Эту финскую леди звали Анна Валлениус, она бежала из Советской России от русской революции. Была она вдовой торговца также финского происхождения, за которого вышла замуж в маленьком городке Семипалатинске в Казахстане, когда было ей всего шестнадцать лет. Когда началась революция, они сбежали вместе с мужем и осели в Шанхае, где муж и умер в 1927 году. Ко времени встречи с Клаузеном Анна зарабатывала на жизнь в качестве швеи, а также сиделки в больнице на неполный рабочий день.

Одиночество сблизило Анну с веселым и добродушным соседом по этому грязному и мрачному дому. В то время она, конечно, ничего не знала о подпольной деятельности Клаузена. Любовная история развивалась по своим законам, и вскоре Клаузен вынужден был решать с самим Зорге вопрос, не повлияет ли подобное общение на безопасность группы. Однажды вечером Клаузен пригласил Анну в танцзал, где познакомил с Зорге. В своих показаниях японской полиции Клаузен утверждает, что Зорге предупредил его: «Все в порядке, ты можешь жениться на ней, но будь осторожен в отношении нашей секретной работы. Если твоя женитьба будет угрожать нашей безопасности, ты будешь отозван в Москву»[35].

Так или иначе, но Макс и Анна поселились вместе в ее первоначальной квартире в мансарде и стали вести совместное хозяйство. Где-то в апреле 1930 года Лехман уехал в Европу, а его группа была поглощена преемниками[36]. Клаузен и Мишин теперь находились под началом «Алекса» и работали как техническая команда вместе с Вейнгартеном, ныне изображавшим из себя агента по продажам немецкой патентованной автоматической плиты.

Поначалу все попытки восстановить разведывательную группу в Шанхае продвигались очень медленно. «Алекс», действовавший под «крышей» агента одной из чешских оружейных фирм, завязал контакты с руководителями китайских националистов, а также, по словам Клаузена, «тайком встречался с гангстерами и членами Китайской коммунистической партии». Однако шанхайская полиция выследила его, и «Алекс» с женой спешно отплыли на пароходе в Европу. Руководителем группы 4-го Управления в Шанхае отныне стал Зорге.

Среди европейских журналистов, работавших в Китае в то время, была и Агнес Смедли, хорошо известная представительница американских левых, официально аккредитованная в качестве корреспондента газеты «Франкфуртер Цайтунг» в Шанхае. Она родилась в 1894 году в Колорадо. Отец ее был разнорабочим, а мать содержала меблированные комнаты. Агнес никогда не посещала высшую школу, хотя и предпринимала несколько раз краткие попытки заняться самообразованием. Так, одно время она слушала вечерние лекции в Нью-Йоркском университете, потом училась в летней школе в Калифорнии, где прервала учебу коротким и катастрофически неудачным замужеством, и к концу Первой мировой войны связалась с индийской националистической группой, действовавшей в Соединенных Штатах. В 1918 году ее арестовали за эту деятельность, а в следующем году Смедли отплывает в Европу на фрахтовом судне в качестве стюардессы. В Данциге она сбежала с корабля и отправилась в Берлин, где возобновила сотрудничество с индийскими националистами, а также завела роман с одним из их лидеров, который продолжался восемь лет. В 1931 году Агнес Смедли была в Москве на встрече индийских революционеров, а потом под видом журналистки открыто путешествовала по Германии и Скандинавии. В 1928 году она разрывает отношения с индийским лидером и подписывает контракт с «Франкфуртер Цайтунг», обязуясь представлять газету в качестве корреспондента на Дальнем Востоке. В Китай она добиралась через Москву, где присутствовала на Шестом конгрессе Коминтерна. Она без устали сражалась по всему миру — бунтарь, ищущий дела, боец, никогда не прекращавший готовить себя для грядущей битвы, а также своего рода воплощение обиды, негодования и крушения иллюзий.

В мае 1929 года мисс Смедли прибыла в Шанхай по фальшивому американскому паспорту и тут же вызвала стойкое подозрение по отношению к себе со стороны муниципальной полиции. Она сразу же стала знаменитой в прогрессивных кругах европейской колонии, этого маленького мира моральных и политических беженцев, изгнанников, существовавших в стороне от респектабельной деловой общины: мира писателей и журналистов, ожидавший Великой китайской революции как освобождения от гнетущего их чувства личных крушений и как вознаграждения за пережитый крах миража революции на Западе. Эти временные поселенцы прибыли в большинстве своем из Германии и Центральной Европы, служивших сценой недавних поражений Коминтерна, хотя до 1933 года было еще далеко. Многие из них были еврейской национальности. Другие, составлявшие, вероятно, самую крупную обособленную группу, прибыли из Соединенных Штатов. Это были люди, утратившие иллюзии одновременно с увяданием вильсонианских мечтаний 1917 года, отягощенные бессилием меньшинства левых фракций Америки.

Все эти представители Европы в Шанхае, естественно, тяготели к убежищу в виде местных филиалов, спонсируемых Советами организаций, основанных Коминтерном в двадцатые годы для мобилизации прогрессивного общественного мнения и в качестве дополнительного пропагандистского оружия в проведении революционной политики коммунистов. Среди этих «независимых» организаций были, например, Международная «красная» помощь, гражданское либеральное лобби Коминтерна, используемое, в частности, в деле Сакко и Ванцетги, чтобы вызвать симпатии общества к политическим заключенным в капиталистических странах; Общество культурных связей с зарубежными странами, занимавшееся распространением напечатанной в собственных издательствах Коминтерна советской культурной пропаганды по всему миру, с использованием своих многочисленных филиалов на местах, а также Международный союз революционных писателей и его издательский синдикат, которым заправлял Вилли Мюнзенберг.

Мисс Смедли чувствовала себя в этом мире как дома, равно как среди групп китайских левых, ставших для нее преемниками индийских революционеров Калифорнии и Берлина, для которых Шанхай был главной конспиративной базой в Китае, поскольку Международный сеттльмент предоставлял убежище от полиции китайских националистов из Нанкина, хотя и был подвержен неожиданным рейдам со стороны европейских двойников последней в самом сеттльменте.

Подобный круг людей стал объектом пристального внимания для Зорге, когда он принялся создавать свои каналы получения информации. Похоже, что с Агнес Смедли он встретился вскоре после отъезда «Алекса» в Европу, то есть в ноябре 1930 года. Как это произошло — неизвестно. В одном из своих показаний Зорге намекнул, что у него было рекомендательное письмо для нее из газеты «Франкфурте? Цайтунг». Возможно, что они уже встречались раньше во Франкфурте или в Берлине еще в 1928 году. В том же году в одно и то же время они были в Москве.

Зорге проявил осторожность, не открывая этого эпизода. «Я слышал о ней еще в Европе», — сказал он японскому следователю. В своем признании он утверждал: «Я знал, что могу оказаться зависимым от нее. Я просил ее помощи в организации моей группы в Шанхае и особенно в подборе китайских сотрудников. Я встречался со всеми ее китайскими друзьями, с кем только можно, делая особые попытки познакомиться с теми, кто добровольно выражал согласие сотрудничать и работать с иностранцем ради «левого» дела».

Мисс Смедли играла роль рекомендательного письма, и небольшая группа китайских «помощников и поддерживающих» была, со всеми предосторожностями, наконец создана. Их странными кличками пестрят страницы показаний Зорге. Он заявил японскому следователю: «Очень трудно запоминать китайские имена, да и много лет прошло с тех пор». Но было и куда более реалистичное объяснение этому: длинная рука японской полиции вполне могла добраться и до оккупированного Китая. Так что Зорге, похоже, пытался защитить своих бывших помощников.

Осенью 1930 года круг информаторов Зорге пополнился весьма значительным помощником, и способ, каким это было сделано, открывает фрагмент незаметной работы коммунистической разведки в Китае. Зорге очень хотел регулярно получать надежную информацию о японской политике в Китае, а также иметь материалы общего характера, касавшиеся отношения Японии к развитию событий на Дальнем Востоке.