— Хватит! Прекратите! Заткнитесь, бога ради! — Вскинул руки в отчаянии, стиснул кулаки. И Корвин, и дочь графа смотрели на него. Девчонка громко вздрагивала, бесслёзно рыдая.

Корвин отвернулся и стал собирать одеяла с пола, бросил их в кучу к сумкам, начал копаться в вещах, что-то ища дрожащими руками. Алдор подошёл к нему и опустился рядом на корточки, заглядывал в лицо, но Корвин не замечал его.

— Что… Что случилось, Корвин? Зачем ты её бьёшь? Что происходит?

— Она будет подчиняться только тогда, когда будет бояться… Она не боится ни тебя, ни меня… Она сбежит при удобном случае, или перережет нам глотки… когда представится случай…

— Давай отпустим её…

— К чёрту! Мы привезём её графу Лион…

Корвин резко поднялся, найдя кусок чёрствого хлеба и мешок с ячменём.

— Пойду покормлю лошадей… Подели хлеб…

Ушёл. Алдор перевёл взгляд на девушку. Она уже снова сидела на стуле, молча смотрела мимо остановившимся взглядом, пальцами выбирала из спутанных волос листья и мусор, не глядя, рассеянно, как слепая. Он подошёл к ней и спросил первым:

— Как тебя зовут?

Она подняла на него глаза и через время ответила:

— Вэллия…

Точно, он уже слышал это имя, отец называл её по имени ночью. Для неё выходка Корвина была открытием, да и для Алдора тоже.

— Ты смелая…

Она усмехнулась и добавила:

— А вы — подлые…

Алдор помолчал, глядя на неё.

— Тебе нужна тёплая одежда и обувь.

— Я хочу домой…

— Я — тоже хочу и приложу все усилия, чтобы добраться до него быстрее, и ты мне не помешаешь. Можешь забыть пока о своём отце, замке, слугах, кто ты вообще такая… Многое придётся делать самой… Понятно?

Она в ответ лишь отвела глаза. Пальцы её рук дрожали, может быть, от пережитой истерики, а, может быть, и от холода.

Вернулся Корвин, заметил, что хлеб так и лежит, сам разломал его на две части, свою съел и начал копаться в камине железной кочергой.

— Я же говорил, снег будет…

— Никто и не спорил, тебе виднее…

Алдор разделил свой кусок хлеба на две части, одну протянул дочери графа. Та посмотрела снизу с удивлением, быстро глянула в спину Корвина, будто опасаясь, но хлеб взяла. Конечно, голод не тётка, пирога не подаст.

— Нам надо найти тёплую одежду для неё, — заговорил Алдор, и Корвин глянул через плечо. — У неё даже обуви нет, по снегу босиком ходила…

Корвин усмехнулся, передёрнув лопатками.

— Я не пойму что-то, где ты её взял, в кровати, что ли? Может, ты комнаты перепутал? Вместо графа попал в спальню к его дочери?

— О чём говоришь? Ну тебя! Она просто не вовремя зашла пожелать спокойной ночи… А обувь где-то потеряла по дороге…

— Ну-ну… — Корвин помолчал, потом добавил:- Надо купить ей крестьянскую одежду, но в деревню сейчас не сунешься… Надо обшарить всё здесь, может, что-нибудь есть… хоть мужское…

— У меня где-то в сумке есть чистая рубашка, — вспомнил Алдор, начал искать.

— Я гляну в других комнатах, кто-то же здесь жил, может, что и осталось…

Корвин ушёл искать по смежным комнатам. Алдор нашёл рубашку. Конечно, она будет большая ей, и рукава длинные, но она, по крайней мере, сухая. Девчонка сидела безучастная на вид, неторопливо заплетала спутанные волосы, а, встретив прямой взгляд Алдора, запахнула на себе полы плаща, прячась под него.

— Вот, нашёл, переоденься… — Алдор протянул ей рубашку. Девчонка чуть отодвинулась.

— Я не буду… в мужское…

— Она чистая, я не носил её, ну, потёрлась немного в сумке, и всё…

— Не буду… — Подняла упрямые глаза.

— В мокром лучше? — Промолчала, опуская взгляд. — Тебя силой вытряхнуть из твоей ночнушки? — Алдор разозлился на эту упрямость. И девчонка поспешно взяла рубашку из его рук. Только оглянувшись, Алдор понял, почему она это сделала — пришёл Корвин. Тащил в руках целую охапку разномастной одежды.

— Всё, что нашёл… Что-то ветхое, что-то ничего, в сундуке нашёл вот… неплохой… — Из кучи одежды, брошенной на пол, вытащил мужской камзол с вышивкой и пуговицами. — Приличный… Может, немного великоват будет… — Кинул его девчонке без вопросов. — А из вот этого выбери сама… — Отбросил в сторону двое ветхих брюк, пахнущих плесенью и слежалыми вещами. — Надо найти какую-нибудь обувь…

Алдор смотрел дочери графа в лицо, реакция её была однозначной, скривившись, как от невыносимой боли, та смотрела на все эти вещи и, казалось, вот-вот расплачется от отчаяния. Но не сказала и слова против. Молчала, глядя на всё это.

— Переодевайся! — приказал Корвин.

— Я… Я не хочу в мужское… — Это была только слабая попытка сопротивления, перемешанная со страхом.

— Ничего страшного. Будет возможность, найдём женское, но не сегодня… — Корвин на удивление оставался спокойным. А Вэллия эта вдруг расплакалась, опустив голову, расплакалась тихо, без рыданий и истерики, так, как плачут от настоящей боли одиночества и невыносимой тоски. Она понимала, что слушать её никто не будет, что её желания или нежелания никого не интересуют. И поэтому плакала.

— Прекрати это… — Корвин повысил голос и отвернулся, давая понять, что всё — уже решённый вопрос. Её отчаяние можно понять, заставить девушку надеть на себя мужскую одежду? Конечно… Простолюдинку-то не заставишь, а эту…

Она продолжала плакать, но на неё никто не обращал внимания. Корвин рассудительно объяснял:

— Сейчас, пока есть время, не мешало бы выспаться, меньше будет хотеться есть, да и когда в другой раз удастся ещё? Надо следить за окнами, мало ли что, чтоб никто не нагрянул, и не взяли нас спящими… И её надо контролировать… — Указал глазами на девчонку за спиной.

— Давай, я первым покараулю, а ты ложись… — предложил Алдор. — Пока светло, поищу какую-нибудь обувь…

— Ладно, — Корвин легко согласился, а через время Алдор вернулся к девчонке.

Та всё также сидела на стуле, опустив голову, старалась никого не замечать. Все вещи лежали грудой на полу, нетронутые. Алдор не стал ничего говорить ей, так и так она никуда не денется.

— Не стоит сушить на себе мокрую одежду… — Голос Алдора прозвучал примирительно, без злости или резкости, но ответ получил совсем не такой.

— Какое вам дело?

Она глядела исподлобья, не скрывая злости. На Корвина она, наверное, глядела бы по-другому.

— Я не хочу, чтобы ты заболела… — Голос его был негромким, но твёрдым, настойчивым.

— Вы хотели убить моего отца, да? — Она перевела разговор на другую тему, заговорила о том, что её волновало вот уже сколько времени.

— Хотели… — согласился Алдор.

— Почему? За что? Что он вам сделал?

Алдор немного помолчал, не зная, как сказать всё, что он мог бы и хотел бы сказать о графе Вольдейне.

— Твой отец — жестокий подлец, если ты этого не знала. Он давно заслуживает смерти.

— Неправда! Мой отец не такой, вы, наверное, что-то путаете. Мой отец всегда был хорошим человеком, хорошим отцом… Я люблю его…

— Прекрасно! — Алдор развёл руками. — Я и не прошу тебя ненавидеть своего отца. Может быть, у тебя и нет для этого причин — у меня их полно, и я сейчас не собираюсь обсуждать их с тобой. Понятно?

— Вы просто выполняете приказ графа Лионского, так? Я же знаю, что они с отцом ненавидят друг друга, что всё идёт к войне… Поэтому вы…

Алдор перебил её нетерпеливо:

— При чём тут граф Лиона? Не говори о том, чего не знаешь. У меня у самого масса причин желать смерти твоему отцу…

— Может быть, он смог бы договориться с вами. Вы простили бы его, вернули бы меня…

Алдор не дал ей договорить, снова перебив:

— То, что сделал твой отец мне, не прощается, а чтобы отомстить ему за всё, твоей смерти мне будет мало.

Девчонка долго смотрела снизу в его лицо, не веря тому, что слышала. Молчала. Потом сказала с отчаянием в голосе:

— Вы что-то путаете… вы с кем-то путаете моего отца, что-то не то говорите… Так не может быть… И при чём тут я? Я-то не сделала вам ничего… Я даже не понимаю, о чём вы говорите, что вам надо… Я в своей жизни никого не обидела…