Как же отнеслись к омскому перевороту державы Антанты в лиде их местных представителей и боровшиеся за власть группировки? И, прежде всего, как отнеслись к нему широкие слои населения Сибири и Дальнего Востока?

Во второй половине дня 19 ноября состоялось первое заседание нового правительства, на котором сам верховный делал подробное сообщение о своих переговорах с находящимися в Омске представителями Англии (командиром 25-го английского полка полковником Уордом. —Г. Э.) и Франции о событиях предыдущей ночи и «о принятом наличными членами всероссийского правительства временном изменении в конструкции верховной власти». Решений по докладу Колчака не записано. Вслед за ним выступил с пространной речью министр юстиции, он же генеральный прокурор Старынке-вич. Заслушав оба доклада, совет министров постановил предать Волкова, Красильникова и Катанаева «чрезвычайному военному суду по обвинению в том, что они посягнули на Верховную власть». Назначив состав суда, избрав комиссию по составлению текста обращения от имени нового правительства «к народу» по поводу событий 18 ноября, правительство закончило заседание тем, что утвердило в качестве государственного гимна известный церковный гимн «Коль славен наш...».

Нужна ли была вся эта комедия и что дала она ее постановщикам?

Как только находившийся во Владивостоке Иванов-Ринов получил из Омска постановления и указы нового правительства, он тут же послал длинную телеграмму Колчаку, в которой от имени Сибирской армии выразил чувства преданности и обещал новому верховному и его правительству полную поддержку ⁹⁵. Другая длиннейшая телеграмма Иванова-Ринова командирам корпусов и н.'Iпальникам гарнизонов Сибири и отдельно Семенову призывала всех признать Колчака и подчиниться его распоряжениям. Изданный им приказ предписывал ‘войскам пресекать в зародыше всякие попытки какого бы то ни было массового неповиновения и пропаганды против верховного и совета министров, предавая виновных военно-полевому суду, а в не терпящих отлагательства случаях — расстреливать на месте без суда и следствия; поддерживать в войсках железную дисциплину, не подчиняющихся предавать смерти»*.

Но все эти драконовские меры оказались совершенно нс нужными — никто и не собирался выступить в защиту Директории. «Население деревень и станиц, — сообщал Портнов Иванову-Ринову шифром 26 ноября, — относит-(в совершенно безразлично к событиям, и единственное вх желание — спокойствие, получение мануфактуры и предметов первой необходимости... Войска на фронте впретили события спокойно». Следует признать, что в целом сообщение Портнова соответствовало действи-1СЛЫЮСТИ, за исключением отдельных моментов, о которых будет сказано ниже.

Телеграмма Иванова-Ринова с изъявлением полного п безоговорочного признания Колчака заканчивалась оОспипшем немедленно оповестить союзников, принять меры сохранить порядок на Дальнем Востоке и немед-зеппо вернуться в Омск. На другой же день Колчак в Вологодский получили от него шифровку: «Перемены и правительстве союзниками приняты следующим обрати французами и англичанами вполне доброжелатель-В11, американцы не одобрили, японцы недоброжелатель-|ш Деныс элементы занимают выжидательную позиции! Хорват принимает необходимые меры...»**

В 1елсграмме Иванова-Ринова ничего не говорится и чгmix. Между тем их отношение к событиям 18 ноябри мо1ло иметь решающее значение по ряду причин: I >>мair!ующпм Западным фронтом был чех генерал Сы-

......пи, а екатеринбургской группой командовал аван-

• *• •inn I чех Гайда. Наиболее надежную и боеспособную ■ми, mi фронте составляли как раз чехословацкие вой- ⁹⁶ ска, а отношения с ними нельзя было назвать дружественными ⁹⁷.

Надо признать, что у Колчака и его сторонников имелись основания опасаться противодействия со стороны чехословаков. Началось с того, что 22 ноября командующий Западным фронтом Сыровый издал явно враждебный новой власти приказ. Содержание приказа, равно как и самый факт его издания, расценивались сторонниками Колчака как исключающее всякие сомнения выступление чехов против омского переворота и в защиту Директории ⁹⁸.

Еще более тревожными были донесения контрразведки. По ночам в Челябинске в вагоне Патейдля собираются чехи и русские и совещаются до утра. Сам Сыровый приказал предоставить бежавшим из Омска членам Учредительного собрания безопасное для них помещение и приставить к ним надежную охрану из сербов. Установленная Сыровым цензура запретила печатать изданное новым правительством «Положение о временном устройстве государственной власти в России». В Уфе под защитой чеховойск бывшими членами самарского Комуча образовано правительство, которое уже обратилось ко всем правительствам Европы и Америки с протестом по поводу омского переворота и с просьбой о помощи; телеграммы пересылаются с помощью чехословаков. На 2 декабря 1918 г. в Уфе назначено совещание бывших участников сентябрьского уфимского совещания для создания федерации против Колчака. Уфимские комучовцы вступают в переговоры с Москвой с предложением создать общий фронт борьбы против Колчака *.

Но радости и надежды уфимских учредиловцев и сторонников Директории на поддержку со стороны чехословаков оказались весьма кратковременными. Стоило юлько колчаковскому правительству обратиться к Жа-пепу, как все изданные Сыровым приказы и ограничении были, не без участия Штефанека, тотчас отменены, а членам вновь созданного уфимского правительства пришлось спасаться бегством.

Значительно более серьезным было выступление Семшова. В обширной телеграмме Вологодскому, Дутову, Хорвату и Иванову-Ринову он категорически заявил, чю Колчака не признает и что в качестве командующею войсками Дальнего Востока он выставляет кан-дпдатами Деникина, Хорвата и Дутова. Заканчивалась нмичрамма ультиматумом: если в течение 24 часов не оудст ответа о передаче власти одному из указанных кан-III патов, он объявляет автономию Восточной Сибири.

Надо сказать, что Семенов не только грозился. Держа в своих руках Забайкалье, он тут же прекратил цепкую связь Омска с Владивостоком (а следовательно, и е внешним миром, не разрешив переговоров по прямому проводу даже Жанену), задерживал идущие в 11мек поезда с боеприпасами и со снаряжением и забирал и I них себе все, что считал необходимым, не останавливаясь даже перед столкновением с чехословаками "^п.

Чтбы толкнуть Иванова-Ринова на враждебные Ом-м, ^ чгйетвии, Семенов пустил слух, что Колчак распори П1ЛТЯ арестовать и его. Но, начав переговоры с Хораном о возможности остаться на Дальнем Востоке,

......... Рниов в свою очередь стремился использовать

ии. пилении своего «друга атамана», чтобы, продолжая ......I tit ру с Омском, заработать себе политический катила «Мои попытки, — говорится в шифровке его от ¹ и лори 1918 г. па имя Колчака и Вологодского,— .......ап, шамана Семенова отменить принятое решение ⁹⁹

потерпели неудачу. Омск остается во власти местных переживаний и не усвоил до сих пор грозных опасностей, надвигающихся с востока... Без связи с внешним миром, без снабжения армия наша рухнет. Мы — игрушка иноземных сил, которые Омск недостаточно учитывает. Но если мы не учтем значения Востока и этих сил, стоящих вне нас, то мы погибнем, как бы ни были велики наши подвиги и наши жертвы...» ¹⁰⁰

Мы привели выдержки из некоторых архивных документов, наиболее ярко освещающих борьбу за власть в лагере сибирской контрреволюции в период подготовки переворота 18 ноября 1918 г. и в первые недели после его осуществления. Вносят ли документы эти что-либо новое в упомянутые в начале настоящего раздела версии и можно ли в них найти ответы на поставленные нами вопросы?

Борьба за власть началась между многочисленными белогвардейскими правительствами с первых же дней их образования после падения Советов. Состоявшееся в Уфе с 8 по 23 сентября 1918 г. совещание ничего, по существу, в этом отношении не изменило. В уфимском скопище были представлены все, кто стремился к низвержению Советов, начиная от монархистов и кончая «социалистами» и «демократами» в лице эсеров и меньшевиков. Конечно, не приходится говорить о каком-то совещании даже для тех своеобразных условий и разношерстного в политическом отношении состава его участников. Более двух недель длилось позорное политическое торжище, на котором главными конкурентами выступали самарский Комуч и омское временное сибирское правительство. Естественно возникает вопрос: о чем же все это время совещались в Уфе, какие мировые проблемы решались? Меньше всего было официальных открытых заседаний. Главным полем словесных поединков были частные совещания, на которых каждый из названных нами политических китов стремился договориться с менее сильными группировками и заручиться поддержкой их. На это требовалось, конечно, немало времени — каждый стремился продать себя подороже и повыгоднее. Но, в конце концов, не это отняло времени больше всего. Основным виновником затянувшихся переговоров была Красная армия Восточного фронта, развивавшая успешное наступление от Волги к Уралу. Стоило получить в Уфе с фронта сведения о каком-либо самом незначительном успехе войск Комуча, как этот последний, превращая любую тактическую удачу в крупную победу и в «начало поражения Советов»,' тотчас же повышал свои требования и претензии и не шел ни па какие уступки. Но стоило получить в Уфе сведения другого порядка, донесения об оставлении частями Комуча какой-либо самой захудалой, не имеющей решительно никакого военного значения деревушки в полтора-два десятка дворов, как тут же основной конкурент Комуча, а именно омское правительство всемерно раздувало масштабы и значение понесенной войсками конкурента неудачи и в свою очередь повышало свои преющий. Действия Красных армий Восточного фронта с га повились объектом политической спекуляции и все-во 1МОЖПЫХ политических комбинаций сборища контрреволюционеров всего Поволжья, Урала и Сибири.