Истинную цену договору с Германией Кремль знал хорошо. Арестовав в конце 1939 г. главного его организатора — посланника СССР в Берлине Г. А. Астахова (он был казнен 14 февраля 1942), Сталин заранее готовил в его лице «козла отпущения». Как и Гитлер, московский диктатор знал, что последствия политического флирта заранее предсказать невозможно. Заметим, что те германские дипломаты, которые не желали развязывания войны, намеренно приукрашивали в отчетах готовность СССР к отражению врага, а на деле усиливали этим недоверие Гйтлера.
В хитросплетении различных концепций запутаться было легко. Ведь Гитлера уговаривали дружить с Россией, а не воевать, Ф. Гальдер и В. Браухич, а Геринг, не вспоминая о трудностях экономики, развивал идею втяги-77
вания СССР в войну с Британией. Адмирал Э. Редер, генерал Э. Роммель, Б. Муссолини призывали захватить
12-ю дивизиями Суэцкий канал не позднее осени 1941 г. и этим поставить на колени Англию. Посетив 3 декабря 1940 г. в госпитале фельдмаршала Т. фон Бока, Гитлер и от него услышал предупреждение о «факторе 1812 года» — опасности войны с Советским Союзом, не зная точно его потенциала.
В свою очередь, 13 января 1941 г. Сталин в выступлении перед высшим комсоставом обронил такую фразу: если 5000 самолетов нанесут по противнику массированный бомбовый удар, то Красная Армия легко перейдет через Карпаты. Но за два месяца до агрессии на СССР академик Е. Варга убеждал слушателей Военнополитической академии в несколько иной перспективе: как только в результате войны возникнет революционная ситуация, пролетариат Запада поднимется против своей буржуазии, и Красная Армия тогда совершит освободительный поход в Европу.
Предложенный советским генштабом 15 мая 1941 г. план оборонительных военных действий предусматривал выход дивизий Красной Армии на 30-й день к Опо-ле в Силезии и Оломоуцу в Моравии, а на юго-западе — к румынским нефтепромыслам. Вот только в расклад сил вкралась серьезная ошибка: авторам документа ка-»алось, что для этого хватит 152 дивизий, а только за 22 июня — 1 августа 1941 г. в боях участвовали 330 советских соединений, включая 50 танковых дивизий. Но ведь в декабре 1940 г. Сталин и Молотов на полном се-рьезе дебатировали вопрос: куда может отступить Красная Армия — к Смоленску или Москве. В отличие от них, нарком обороны С. Тимошенко еще раз продемонстрировал в этот день поразительную слепоту, заявив: «В смысле стратегического творчества опыт войны в Европе, пожалуй, не дает ничего нового».
Тревога нарастала: 15—16 мая 1941 г. в Раменске под Москвой состоялись учения по о тражению газовой атаки и организации защиты от артиллерийского огня, в которых участвовало 20 тыс. жителей. В Баку самолеты сбрасывали модели бомб и всю ночь население сидело в убежищах; в Киеве была проведена эвакуация целого района, учение по обезвреживанию парашютистов; в сельской местности выделенные армейские офицеры обучали мужчин методам партизанской борьбы. 18 мая в Москве открылась выставка «Война 1812 года», а 21 мая в «Комсомольской правде» появилась санкционированная сверху резкая антинацистская статья. В эти дни только в столице призывалось в армию по тысяче человек ежесуточно.
К 1 июня 1941 г. у советских границ находилось 129 немецких дивизий, которым противостояли 247 советских. Не нарушая процесса подтягивания все новых соединений к западным границам, Сталин лишь требовал от военачальников по максимуму маскировать его. Одновременно проводился ряд дезориентирующих Германию операций с участием органов НКВД. Одной из них являлось распространение «дезы» о существующих разногласиях в высшем властном эшелоне СССР относительно перспектив советско-германских отношений. Через абверовский разведцентр в Праге в мае — июне 1941 г. Берлин получил ложные сведения о том, что С. Тимошенко, С. Буденный, Н. Кузнецов, ряд низовых парторганизаций не желают делать уступки Германии, в то время как Сталин, боясь поражения в войне, готов отдать Гитлеру даже Украину. Получалось, что Сталин, не имея возможности усмирить военных, с неохотой, но предпринимал оборонные мероприятия, одновременно стараясь не допустить прямого столкновения с рейхом. 26 мая от немецкого посла в Бухаресте в Берлин поступило сообщение, в котором говорилось: «Сталин твердо убежден, что войну можно отодвинуть, но ее нельзя предотвратить... Советскому правительству ясно, что подготовка его армий оставляет желать много лучшего». Именно в силу нежелания начинать военные действия при неподготовленности Красной Армии Сталин и Молотов в ночь на 22 июня 1941 г. направили телефонограмму в Берлин. В ней Кремль выражал готовность «выслушать возможные претензии Германии», провести встречу на высшем уровне.
Уже когда война стала фактом, Сталин приказал пока не нарушать каналов связи с рейхсканцелярией, просил Японию выступить посредником в решении проблем советско-германских отношений. Видимо, он сожалел в этот день, что не осуществилось его страстное желание видеть начало военных действий на Западе в сентябре 1938 года.
Гйтлер же мог торжествовать: ведь в Дубно, Кобрине, Гродно вермахт захватил фонды карт германской территории, а офицеры 24-го танкового корпуса доставили в Берлин советские оперативные документы иод титулом «Захват Восточной Пруссии». Это дало возможность Геббельсу раструбить на весь мир о превентивном начале военных действий против Советского Союза.
Трудно переоценить тот огромный ущерб, который был нанесен шапкозакидательским выступлением Ворошилова 31 августа 1939 г. на сессии Верховного Совета СССР. В нем нарком обороны во всеуслышание заявил: за 8 лет в Красной Армии стало в 43 раза больше танков, в 6.5 раза — самолетов, в 7 раз — артиллерии, в 70 раз — противотанковых пушек, в 5,5 раза — пулеметов. Он ни слова не сказал, что еще 2—3 года назад полным ходом шло конструирование тачанок, для копыт лошадей вместо подков делались резиновые галоши, каски проверялись на прочность ударами клинков, для конницы ковали пики нового типа и т. п. Из-за различных бюрократических проволочек и интриг, особенно со стороны главного конструктора Реактивного института А. Г. Костикова, 2 июля 1941 г. удалось отправить на фронт всего 6 реактивных установок «Катюша», до конца 1939 г. пулеметы ДШК имелись лишь на вооружении частей НКВД. На параде в Бресте в сентябре 1939 г. состояние танков и .личного состава войск Г. Гудериана было таким, словно не они три недели провели в маршах и боях. В отличие от них, танковая часть комбрига С. Кривошеина, не встретив сопротивления, в пути потеряла половину боевых машин из-за технических поломок. По распоряжению начальника Артиллерийского управления Красной Армии Г. Кулика (тоже один из ветеранов 1-й Конной!) для танка КВ-3 было произведено 800 штук 107-миллиметровых орудий. Затем все они пошли в переплавку, потому что танк такой марки остался существовать на бумаге. Еще в 1916 г. Россия купила у американской фирмы Дж. "Голланда 11 подводных лодок, и всю войну 5 из них являлись частью ударных сил советского Черноморского флота, имея в лучшем случае антикварную ценность. О подобных фактах, имя коим — легион, Ворошилов предпочитал не упоминать. Поэтому в массовой психологии доминировали тезисы «о победе малой кровью на чужой территории».
Реальности первого периода войны продемонстрировали иное: немецкие танки выдерживали от 5 до 15 боев, прежде чем уничтожались или выходили из строя, а советские «выходили в тираж» после 1—3 атак — кроме, естественно, КВ.
Нельзя сказать, что оборонной индустрии не уделялось внимания — скорее наоборот. Если в 1937 г. на нужды армии шло 20 % производства металлообработки СССР, то в 1939-м — 41,5%. В 1941 г. по стоимости выпуск военной продукции в 6 раз превысил уровень 1937 г. Но это было количество...
С качеством же положение обстояло неважно. После боев с японскими войсками у озера Хасан, стоивших
Красной Армии неоправданных потерь, Главный военный совет СССР 4 сентября 1938 г. сделал невеселый вывод: «...боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне».