По приближенным подсчетам, фактическая стоимость кораблей (кроме миноносцев и эскадренных миноносцев) составляла сумму в 52 979 611 рублей, а ОСДЕМ за эти корабли предлагало 6 230 500 рублей. По доставке торфяных машин на русскую границу корабли переходили в полную собственность ОСДЕМ, но последнее оговаривало за собой право выкупить суда еще до окончания исполнения заказа, внося соответствующую с.умм.у в финской валюте. Интересно, что, несмотря на настойчивые утверждения о том, что корабли приобретаются на слом, ОСДЕМ в то же время выставляет требования: «все навигационные инструменты, шхнперское снабжение и меблировка должны быть при корабле».
Хотя некоторые вопросы в этом деле остаются невыясненными, не подлежит никакому сомнению, что «Общество содействия демилитаризации и разоружению» имело явно контрреволюционную л антисоветскую программу, ибо выдвигать лозунг превращения «мечей в серпы и плуги» в момент, когда вопрос о скорейшем создании Советских Вооруженных Сил становился важнейшим вопросом революции, могли только враги Советской власти.
Несомненно также, что ОСДЕМ действовало в интересах н по заданию иностранных империалистов, ибо в условиях осуществленной национализации банков финансирование этого «общества» иностранной валютой могло производиться только иностранными государствами.
Таким образом, под видом фиктивной продажи мы видим в данном случае очередную попытку врагов Советской республики нанести серьезный удар по ее военно-морским силам. Но замыслы врагов и на этот раз провалились.
Под предлогом невозможности преодолеть льды контрреволюционная часть офицеров настаивала на подрыве и затоплении кораблей. Встретив энергичное противодействие судовых команд, эти офицеры демонстративно покидали свои корабли, уходили на берег, предпочитая остаться у немцев, нежели служить Советской власти. Поэтому многие корабли к началу похода остались без командиров.
Иностранные агенты и контрреволюционно настроенные офицеры с помощью эсеров и анархистов пытались повлиять на наименее стойкую часть матросов. В воспоминаниях одного из участников операции говорится: «Используя спешку и напряженность обстановки, анархиствующие элементы расхищали военные запасы, всячески пытались дезорганизовать массу моряков. Предатели п немецкие агенты распускали провокационные слухи. Говорилось о том, что положение безвыходное, что все красные ледоколы захвачены белофиннами, что суда застрянут во льдах и там их захватят немцы... Большая часть офицерства открыто саботировала приказ о выводе флота. Можно было опираться только на небольшую часть, главным образом, младших офицеров, перешедших на сторону революции»
Инженер-вице-адмирал И. Я. Стеценко в своих воспоминаниях сообщает, что после решения о перебазировании флота «...реакционная часть офицерства и белофинны занялись антисоветской пропагандой. Нытики и маловеры открыто высказывались против решения Центробалта, заявляя, что не поведут корабли из Гельсингфорса. Кругом сновали представители Швеции, Германии и Америки и открыто предлагали продать флот»141 142.
«Предатели,-— пишет И. Я. Стеценко далее, — вели з команде агитацию: «Флот не выдержит этого похода, корабли погибнут, не лучше ли остаться?» Начались увольнения от службы под разными предлогами. Командиры самовольно покидали суда. Некоторые ушли с кораблей еще в Ревеле.
Усложняло обстановку еще то, что корабли не закончили зимнего судоремонта, на многих кораблях механизмы были разобраны и лежали в мастерских.
Среди офицерства было немало представителей финской знати, которые особенно изощрялись в проведении подрывной работы. Перед самым выходом флота из порта мичман Роусс143, финский барон, явился на миноносец и заявил команде, чтобы она убиралась с корабля, прибавив при этом: «Нидуда вы флот не уведете, все это теперь наше». Но барона команда с корабля выгнала».
Вражеская агитация оказывала некоторое влияние на наименее стойких и мало сознательных матросоз. Часть из них, ссылаясь на декрет о демобилизации старого флота, покидала корабли и расходилась по домам. «Излюбленный метод у врага, — вспоминает .участник переходи, — был один — бить на чувства с подходом: мол, братишки, чего вы сидите на холодных и голодных кораблях, демобилизация давно уже прошла, теперь можно свободно уходить с военной службы и с кораблей, дома ждут жена, дети, земля, что без толку сидеть, пора и за хозяйство браться... Везде и всюду стойкие моряки давали большевистский отпор врапу... Но в семье моряков было не без уродов. Были малостойкие и малодушные, которые, видя, что впереди в городе назревали тучи, грозила смерть, сзади стояла германская эскадра — та же смерть, под тем или иным предлогом собирали вещи и уходили с кораблей...» *
Несмотря на имевшийся уже опыт перехода кораблей в ледовых условиях в декабре 1917 года (переход из Гельсингфорса в Кронштадт линейного корабля «Гражданин» и трех крейсеров) и в феврале 1918 года, когда 56 кораблей перешли из Ревеля в Гельсингфорс, аргумент о невозможности плавания кораблей во льдах широко использовался врагами для срыва операции.
Командир наиболее -мощного ледокола «Ермак» В. Е. Гаса-бов, позднее бежавший 3ai границу, 6 марта представил в Совкомбалт доклад, в котором, ссылаясь на трудности плавания во льдах, доказывал невозможность перехода кораблей и предлагал проводить «один вполне исправный корабль двумя ледоколами в течение недели», рассматривая проводку каждого корабля как отдельную операцию2. «План» Гасабова заведомо обрекал операцию на невыполнение.
Враги вели подрывную работу не только среди команд. Они действовали и в штабе и в других органах управления флотом. Так, например, бывший командир дивизиона эскадренных миноносцев капитан 1 ранга А. Ружек, пробравшийся на пост руководителя военного отдела Центро-балта, как свидетельствуют участники операции, проте- 144 стовал против перехода кораблей, доказывая его невозможность *.
Как вредительский акт следует оцепить приказ по Балтийскому флот.у № 114, отданный военным отделом Совкомбалта 5 марта 1918 года, которым разрешалось «теперь же уволить всех желающих уехать с судов флота и береговых учреждений морского ведомства, оставив па судах 1-й и 2-й бригад линейных кораблей, 1-й бригады крейсеров и дивизии подводных лодок необходимое число людей для перехода в Кронштадт. Па судах, оставляемых в портах Финляндии до открытия навигации, иметь минимальное число людей»145 146.
В условиях значительного некомплекта команд и сложной оперативной обстановки роспуск личного состава означал ослабление флота и вел к срыву операции.
Этот приказ уже 13 марта 1918 года был фактически отменен новым приказом но флоту за Л® 134, который предписывал «ввиду срочной эвакуации Балтийского флота из пределов Финляндии и недостаточности комплекта команды на судах для приведения в исполнение означенной задачи... вернуть все флотские части147 с внутреннего финляндского революционного фронта для укомплектования кораблей»148.
Таким образом, большевикам флота приходилось действовать в условиях яростного сопротивления врагов, использовавших все средства для срыва операции. В этой обстановке из всех видов обеспечения операции наиболее важное, решающее значение приобретало политическое обеспечение.
Руководствуясь указаниями партии и Советского правительства, личными указаниями и советами В. И. Ленина, коммунисты развернули громадную работу по мобилизации матросских масс на выполнение операции. На собраниях, митингах, в повседневных беседах большевики неустанно разъясняли матросам военно-политическое зна-ченис проводимой операции, воодушевляя их на преодоление трудностей. Коммунисты разъясняли политическую обстановку, разоблачали происки врагов, добиваясь повышения революционной бдительности, ясного понимания каждым моряком важности и ответственности поставленной задачи.