Высокопоставленные чиновники советского посольства в Токио, отвечая на подобные расспросы, в один голос отрицали, что им хоть что-либо известно об этом деле. Как писал первый секретарь посольства после обеда со своим знакомым японцем на вечеринке с выпивкой, состоявшейся 15 мая (за два дня до выхода пресс-релиза), «мы не ожидали услышать какие-либо разговоры об этом деле, но Такамори (хозяин) спросил меня о деле Зорге. Мы ответили, что хоть и говорят, что здесь замешана штаб-квартира Коминтерна в Москве, однако на самом деле все дело спланировано «пятой колонной» гестапо, и потому московским властям ничего не известно о нем». А корреспондент ТАСС Киселев заметил: «Германскому послу в Токио должно быть известно о деле Зорге все, и если он ничего о нем не говорит, он, должно быть, антигитлеровец. Этот факт доказывает, что существуют две оппозиционные силы внутри гитлеровского правительства. И вопрос теперь в том, чтобы внимательно наблюдать за тем, что собирается предпринять японское правительство в отношении этого дела. Ни советское правительство, ни советское посольство не имеют к нему никакого отношения».

И советские, и японские власти были заинтересованы в том, чтобы постараться скрыть связи Зорге с Москвой, дабы не подвергать опасности продолжающиеся переговоры между двумя странами, направленные на поддержание нейтрального статус-кво на границах Маньчжурии и Сибири.

Присутствие в советском посольстве представителя московского Центра, второго секретаря посольства и консульства Зайцева, связанного с группой Зорге, ныне оказалось весьма неудобным фактом, и Зайцев тихо и быстро был отозван из Токио.

После войны, в ходе заседания Международного военного трибунала по Дальнему Востоку в Токио м-р Кун-нингэм, защитник генерала Осимы, бывшего посла Японии в Берлине, не раз пытался использовать имя Рихарда Зорге в деле против своего клиента и всякий раз встречал яростное сопротивление со стороны советского прокурора генерала Васильева, пока не был, наконец, лишен слова председателем трибунала[150].

М-р Куннингэм пытался допросить свидетеля обвинения полковника фон Петерсдорфа, сменившего полковника Шолля на посту помощника германского военного атташе в Токио в декабре 1938 года и занимавшего этот пост до января 1943 года. Американский юрист намерен был доказать, что большую часть информации, которую Зорге переправил в Москву, он получил в германском посольстве. В письменных показаниях под присягой полковник Петерсдорф, захваченный в плен русскими на Восточном фронте и дотошно допрошенный советскими службами безопасности в Москве по делу Зорге, утверждал, что Зорге был для германского посольства главным источником получения информации о боевых порядках японской Квантунской армии в Маньчжурии и на севере Китая и что именно через него немцы узнавали о тех вещах, о которых не сообщал им японский генеральный штаб. Таким образом, в основном через Зорге эта жизненно важная информация о Японии попадала в Берлин скорее, чем из японских источников, таких, как клиент Куннингэма — генерал Осима.

Это хорошо иллюстрирует следующая выдержка из диалога, состоявшегося на суде:

«М-р Куннингэм (в перекрестном допросе): В поисках информации вы предполагаете, что, кроме как из японского генерального штаба, вы получали информацию о мощи Квантунской армии в различные периоды и от германского корреспондента Рихарда Зорге. Это так?

Генерал Васильев: М-ру Куннингэму прекрасно известно, что эта часть аффидевита (полковника Петерсдорфа) была вычеркнута, и потому я протестую против вопроса…»

Председатель вынес решение, что та часть документа, что была вычеркнута, не может служить доказательством.

«М-р Куннингэм (обращаясь к предыдущему заявлению полковника Петерсдорфа): Итак, в отношении немецкого корреспондента Рихарда Зорге, от которого вы получили «точные данные о количестве дивизий в Квантунской армии и номера некоторых из них». Какую должность вы занимали в то время в германском посольстве?

Генерал Васильев (вновь возражает против вопроса): Мы убедились, что данные, которые есть у свидетеля и которые касаются мощи Квантунской армии, столь неполные и неправдоподобные, что мы решили вычеркнуть эту часть из аффидевита, потому что данные, которые он приводит, не окажут пользы трибуналу».

Мотивы такого поведения советского обвинителя вполне ясны, ибо информация, переданная Зорге германскому посольству, родилась в результате шпионажа, которым занимались Одзаки и Мияги, и посольству она была передана с согласия московского Центра, получившего точно такой же отчет от Зорге, и потому дальнейшие вопросы Петерсдорфа вполне могли открыть все дело в целом.

Тем временем Куннингэм и Васильев уже говорили на повышенных тонах:

«М-р Куннингэм: Мне бы хотелось показать, будь у меня такая возможность, что Ричард Зорге, через которого этот свидетель получал информацию, и через которого посол Отг получал всю свою информацию, и которому посол Отт показывал телеграммы из Германии, и от кого посол Отт получал советы, был самым знаменитым шпионом — одним из многих в русской истории».

Председатель решил, что подобная линия допроса будет пустой тратой времени, поскольку маловероятно, что свидетель бьш бы склонен сделать подобное признание.

Тогда Куннингэм быстро сменил тактику, спросив Петерсдорфа, знает ли он Крома — «газетчика и товарища Зорге». Вопрос разрешили, однако ответа от Петерсдорфа не последовало.

Тогда Куннингэм предпринял еще один шаг, чтобы заставить Петерсдорфа пролить свет на источники информации, которые были у Зорге. Однако вопрос получил отвод.

Диалог завершился финальной схваткой между американскими и советскими адвокатами.

«М-р Куннингэм (свидетелю): Когда вы обнаружили, что Рихард Зорге, от которого вы получали точные данные, был русским шпионом?»

Петерсдорф пробормотал что-то невразумительное по-английски, и председатель трибунала попросил его больше не говорить.

Генерал Васильев был категорически против допроса: «В таком виде это попытка оскорбить страну, представленную на этом трибунале… Трибунал пока не установил факт, был ли Зорге русским шпионом или каким-то другим шпионом, и потому советник защиты Куннингэм не имеет права утверждать это». Председатель колебался по вопросу о якобы оскорблении, сомневаясь при этом, мог ли советник защиты доказать свое утверждение. Куннингэм торопливо воскликнул, что никакого оскорбления он наносить не собирался, но что «судьба трех народов в огромной степени зависела от той информации, которую Рихард Зорге получал в германском посольстве».

В последнем усилии уцепиться за вопрос о последствиях деятельности группы Зорге Куннингэм намеренно спровоцировал окончательное постановление суда. Он представил для дальнейшего перекрестного допроса вопросы, касающиеся сотрудничества Петерсдорфа с Одза-ки, Вукеличем и Мияги. Суд объявил перерыв, чтобы дать возможность трибуналу принять решение большинством голосов.

Результат можно было предсказать заранее. Аффидевит Петерсдорфа бьш признан единственным имеющимся свидетельством в отношении сотрудничества Японии и Германии, «любые перекрестные допросы по второстепенным вопросам» были запрещены, и дискуссия была закрыта.

Генерал Васильев в ходе заседаний международного военного трибунала на Дальнем Востоке успешно отводил любые вопросы и свидетельства, касавшиеся дела Зорге. Даже предположение, что один из трех членов трибунала и союзников-победителей мог организовать шпионскую группу во вражеской стране во время войны и притом группу, обладавшую решающим влиянием, в 1947 году рассматривалось как оскорбление. Однако почти двадцать лет спустя советские власти обнародовали свою собственную торжествующую версию этого «второстепенного вопроса» — дела Зорге.

7 ноября 1944 года годовщина русской революции 1917 года праздновалась в Советском Союзе с особым ликованием. Русские армии изгнали нацистских захватчиков с территории западных советских республик и продвигались все дальше к Германии. Особое внимание было уделено в газетах вкладу разведывательных служб в эту решающую победу. В то утро широкая русская публика узнала имена многих секретных агентов, которым по такому случаю было присвоено звание Героя Советского Союза. И в этот самый момент в тюрьме Сугамо в Токио Зорге шел на казнь, пребывая в полной изоляции, брошенный на произвол судьбы своим московским начальством, но выполнивший возложенную на него миссию.