Гинго с учащенно бьющимся сердцем отвесил императрице поклон — слишком торопливый и смешной, как, впрочем, все, что он делал. Но лицо Астиальды оставалось серьезным.

— Узнав о твоей преданности, — продолжала она ровным голосом, — я вопросила о тебе чудесную поверхность этого подноса… — Тут она взяла лежавший возле книги черный овальный поднос, украшенный по ободу драгоценными камнями, и опустила на пол, чтобы карлик мог видеть его зеркально-гладкое дно. — Смотри, Гинго, сейчас ты увидишь в нем себя…

Астиальда произнесла заклинание и взмахнула рукой. Черная поверхность подноса подернулась мерцающей рябью, в которой замелькали золотые и серебряные блестки. И вдруг, словно соткавшись из этих блесток, в овале подноса проступило лицо…

Гинго встал на четвереньки, вглядываясь в него. Минут десять он созерцал молодое, удивительно красивое, обрамленное черными вьющимися волосами лицо, которое показывала ему магическая поверхность. Вскоре в ней отражалась уже вся стройная, мускулистая фигура незнакомца.

Гинго поднял на императрицу удивленные глазки.

— Что за прекрасный юноша виден там? — спросил он.

— Это ты и есть, — сказала Астиальда.

— Я? — изумился Гинго. — Невероятно… Ты шутишь! — с воплем горечи и обиды он отпрянул от подноса, — Мне никогда не быть таким! Я смешной уродливый карлик, которого не любит никто в целом свете и у которого один удел — страдать…

Он закрыл лицо руками. Беззвучные рыдания сотрясли его тельце.

— Слушай меня, Гинго, — сказала императрица. — Поверхность волшебного подноса показывает истинную сущность вещей. Если она показала тебя таким, значит, ты такой и есть. Прекрасный юноша, настолько прекрасный, что я всю ночь любовалась на твое изображение… — Тут она сделала многозначительную паузу. Гинго отвел от лица свои маленькие ладони. — Но сегодня утром, расспросив слуг, я была весьма опечалена, узнав, что Гинго — это карлик… — добавила она.

— О ужас, мне лучше бы не рождаться на свет! — Гинго вновь разрыдался.

— Я любовалась тобой всю ночь, — продолжала Астиальда. — От упоения твоей красотой у меня захватывало дыхание. Дерзкие и невероятные мысли приходили мне в голову… Мне вдруг захотелось избавить тебя от отвратительной личины маленького уродца и вернуть тебе твой истинный облик, коснуться твоих мужественных плечей, почувствовать жар твоей груди…

Карлик охнул и опустился на пол, не в силах стоять на ослабевших ногах.

— О божественная Астиальда, — прошептал он, — за один лишь час, да что там — за минуту неземного блаженства я готов отдать жизнь…

— Только за минуту? — все с той же загадочной улыбкой переспросила императрица. — Но почему бы блаженству не продлиться годы?

— Годы?…

— Даже десятки лет, если ты будешь достаточно отважен и выполнишь мое поручение.

— Что я должен сделать? — карлик на коленях подполз к Астиальде. — О, говори скорее! Ради тебя я готов броситься в пекло!

— Прежде чем обрести свой истинный облик, а вместе с ним и мое расположение, — сказала императрица, — ты должен убить Гомбарума.

— Государя? — ужаснулся Гинго. — Но ведь ты знаешь, госпожа, что это невозможно! Гомбарум — могущественнейший волшебник во всем Поднебесье, его власти покорна сама природа!.. Одним движением пальца он может вызвать страшнейшие землетрясения, бури, смерчи, наслать заразу на целые страны… Даже драконы Огненных Гор не смеют его ослушаться, а что говорить о нас, простых смертных… Госпожа моя, о том, чтобы убить Гомбарума, не то что сказать — даже помыслить нельзя… Император всесилен, он умеет читать мысли людей. Вспомни, сколько отважных и мудрых пало лишь за то, что они плохо подумали о владыке. Боюсь, что теперь и мне не сносить головы. Я не смогу удержаться, чтобы не вспомнить эту нашу встречу, и мысли мои неминуемо дойдут до императора. Колдун прочтет их, и я погибну мучительной смертью. Возможно, это случится уже нынче вечером… Я погиб. Горе мне… Горе…

— Да, мой верный Гинго. Поэтому мы должны действовать немедленно. Сейчас император спит. Час назад он вернулся с большой охоты в Гарпагоньих горах, собственноручно накормил собак и удалился в Запретную Башню.

— Но, государыня, в эту Башню никто не может войти, ни одна живая душа… — еле слышно прошептал карлик и оглянулся в испуге, словно могущественный Гомбарум мог его услышать. — Даже для тебя, со всем твоим колдовством, нет входа туда… А проснувшись, Гомбарум тотчас узнает про наш разговор! Для него нет тайн!

— Я рискую не меньше тебя, — возразила Астиальда, устремив на карлика пронзительный взор.

— Ты хочешь сказать, о госпожа, что Гомбарум… может убить и тебя?…

— Да, Гинго. И я со всей своей магией буду бессильна.

— Как? У него поднимется рука на тебя, прекраснейшую из женщин?

— Я уже не прекраснейшая. По крайней мере — для Гомбарума, — резко ответила Астиальда и добавила помолчав: — У меня появилась соперница, которой, похоже, улыбается удача…

— Ты имеешь ввиду Эройю, это тонконогую танцовщицу?

— Да.

— Невероятно! Предпочесть тебе, богине, какую-то замарашку…

— Эройя понимает толк в ворожбе, в этом все дело. Она уже второй месяц, будучи императорской наложницей, влияет на Гомбарума, она окутывает его сетями своего колдовства, а я ничего не могу ей противопоставить… Эройя задумала избавиться от меня руками самого Гомбарума и занять мое место. Гомбарум поддался ее чарам. Из магической книги Кен-Корроса я узнала, что Эройя в самое ближайшее время потребует у Гомбарума моей головы. И император выполнит ее желание. Возможно, это произойдет уже завтра, сразу после того, как он проснется и встретится с этой чертовкой в Павлиньем зале… Развязка близится, и это вынудило меня гадать по буквам магической книги, вычитывая в ней имя верного мне человека… Гинго, знай, что сама судьба определила нам либо погибнуть вместе, либо вместе торжествовать победу и насладиться годами счастья!

— Я сделаю все, что ты прикажешь! — воскликнул Гинго. Он выпрямился, весь затрепетав, глаза его заблестели. — Если надо убить Гомбарума — я убью его, не задумываясь. Но, государыня, что могу сделать я, ничтожный карлик, против властителя мира, обладающего неизмеримым колдовским могуществом? Он испепелит меня одним взглядом, я превращусь в головешку, в сухой лист, в плесень на стене, и память обо мне в тот же миг вытравится из мыслей всех, кто окружил меня в этом мире… О, владычица! — из глаз Гинго брызнули слезы. — Не мне бороться с всесильным колдуном!..

Он упал на колени и разразился горестными воплями. Императрица поглядела на него ледяным взором.

— Убить его можно во время сна, — молвила она.

— Но прежде нужно проникнуть в запретную Башню! — отозвался карлик. — Гомбарум окружил ее невидимой стеной, которую, как я слышал, не в силах разрушить никакие заклинания… Или, может, ты нашла способ?…

— Я спрашивала об этом у моих книг, — сказала Астиальда, покачивая головой. — Нет, одолеть невидимую стену невозможно. Покуда Гомбарум жив, она будет надежней всякой охраны защищать его сон.

— Но если нельзя добраться до спящего колдуна, зачем ты тогда призвала меня к себе? Значит, все-таки есть способ проникнуть в Башню?

На губах Астиальды заиграла улыбка.

— Ты догадлив, мой милый Гинго. Вспомни, кто, кроме Гомбарума, может беспрепятственно появляться в его опочивальне?

Карлик задумался, пожал плечами, потом вдруг хлопнул себя ладошкой по лбу.

— Собаки! — воскликнул он. — Охотничьи собаки императора! Они бродят по всему дворцу и никто из придворных пальцем не смеет тронуть их. Гомбарум кормит их из своих рук. Даже во время сна он не расстается с ними… Для собак не существует невидимой преграды, окружающей Башню!..

— И мы воспользуемся этим, чтобы добраться до колдуна, — добавила Астиальда.

— Я все-таки не пойму… — на лбу озадаченного Гинго прорезалась морщина. — Мне, что ли, нужно затянуться в собачью шкуру?

— Нет, Гинго, это не поможет. Чтобы проникнуть в Запретную Башню, ты должен стать одной из охотничьих собак Гомбарума. Стать собакой, — повторила она. — Превратиться в нее.