Первоначально намеченный трехмесячный срок завершения приемной кампании пришлось продлить в связи с огромным наплывом желающих вступить в ряды партии. В основном ленинский призыв был завершен к XIII съезду партии (май 1924 г.), к началу которого численность партии составила 736 тыс. человек; из них — около 242 тыс. членов партии и 128 тыс. кандидатов ленинского призыва[53]. После ленинского призыва значительно изменился социальный состав партии, процент рабочих в ней составил около ⅔ общего количества членов. Сталин и другие руководители партии отдавали себе отчет в том, что в партию в связи с массовой кампанией проникали и элементы, ничего общего не имеющие с идеалами коммунизма. «Конечно, в отдельных случаях в этом массовом притоке в партию придут и ненадежные, случайные элементы, — отмечалось в письменном отчете ЦК партии о работе за время с предыдущего съезда партии. — Мы не должны закрывать глаза на то, что часть рабочих, входящих теперь в наши организации, идет по мотивам узко личным, даже шкурным, так, например, из боязни сокращений, расчетов и пр. Но все же эта часть составляет лишь небольшое количество в этом огромном приливе рабочих в нашу партию, которые вошли по ленинскому призыву»[54].

Было обращено внимание и на расширение влияния партии в деревне. Всячески поощрялось и поддерживалось различными способами, в частности, путем предоставления различных льгот, и кооперативное движение на селе. К концу 1924 года производственные кооперативы объединяли более 211 тыс. дворов, преимущественно из бедняков и середняков. Росла и прослойка членов партии в деревне: всего на селе к тому времени насчитывалось 150 тыс. коммунистов и 300 тыс. комсомольцев[55].

Короче говоря, был сделан беспрецедентный шаг на пути превращения партии в массовую партию. И в этом нельзя не видеть своего рода отхода от заветов Ленина, который с нескрываемым чувством внутренней гордости подчеркивал в свое время, что партия революционного рабочего класса — «единственная правительственная партия в мире, которая заботится не об увеличении числа членов, а о повышении их качества»[56]. Именно этим и объяснялась грандиозная чистка партии, проведенная начиная с 1921 года. А сам ленинский призыв (какими бы благородными побуждениями он не объяснялся) фактически означал радикальный пересмотр партией прежней установки своего вождя. В ретроспективном освещении он предстает как шаг, направленный на расширение социальной базы сторонников генсека, на то, чтобы в лице молодых членов партии обрести своих новых и надежных единомышленников. Суммируя, можно в каком-то смысле сказать: призыв в партию в 1924 году по форме был, безусловно, ленинским, а по своему реальному содержанию и по воздействию на дальнейшую политическую линию сталинским. В этом, в частности, и состояла весьма причудливая диалектика того времени.

Но Сталина беспокоил не только вопрос о количественном росте партии. Немалую озабоченность вызывал низкий уровень образования и культуры членов партии вообще и новых партийцев, в частности. На XIII съезде партии Сталин отмечал, что бросается в глаза большой процент политнеграмотности — что он подразумевал под этим довольно расплывчатым понятием, неизвестно; скорее всего речь шла об элементарной неграмотности. Так, по некоторым губерниям она доходила до 70%. В среднем по нескольким губерниям центральной России политнеграмотных — 57%; в прошлом году было около 60%. «Это один из основных дефектов нашей работы»[57], — подчеркнул он.

Я не стану растекаться мыслью по древу относительно низкого образовательного и вообще культурного уровня основной массы членов партии, да и не только их, но и среднего и даже высшего звена партии. Этот факт, взятый сам по себе, многое может объяснить из перипетий внутрипартийной борьбы и создания механизма четкого послушания низов указаниям сверху. Этот факт необходимо постоянно держать в уме, когда речь идет о тех или иных поворотах в партийной политике и соответствующей реакции со стороны низов на такие повороты. Сталин, будучи сам не особенно обремененным уровнем образованности, (хотя, как уже подчеркивалось в первом томе, семинарское обучение в целом примерно соответствовало гимназическому, а, кроме того, основным методом для Сталина стал метод самообразования, благодаря которому он смог подняться до уровня, отвечающего требованиям современной ему эпохи), повышению уровня образования придавал первостепенное значение.

Аксиомой является то, что необразованными или малообразованными людьми легче управлять, легче манипулировать. Но это имеет и обратную сторону — они менее способны решать все более усложнявшиеся задачи, встававшие перед страной. Поэтому в тот период, в особенности после столь значительного увеличения численности партии в итоге ленинского призыва, на первый план вполне закономерно выплыла задача идейно-политического просвещения как членов партии в целом, так и ленинского призыва в первую голову. Сталин нисколько не преуменьшал стратегической важности данной задачи. Да ее и вообще трудно было преуменьшить, учитывая реальное положение дел.

Но, строго говоря, помимо сугубо просветительских, идейно-образовательных функций политического просвещения, для Сталина данная проблема имела и иное измерение. Имеются в виду цели сугубо политической направленности. Если выражать мысль несколько упрощенно, то Сталин ставил перед собой задачу вооружить членов партии (в первую очередь рядовой состав и средний эшелон) сталинской интерпретацией ленинизма. Возможно, где-то в глубине души у него теплилась идея дать партийной массе (пастве) нечто вроде революционного Нового Завета. Этот набор теоретических и политических догм и постулатов должен был в ясной, в доступной пониманию простого человека, форме, причем выраженной в лаконичном стиле, изложить главные моменты ленинского учения. А затем на базе такого эталона должна была развернуться пропагандистская работа — так называемое политпросвещение.

На первый взгляд, может показаться, что данная задумка отдавала душком откровенной утилитарности, если не сказать примитивности. Однако воздержимся от поспешных умозаключений. Скорее всего, это был продуманный, верно выверенный долговременный политико-стратегический расчет генсека. Помимо непосредственной цели — вооружить партийные массы сталинской интерпретацией ленинского учения — план Сталина в этой области преследовал и другие, отнюдь не малозначимые цели.

Речь идет о том, что одной из необходимых и фундаментальных предпосылок укрепления общих позиций Сталина как главного претендента на ленинское политическое наследие являлось создание себе ореола (как сказали бы сейчас, имиджа) крупного партийного теоретика. И дело вовсе не сводилось только к самоутверждению Сталина в данной ипостаси. Замысел и размах носили гораздо более универсальный и масштабный характер. Сталин, как это стало ясно впоследствии даже отнюдь не дальнозорким его соперникам, стремился заложить духовно-интеллектуальные, теоретические основы для своих политических устремлений. И мне думается, что несколько легковесным и поверхностным выглядит утверждение Бухарина, выраженное им через четыре года после рассматриваемых здесь мною событий, о том, что Сталина «съедает жажда стать признанным теоретиком. Он считает, что ему только этого не хватает»[58].

В действительности Сталин смотрел на вопросы теории гораздо глубже и объемнее. Он органически увязывал их не только, а может быть, и не столько с сугубо личными претензиями и амбициями, сколько с утверждением определенной политической философии. В апреле 1920 года в связи с 50-летием В.И. Ленина он писал: «С наступлением революционной эпохи, когда от вождей требуются революционно-практические лозунги, теоретики сходят со сцены, уступая место новым людям…