стране вышла весьма информативная книга Е. М. Кляуса, И. Б. Погребысского и У. И. Франкфурта «Паскаль» (42).
У Паскаля есть ряд преданных исследователей, посвятивших ему не одну монографию: Ш. Сент-Бёв, Л. Бреншвиг, Ж. Гиттон, Л. Лафюма, Ж, Менар и др. Вот уже более 300 лет паскалеведение почти не знает резких спадов и подъемов, ибо стойкий интерес к творчеству Паскаля сопутствует его посмертной славе. Не слишком большое по объему, но очень емкое по содержанию творческое наследие Паскаля является поистине неисчерпаемым.
Глава I. Герой и мученик науки
1. Рано созревший гений
