— Какую?

— Не пялься на Неблагой двор. Они этого жуть как не любят. Особенно от нейтралов.

— Что это значит? — растеряно спросил Фил, тоже выходя из машины и следуя за Микаэлой.

— Это значит, что ты можешь получить по морде, если будешь слишком пристально их разглядывать. Помалкивай, пока не привыкнешь и держись рядом. Все? Вопросы еще будут? — она тихо рассмеялась, когда Фил кивнул, и, вздохнув, поманила его за собой. — Не сомневалась, Филипп. Вопросы подождут, а вот вино нет. Пошли.

Переступив порог клуба, Фил поморщился, когда в уши ударила гипнотическая волна готик-рока, но мотнув головой, пошел следом за Микаэлой, которая ловко лавировала между танцующими посетителями и шла к барной стойке в противоположном конце зала. Слева находилась сцена, на которой сейчас выступала группа: мощные здоровяки, все, как один со светлыми волосами, яростно трясли головами в такт музыке и улыбались визжащим зрителям. Но Микаэлу они не интересовали. Девушка, подойдя к стойке, улыбнулась бармену и помахала зажатой в руке карточкой. Тот все понял без лишних слов и Фил даже не успел заметить или удивиться, как рядом с Микаэлой появился бокал с вином и чашка с дымящимся кофе. Он во все глаза смотрел на бармена, которого лишь поначалу принял за человека.

Барменом был высокий, крепкий мужчина, чью голову увенчивали небольшие красные рожки, а глаза были залиты знакомой зеленцой, как и у девочки, появившейся в комнате замка де Луна. Разве что гораздо темнее. Руки бармена украшала вязь затейливой кельтской татуировки, а на груди висел медальон в виде круглого камешка, одна из сторон которого была темно-зеленой, а вторая светло-зеленой.

Мужчина нахмурился, поймав взгляд Фила, и оценивающе осмотрел посетителя, после чего слабо кивнул, увидев перстень на руке, и указал на чашку кофе, которая стояла рядом со стаканом Микаэлы.

— Что я тебе говорила? — прошипела Микаэла, когда Фил опустился на стул рядом и взял дрожащими руками кофе. — Повезло, что Дарак не обидчивый и привык к взглядам нейтралов. Драугры чаще всего прячутся под маской, чтобы не пугать остальных.

— Он из Неблагого двора? — хмыкнул Фил, искоса поглядывая на мужчину, который успевал не только обслуживать новых посетителей, но и перекидываться парой слов с теми, кто сидел за стойкой.

— Как ты догадался? — изумленно протянула Микаэла и тихо рассмеялась, заметив, что Фил напрягся. — Верно, человечек. Этот клуб принадлежит Дараку. Неблагие знают толк в развлечениях и выпивке. И музыка отличная.

— Я видел сегодня девочку с крыльями в замке…

— Она из Благих. У семей с Благим двором договор, согласно которому Благие посылают своих детей к нам на службу до совершеннолетия. Эдакая благодарность за то, что мы помогли им выжить во время третьей Алой ночи.

— А Неблагие? Они служат изгоям?

— Они никому не служат. И не ори так громко. Если кто из Неблагих услышит, что ты их в слуги к Репробари записал, то тебе оторвут голову, а кровь пустят на коктейли, — хмыкнула Микаэла.

— Да, глупость ляпнул.

— Все в порядке, человечек. Неблагие лишь формально считаются независимыми, а на деле занимают ступень ниже, как и Благой двор…

— Микаэла, — улыбнулся бармен, подходя к девушке и заставляя её замолчать. — Рад тебя видеть в здравии. Ходил слух, что де Луна вмуровали тебя в замковую стену в подземелье.

— Им будет тяжко без моего острого язычка, — улыбнулась Микаэла. — Как дела, Дарак? Процветаешь, смотрю. Даже Малуа у тебя на сцене играют.

— Как же, — хмыкнул мужчина, чуть наклоняясь вперед. — Умолчу о немаленькой сумме, которую мне пришлось им заплатить. Но что не сделаешь ради рекламы своего заведения. Кто твой спутник? Я не видел его раньше.

— Филипп Уорд, — представился Фил, протягивая руку. Бармен ехидно рассмеялся и покачал головой.

— Извини, Филипп Уорд, но руку мы пожимаем только тем, кто достоин нашего рукопожатия.

— Не вредничай, Дарак. Он несколько часов, как нейтрал, — перебила бармена Микаэла. — Где твоя любезность?

— На кончиках рогов, — улыбнулся тот и кивнул на пустой бокал. — Еще вина?

— Будь добр. И давай сразу бутылку.

— А тебе, Филипп Уорд?

— Виски со льдом, — хрипло ответил Фил, ежась от оценивающих взглядов остальных посетителей клуба.

— Ты платишь? — усмехнулась Микаэла, а потом закатила глаза и вздохнула. — И тебе тяжко даются мои шутки, Филипп. Расслабься. Я потащила тебя сюда, значит, я угощаю. Негласное правило мира, знаешь ли. Дай ему виски, Дарак.

— Прошу, — кивнул бармен, ставя на стойку бокал с виски и бутылку вина для вампирши. Та, откупорив пробку, жадно принюхалась и растянула губы в довольной улыбке.

— Сто лет прошло, а ты помнишь. Спасибо, дорогой.

— Хорошего вечера, Мики, — улыбнулся тот и отправился обслуживать других гостей.

— Говнюк, — нахмурилась девушка. — Знает, что я ненавижу, когда мое имя коверкают и сокращают.

— Почему на меня так странно все смотрят? — спросил Фил, одаряя жарким взглядом в ответ красивую рыжеволосую девушку с темно-зелеными глазами, которая подсела рядом и облизнула полные губы.

— Человечек, ты же человечек, — удивленно протянула Микаэла. — Ты как жареный стейк для оголодавшего бродяги. Как дивная булочка для обжоры. Как шоколад для сладкоежки.

— Понятно. Они хотят меня сожрать, — кисло кивнул Фил и, повернувшись к рыжеволосой, нахмурил брови. — Простите, но не могли бы вы отсесть?

— Боишься, человек? — сверкнула острыми зубками девушка. Она чуть подалась вперед, но услышав вкрадчивое покашливание Микаэлы, тут же дернулась в сторону. — Надеюсь, мы встретимся, когда ты сорвешься с поводка де Луна.

— Хочешь предложить ему шипованный ошейник? — ехидно спросила Микаэла и рассмеялась, когда рыжеволосая исчезла в танцующей толпе. — Бедняжка. Видел, что её зрачки почти не видны?

— Да, — кивнул Фил. — Она тоже из Благого двора?

— Нет. Она голодная, а ты слишком приятно пахнешь, Филипп, — усмехнулась вампирша, делая аккуратный глоток вина. — Жажда почти захватила её, а значит, кому-то ночью сегодня не поздоровится и человечество лишится какой-нибудь малонужной ячейки своего племени.

— Почему вы так не любите людей, но сами допускаете их в свой мир? — огрызнулся Фил, сбросив руку Микаэлы с плеча.

— Иногда это благодарность за помощь. Иногда необходимость, чтобы выжить, — вампирша закусила губу и внимательно посмотрела на Фила. — А как ты думаешь, Филипп? За что можно вас любить или уважать? Вы уничтожаете то, что не в силах понять и принять. Вы клянетесь в верности, а потом предаете, как только возникает такая возможность. Ваша жестокость пропорциональна вашей трусости и жажде власти. Вы считаете нас нелюдями, но сами творите вещи, от которых волосы встают дыбом даже у бывалых палачей Малуа. За что можно вас любить, Филипп? Мать Дарака похитили триста лет назад и показывали в цирке за деньги, а потом убили, когда она перестала приносить прибыль. Но он улыбается тебе и наливает виски, хотя с диким удовольствием бы оторвал твою головенку и залил бы себя твоей кровью. Первую жену Виорела человеческие звереныши поймали ночью. Они издевались над ней неделю. Прижигали, насиловали, били. А потом выбросили в реку, когда она самостоятельно прервала свою жизнь.

— Но у вас же есть сила.

— Потому что в одиночку против толпы ты ничто, человечек. Вспомни наш разговор в ресторане, — грустно ответила Микаэла, доливая вино в бокал. — Крина, первая жена Виорела, была красавицей. Даже де Луна отдавали дань её красоте, а Виорела называли счастливчиком. Она запросто бы растерзала пять человек, но не шайку из двадцати негодяев, Филипп. Хоть она и принадлежала Тенебра, но силы её были слабы после Алой ночи, а приказ глав семей не трогать ваше племя жег сердце каленым железом. После того случая все поменялось, человечек. Чтобы избежать нового раскола и новой Алой ночи, была внесена поправка в древний закон. Она гласила, что лишь избранные люди достойны места в нашем мире. А еще узаконено право на самозащиту. Ваши вожди были вынуждены пойти на это, ибо в случае отказа, города потонули бы в крови. Вампиры жаждали мести, жаждали голов тех, кто надругался над Криной. И они их получили. А мы получили ценный урок. Сейчас даже сотня человек не способна причинить зло одинокой женщине Тенебра. А две сотни вызовут лишь её смех. Все благодаря энергии, которую уродцы черпают из глубин земли. За что вас можно любить, если вы заставляете себя ненавидеть? Редкие, очень редкие люди способны вызвать наше уважение, но их единицы из миллионов, Филипп. Единицы тех, кто принимает нас, а не осуждает. Даже ты осуждаешь нас, хотя толком ничего не знаешь. Пей, человечек. Я устала говорить и в моем горле сухо, как в пустыне. Пей, Филипп Уорд, и думай, прежде чем задать вопрос.