И потому молодой Сайондзи всегда страстно желал «сделать что-нибудь для Японии». Он не готов был прожить жизнь в свое удовольствие. В нем был тот гражданский дух, что наряду с личными связями и сделал его пригодным для службы в качестве консультанта Министерства иностранных дел, а летом 1941 года — в качестве «шокутаки» в третьем кабинете Коноэ.
Тот факт, что Одзаки занимал равное положение, казался Сайондзи уважительной причиной, чтобы не стараться особо держать язык за зубами, когда он обсуждал с друзьями вопросы, относящиеся к высокой политике.
В ходе прокурорского расследования Сайондзи выразил искреннее раскаяние в отношении случившегося и сделал заявление в пользу Одзаки.
«У меня нет слов, чтобы оправдаться перед моими друзьями в той ошибке, которую я совершил. Одзаки совершил преступление против общества, которое должно быть осуждено. Я был ужасно обманут им, и в этом я виню самого себя больше, чем Одзаки, за свою слепоту. Несмотря на преступление, которое он совершил, я по-прежнему ценю Одзаки за его доброту и способности. Я искренне надеюсь, что в будущем я смогу поправить Одзаки и таким образом изменить его так, чтобы превратить в истинного японца, стоящего на службе государства».
И Сайондзи, и Инукаи были членами Асамешикаи, «Клуба завтраков», основанного в 1938 году двумя личными секретарями Коноэ — Ушибой и Киши Дозо, а также самим Одзаки, тогда выступавшим в качестве советника Кабинета. «Клуб завтраков» придумали друзья Коноэ, а свое название он получил потому, что встречи клуба проходили за завтраком около восьми часов утра. Целью этих собраний, говорил Одзаки, «было оказание помощи кабинету Коноэ через посредство его секретарей, путем выражения различных точек зрения». Встречи происходили дважды в месяц и не прерывались даже после того, как в январе 1939 года кабинет подал в отставку. На самом деле группа стала встречаться каждую среду, и с этого времени получила название «Клуб среды».
Сам Коноэ редко присутствовал на этих встречах, однако относительно небольшой круг писателей, ученых и чиновников, известный всем как «мозговой трест Коноэ», считал «Клуб завтраков» идеальным форумом для конфиденциального, откровенного обмена мнениями. Все его члены были озабоченными государственными проблемами людьми, шагавшими не в ногу со временем, и, несмотря на все влияние, которое они имели на Коноэ, они по большей части не имели связи с самым важным источником политической власти, а именно: с японской армией.
Когда в 1942 году достоянием гласности стал тот факт, что, кроме Одзаки, еще две ведущие политические фигуры из круга приближенных Коноэ, собирательным образом которых стал «Клуб завтраков», арестованы, враги Коноэ возрадовались, а друзья опечалились. Сам сенатор Маккарти не смог бы добавить ничего нового к тем крайним взглядам, чтобы высказывались противниками Коноэ. По их мнению, Коноэ и его друзья — предатели, подкупленные либералами, если не иностранными агентами. А самое резкое мнение, в его крайней форме, было таково, что дело Зорге сфабриковано армией с целью обеспечить падение кабинета Коноэ и навсегда дискредитировать самого принца.
Японская полиция арестовала и многих других подозреваемых, прямо или косвенно связанных с группой Зорге, как в Китае, так и в самой Японии.
В Осаке был арестован владелец небольшого литейного завода, которого допрашивали сначала в полиции, затем в прокуратуре и в конце концов признали невиновным. Этот вердикт поражает, поскольку обвиняемый — Шинозука Торао — на самом деле признался, что снабжал Од-заки и Мияги информацией военного характера. Отцы Шинозуки и Одзаки были друзьями, и когда Одзаки поступил в Первую высшую школу, он снимал одну квартиру на двоих с Шинозукой.
Хотя, по словам Одзаки, Шинозука, будучи студентом, проявлял интерес к социализму, имеющиеся материалы дают основание предполагать, что в зрелом возрасте у него уже не было каких-то особых симпатий к левым и его общение с Одзаки основывалось не на общности идеологий.
Но когда в начале 1935 года Одзаки и Мияги задумались, как преодолеть недостаток разведданных из военных источников, Одзаки вдруг вспомнил о друге детства Шинозуке. Он вспомнил, что Шинозука серьезно интересовался оружием и всеми видами техники. Подход к нему Одзаки нашел очень просто, сказав, что ему, как журналисту, просто необходимо знать что-нибудь о военных делах и что он был бы очень благодарен, если бы Шинозука, как специалист, помог ему в этом. Последний ради дружбы согласился на это предложение. Общение Одзаки с Шинозукой имеет, однако, совсем недолгую историю. Одзаки даже не брал на себя труд встречаться с Шинозукой, предоставив это Мияги, которого он представил Ши-нозуке, как художника, интересующегося изображением батальных сцен и оружия.
Так, за едой в различных токийских ресторанах простодушный Шинозука, используя те знания, что давало ему его хобби, рассказывал Мияги, а иногда и Одзаки об организации армейских вооруженных сил и расположении аэродромов, об авиазаводах и дислокации пехотных дивизий.
Одзаки в разговорах с Зорге называл Шинозуку не иначе, как «специалист», однако сам Зорге два или три раза недобро заметил в этой связи:
«И наконец я должен упомянуть о некоем «специалисте». Это был старый друг Одзаки, который присоединился к нашей работе вскоре после моего прибытия в Японию, но который далеко не оправдал моих ожиданий. Вместо того чтобы стать экспертом по военным вопросам, каковым мы все поначалу считали его, он постепенно превратился в «эксперта» по вопросам денежным».
Среди арестованных и находившихся в заключении или тех, кто был допрошен без лишения свободы или в качестве свидетеля, оказалось большинство приближенных Коноэ — включая и самого Коноэ, а также ведущих сотрудников газеты «Асахи», членов Общества Сева и еще ряд людей, связанных с ЮМЖД или работающих в ее отделениях в Токио, Шанхае и Маньчжурии. Некоторые из арестов, как, например, аресты Кавамуры и д-ра Ясуды, произошли через несколько месяцев после ликвидации группы Зорге в октябре 1941 года.
В июне 1942 года японские власти в Шанхае, действуя по информации, полученной от токийской полиции, арестовали около сотни человек, подозреваемых в том, что они поставляли информацию китайским коммунистам. Из них около двадцати были задержаны на время следствия. Среди них был и Наканиши Ко — известный со времен Второй мировой войны писатель, журналист и член верхней палаты парламента.
Наканиши Ко был студентом Восточно-Азиатской школы режиссуры в Шанхае, учился в одном классе с Мизуно Шигеру и Кавамуро Йошио и был активным сотрудником Института Фунакоси в Северном Китае. Он, однако, не входил в число членов группы Зорге ни в Китае, ни в Японии, хотя и работал на китайских коммунистов. А ко времени своего ареста он работал в исследовательском отделе ЮМЖД, в ее шанхайском офисе. Именно разоблачение группы Зорге привело к аресту и обвинению Наканиши, хотя он и не поддерживал активных связей с группой. С рассмотрением его дела особо не торопились, и перед токийским окружным судом он предстал лишь в сентябре 1945 года, когда американские войска уже вошли в Японию. Наканиши приговорили к пожизненному заключению, однако двенадцать дней спустя, в соответствии с общим приказом об освобождении политических заключенных, он вышел из тюрьмы свободным человеком.
Любопытный эпизод имел место до первых арестов по делу Зорге — так называемое «Дело управления планирования». Полиция обнаружила, что несколько чиновников из Управления планирования кабинета симпатизировали марксистам и коммунистам. Этих чиновников не стали обвинять в шпионаже, но обвинили в заговоре с целью использовать любую возможность для оказания влияния на правительственную политику с тем, чтобы превратить Японию в социалистическое государство. Особая высшая полиция была уверена, что существовал целый заговор коммунистического подполья в Японии, ставивший своей целью проникновение на ключевые посты в правительстве, такие, как Управление планирования. Дело подкреплялось и своеобразной интерпретацией признаний некоторых обвиняемых в том смысле, что движение к плановой экономике, усиленное потребностями китайской войны, похоже, дает шанс замаскированным марксистам в правительстве уничтожить капиталистическую систему в Японии.