Метель немного утихла, на небѣ показался мѣсяцъ. При его слабомъ свѣтѣ Миша увидѣлъ длинную-длинную комнату, по стѣнкамъ — все лавки и лавки. Комната была пустая и холодная, но иззябшему мальчику показалось въ ней очень тепло, и онъ, послѣ короткаго раздумья, подлѣзъ подъ одну изъ лавокъ, свернулся въ комочекъ, подложилъ подъ голову сумку, согрѣлся и скоро заснулъ.
IV
Между тѣмъ къ платформѣ маленькой станціи Ягодной подходилъ, пыхтя, длинный поѣздъ. Онъ остановился, и въ вагоны полѣзла цѣлая толпа мужиковъ, съ пилами, топорами, мѣшками и прочимъ скарбомъ. Весь этотъ людъ возвращался домой съ заработковъ. Долго ихъ гоняли изъ одного биткомъ — набитаго вагона въ другой, наконецъ, было приказано прицѣпить къ поѣзду пустой вагонъ, и локомотивъ повезъ его на конецъ поѣзда. Длинная "комната" быстро наполнилась мужиками съ пилами и топорами.
— Эге, да тутъ ужъ есть одинъ пассажиръ! — воскликнулъ одинъ мужикъ, желавшій подсунуть свой мѣшокъ подъ лавку и наткнувшійся на спавшаго ребенка. — Ты, другъ, что же туда залѣзъ?.. А?..
Мужикъ ткнулъ мальчугана, но тотъ только промычалъ что-то, пошевелился и опять заснулъ какъ убитый.
— Не тронь, тамъ теплѣе; можетъ иззябъ, — сказалъ кто-то.
И Мишу не тронули. Его не тронули и тогда, когда оберъ — кондукторъ пришелъ повѣрять билеты, — не тронули потому, что совсѣмъ забыли о немъ, занявшись хлопотливымъ дѣломъ развязыванія кошелей и доставанія оттуда билетовъ.
А поѣздъ все шелъ да шелъ. Сначала Миша, совсѣмъ согрѣвшійся отъ наваленныхъ вокругъ него мѣшковъ, спалъ крѣпко, но потомъ началъ просыпаться чаще и чаще, а наконецъ, когда поѣздъ, подходя къ станціи, сталъ отчаянно свистѣть, мальчуганъ совсѣмъ проснулся и протеръ глаза. Что за диво! Вѣдь онъ ѣдетъ да еще какъ шибко! Онъ тихонько высунулъ изъ-подъ лавки голову и сталъ осматриваться и прислушиваться. Половина мужиковъ спали, другіе разговаривали.
Въ разговорахъ часто употреблялось слово "чугунка". Такъ и есть. Мишѣ ужасно хотѣлось вылѣзть и посмотрѣть на эту большую лошадь. Онъ сообразилъ, что попалъ, значитъ, не въ домъ, а въ большую-большую телѣгу, въ которую, во время его сна, заложили эту чугунку — лошадь, насажали мужиковъ и поѣхали. Тутъ онъ вспомнилъ, что эта чугунка возитъ за деньги; значитъ, лучше не вылѣзать, такъ какъ, навѣрное, за проѣздъ отобрали бы всѣ его двадцать копеекъ, которыя ему надавали грошиками по дорогѣ добрые люди, а то, чего добраго, и не хватило бы еще…
Спать онъ уже не могъ. Когда поѣздъ шелъ тише, онъ думалъ про себя: "устала", и тихонько чмокалъ губами, какъ обыкновенно чмокаютъ, когда подгоняютъ лошадь. Если поѣздъ останавливался минутъ на двадцать на станціи, Миша рѣшалъ, что, вѣрно, "поятъ" или "кормятъ". Когда же вагоны мчались по ровному и безопасному мѣсту, мальчуганъ слегка шевелилъ плечами, шепча: "лихо бѣжитъ".
Между тѣмъ вагонъ началъ пустѣть: мужики то и дѣло вылѣзали на станціяхъ и уже пѣшкомъ отправлялись по деревнямъ. Подъ утро вошелъ кондукторъ, растолкалъ двухъ-трехъ оставшихся пассажировъ и приказалъ имъ перейти въ другіе вагоны, такъ какъ этотъ отцѣпятъ и оставятъ здѣсь, на станціи.
Пассажиры вышли, а вагонъ съ мальчуганомъ отвезли на запасные рельсы и оставили.
Мальчуганъ съ удивленіемъ разсматривалъ представившееся его глазамъ чудо.
V
— Ты что тутъ дѣлаешь?.. Пошелъ прочь! — раздался позади его грозный окрикъ сторожа.
Мальчуганъ струсилъ и, заикаясь, объяснилъ, что идетъ на фабрику, сбился вчера съ дороги и теперь не знаетъ, куда итти.
— Пошелъ прочь съ рельсовъ! раздавятъ! — крикнулъ опять сторожъ и, къ великому удовольствію Миши, прибавилъ, что фабрика близко — вонъ за тѣмъ лѣсомъ.
Лѣсъ виднѣлся въ полуверстѣ отъ станціи; мальчуганъ бодро зашагалъ по указанной ему дорогѣ. Однако онъ шелъ уже часъ, другой, третій, а фабрики все еще не видно; лѣсъ то прекращался, то начинался снова; солнце прогнало съ земли вчерашній снѣгъ; день былъ совсѣмъ теплый.
При крутомъ поворотѣ лѣсной дороги мальчугану неожиданно представилась очень любопытная картина. Посреди дороги стояла телѣга не телѣга, а точно скамейка, поставленная на высокія — высокія колеса и запряженная въ одну лошадь. На скамейкѣ сидѣла барыня и держала въ рукѣ длинную-длинную хворостину — аршина въ четыре, только очень тоненькую. Около лошади хлопоталъ мальчикъ лѣтъ четырнадцати. Впрочемъ, Миша не вдругъ рѣшилъ — мальчикъ это или дѣвочка: его привело въ недоумѣніе пальто — халатъ, которое онъ сначала принялъ за женскую одежду. Съ этими неизвѣстными путешественниками случилось маленькое несчастіе: у нихъ распряглась лошадь. Худенькій, хотя вдвое выше Миши ростомъ, мальчикъ въ пальто-халатѣ никакъ не могъ подступиться къ лошади, которая, очевидно, надъ нимъ смѣялась: лишь только онъ протягивалъ руку, чтобы схватить болтавшійся ремень отъ хомута, лошадь тотчасъ же поднимала высоко верхнюю губу, обнажала бѣлые большіе зубы и трясла головой. Мальчикъ со страхомъ отскакивалъ назадъ.
Миша пріостановился. Скоро его замѣтила барыня и вскрикнула отъ удовольствія.
— Мальчикъ, а мальчикъ, поди-ка сюда, заложи намъ лошадь! — звала она его и махала рукой, приглашая итти скорѣе.
Миша медленно подошелъ.
— Ну, скорѣй, скорѣй! — торопила обрадованная барыня.
Мальчугану было не въ диковинку запрягать лошадей, и потому онъ, хотя и медленными, но рѣшительными шагами подошелъ къ кабріолету и, снявъ рукавицы, засунулъ ихъ за армякъ. Маленькая, точно выточенная лошадка сердито передернула ушами и капризно мотнула красивой головой.
— Н-но! — повелительно крикнулъ Миша, когда она снова мотнула головой, оскалила зубы и начала перебирать ногами.
Этотъ грозный окрикъ нѣсколько озадачилъ красивую, избалованную лошадь. Можетъ-быть, въ этомъ окрикѣ ей почудился знакомый голосъ кучера, который никогда не позволялъ ей "баловаться". Она наклонилась, заглянула прямо въ лицо Миши и фыркнула, обдавая его всего брызгами.
— Н-но!.. не балуй! — еще повелительнѣе крикнулъ онъ и поднесъ къ ея красивой мордѣ свой маленькій сжатый кулакъ.
Для лошади не оставалось болѣе сомнѣнія, что, если это былъ не самъ переродившійся кучеръ, то, во всякомъ случаѣ, кто-то очень на него похожій; поэтому она присмирѣла, позволила Мишѣ упереться колѣномъ въ хомутъ и крѣпко стянуть ремень. Дѣло было окончено.
— Спасибо, мальчикъ, спасибо! — весело заговорила барыня, которой, разумѣется, вовсе не хотѣлось возвращаться съ прогулки пѣшкомъ по грязи и вести за собой отпряженную лошадь, которую нельзя было оставить одну въ лѣсу.
Барыня достала изъ кармана серебряный портмонэ, порылась въ немъ и положила обратно въ карманъ. Она было хотѣла вознаградить Мишу за услугу, но въ портмонэ оказались только бумажки и двугривенные, а дать двугривенный показалось ей слишкомъ много.