В ходе занятия с 28 июня 1940 г. Красной Армией территории Северной Буковины и Бессарабии выявились серьезнейшие недостатки в управлении, системе снабжения войск. Видимо, уроки войны с Финляндией большинством командного состава так и не были учтены. Штабы неудовлетворительно справлялись с предоставлением донесений и сводок, и без того неполных: постоянные перебои наблюдались в работе связи. В частности, из-за наплыва большого количества шифротелеграмм (по 262 в сутки) 8-й отдел штаба Киевского особого Военного округа, даже увеличенный по личному составу вчетверо, обрабатывал каждую из них по 4—5 часов, а в реальной боевой ситуации подобное недопустимо. Штабные работники не умели зачастую использовать таблицы радиосигналов, переговорные схемы, кодированные карты и позывные.
Большой некомплект наблюдался в войсках по автотранспорту, тракторам, подводному кабелю, стройматериалам, зенитным орудиям калибра 37 мм, снайперским винтовкам, 120-миллиметровым минометам. Для вывоза раненых было сформировано всего две авто-санроты. и только поспешное отступление румынской армии, многие части которой просто разбежались, предотвратило массовую гибель раненых на поле боя. Великая Отечественная такой возможности, как известно, не предоставила.
Во всех советских соединениях, особенно в 9-й армии, выявилась крайне слабая подготовка личного состава, а понтонные батальоны вообще оказались новичками в форсировании водных преград. Проведенные десантные операции осуществлялись устарелыми самолетами, без участия истребителей и бомбардировщиков, в тепличных условиях. В случае сопротивления парашютные подразделения понесли бы огромные потери.
Профессор Академии Генштаба В. Мельников 18 июня докладывал: в Бессарабии наблюдалось бестолковое высиживание, потрясающая неорганизованность, исключительная слабость штабов дивизий и корпусов, не лучше обстояло дело в ротах и батальонах.
К началу войны с Германией 70 % командиров Красной Армии имели опыт военной работы от одного месяца до шести; половина комбатов. 68 % командиров рот и взводов закончили лишь 6-месячные курсы. Только 7,1 % комсостава имели высшее военное или специальное образование. Вместо большего внимания к выучке личного состава с 12 октября 1940 г. введены новые драконовские правила: за самовольную отлучку свыше 2 часов полагалась отправка в дисбат, а более суток — тюремное заключение от 5 до 10 лет.
Неудивительно, что при проверке уровня огневой подготовки осенью 1940 г. в Западном особом военном округе положительные оценки получили лишь 3 воинские части из 54, в Ленинградском — 5 из 30, Приволжском — 6 из 150, Уральском — 3 из 18. Несколько лучше были подготовлены соединения Московского и Дальневосточного округов.
Никому не пришло в голову подбирать будущий офицерский корпус на научной основе, как это делалось, например, в Англии. Там специальные комиссии учитывали ин теллигентность кандидата в офицеры, ровность тона в беседе, способность к лидерству, компанейству и т. д.
Из 5,5 млн англичан, призывавшихся в армию и флот за годы Второй мировой войны, не прошли медицинскую комиссию 660 тыс., причем большая их часть — вовсе не по причине физических недостатков. В США количество отвергнутых после психологических тестов оказалось еще больше — свыше 2 млн человек.
По совету членов своего «мозгового треста», составленного из выпускников университетов Восточного побережья США (Гарвардский, Колумбийский. Чикагский, Вашингтонский и другие), Рузвельт во многом модифицировал систему массового комплектования армии. Миллионы призывников в общежитиях колледжей, а не в армейских бараках, изучали метеорологию, иностранные языки, методы разведки и контрразведки, баллистику, естественные, гуманитарные и социальные науки. Для обучения военнослужащих армии и флота университетские специалисты разработали две интеллектуальные программы, учитывающие психологию и стиль деятельности различных родов войск.
Советские медики во многом интуитивно регистрировали отрица тельные симптомы, появлявшиеся у участников длительных военных действий. Но в реальной жизни воинов в Красной Армии к ним почти не готовили, а их последствия для организма, особенно психики, не изучались. Между тем у военнослужащих всех армий наблюдалось не менее 19 синдромов, связанных с чувством усталости после напряжения боев: раздражительность, агрессивность, апатия, бессонница, тревога, депрессия, рвота и расстройство желудка, кошмары, психосоматические симптомы — невроз страха и т. д.
К сожалению, в советских войсках практически так и не пересмотрели бытовавший с августа 1922 г. нелепый девиз: «Раньше коммунист, а потом командир». Не подтвердился в боевой практике и другой лозунг: «Красив в строю — силен в бою». А ведь ими руководствовались и те призванные из запаса краскомы, которые в течение июля—декабря 1941 г. заполнили вакансии во вновь сформированных 286 дивизиях, 250 лыжных батальонах и других частях.
Более близкие к реальности боевые уставы пехоты (I и II часть) появились уже в ходе войны, а до этого действовали документы периода гражданской войны. Только в силу действия нелепой инструкции командир обязан находиться впереди атакующей цепи — Красная Армия за первые 12 месяцев войны потеряла огромное количество офицеров.
Директивы Генштаба мая—июня 1941 г. настойчиво учили: «Против Германии нужно применить ту же наступательную стратегию, подкрепленную мощной техникой». Но ведь у пулемета системы «Максим» оставалось водяное охлаждение — трагедия для бойцов в оборонительном бою или зимой, текстильная лента; ручной пулемет системы Дегтярева уступал по скорострельности немецкому МГ-42, дававшему 1 тыс. выстрелов в минуту, к тому же оказался неимоверно тяжелым; броневая защита Т-34 не отвечала условиям военных действий, а 76-мм пушка была просто скверной. Далеко не все решалось успешно в авиастроении, иначе с мая до октября 1940 г. 3500 советских инженеров, техников с 24 заводов и бюро не изучали бы технологию германского авиастроения. Разработанные при этом инструкции (к сожалению, немцы скрыли свой лучший самолет — ФВ-190) действовали вплоть до первой половины 1942 года.
Крайне слабой была система ПВО, остро недоставало зенитной артиллерии, летчики почти не летали ночью и в плохую погоду. Боясь разносов и понижений в должности за аварии, в авиачастях до февраля 1941 г. всячески избегали сложных полетов, не разрешали выполнять фигуры высшего пилотажа. Овладеть же досконально летным мастерством при той непродуманной системе обучения, которая существовала в советских ВВС, было попросту невозможно. Ведь в летных школах пилотов в мирное время обучали полгода, в войну — 3 месяца, в училищах — 9 и 6 месяцев, в учебных заведениях высшего типа — 2 года и 12 месяцев соответственно.
Неудивительно, что результат учебной тревоги, объявленной летом 1940 г. инспектором Главного управления ВВС по дальнебомбардировочной авиации в дислоцированной под Запорожьем авиабригаде, оказался плачевным. Из вылетевших в Ростовском направлении 10 лучших экипажей не вернулисьтри — над Донбассом врезались в терриконы.
Между тем в апреле 1941 г. 11 авиационных специалистов Германии во главе с инженер-полковником Д. Швейке, осмотрев 4 авиа- и 3 моторостроительных завода СССР, были поражены высоким уровнем производства. На обеде в их честь А. И. Микоян со значением сказал: «Теперь вы знаете нашу мощь!» Правда, вместо сдерживающего эффекта отчет руководителя этой поездки в очередной раз подтолкнул Гитлера к агрессии.
Комбриг С. Демичев в течение двух лет ожидал ответа на докладную с анализом вопиющих недостатков при обучении курсантов, когда им давали лишь азы пилотажной и тактической подготовки. Только после приема его в 1940 г. Сталиным удалось несколько сдвинуть дело с мертвой точки, однако ставку в боях командование ВВС по-прежнему делало не на мастерство, а на массовость и количество боевых самолетов. Не был проанализирован и использован опыт воздушных сражений в мае — сентябре 1939 г. на Халхин-Голе, особенно экипажей группы Я. В. Смушкевича, летавших и в небе Испании, пилотов группы А. Рытова в Китае (из-за секретности).