— Теперь я хочу кое-что для тебя сделать, Марис.

На этот раз Руни опустился перед ним на колени. Ласкал сначала руками, досадуя на то, что пальцы такие неловкие и грубые. Потом, когда прикоснулся губами… Марис отстранился, мотая головой.

— Не надо, шаид… Пожалуйста, прошу Вас…

— Почему? — недоумевал Руни. — Разве плохо?

«Меченый» протянул руку, осмелившись погладить Руни по щеке.

— Хорошо. Слишком хорошо. Потому и не надо. Иначе… мне потом тяжелее будет…

* * *

Железная лестница, ведущая на крышу — с некоторых пор это было их любимое место, их уютный уголок. Здесь всегда тихо и темно. Здесь можно посидеть вдвоем, когда свободная минутка, покурить, поболтать о всяком… А лучше всего — просто сидеть рядышком и молчать…

Но сегодня Дикарю не молчалось.

— Тебе без ёбли тяжело или ты в него влюбился?

Руни понял, о ком идет речь. И пока подбирал ответ — как объяснить, что, вообще-то, ни то, ни другое, что можно ведь просто сочувствовать человеку, переживать, как он там дальше устроился, что его ждет… Пока соображал, Сет приблизил к нему своё лицо и прошептал:

— Да понимаю я всё: ему хуёво, и ты о нем беспокоишься. Ты ж такой, не можешь иначе… А знаешь, что я всё это время… что я ревновал тебя к нему, до жути, так, что иногда — придушил бы.

— То есть… Как? — опешил Руни. Да уж, выдал Дикарь… — Я не понимаю…

Сет вдруг схватил его за шею, потянул к себе, коротко и зло поцеловал в губы.

— Конечно, не понимаешь, дубина!

— Сам дубина! — беззлобно огрызнулся Руни. — И вообще, ты, помнится, сам сказал, чтоб не лапать. Я думал, тебе неприятно.

Дикарь протестующе замахал руками.

— Я про тогда сказал, а не про вообще… — и, заметив, как вытянулось лицо Руни, начал разъяснять. Серьезно так, даже ворчливо. — Понимаешь, я не как другие, я тебя делить ни с кем не хочу, если ты со мной — значит, только со мной… вот… И мне убедиться надо было, что у тебя ко мне всерьез, а не просто — лишь бы сунуть в охоту…

— Убедился? — неожиданно весело спросил Руни. Ему вдруг стало легко и беззаботно. Будто рухнули бетонные стены вокруг, будто прекратился бесконечный унылый дождь. Руни заглянул в себя — и не нашел там серого. Совсем.

— Блядь! Я ему важные вещи говорю, а он лыбится! — насупился Дикарь. — И дальше-то чего? Мы так и будем разговоры разговаривать? А то уже вечернее построение вот-вот…

— На фиг разговоры! — счастливо согласился Руни и решительно усадил это сердитое лохматое чудо к себе на колени.

Дикарь обвил его шею руками, да так крепко, будто и впрямь задушить собирался, и — ну целовать вперемешку с укусами… шею, лицо… чувствительно прихватил зубами за нос… Но Руни только смеялся, сдирая с Сета майку, расстегивая штаны…

Руни едва не кончил сразу же, как Дикарь насадился на него. Но, в то же время, эта невозможная теснота и исказившееся лицо Сета не на шутку испугали Руни.

— Тебе не больно? — с тревогой спросил он.

Сет зажмурил глаза и тяжело дышал.

— Да! Нет! Охуенно! — застонал он сквозь зубы. И задвигался. — Ой, блядь! Щас сдохну! Глубже давай!

До Руни дошли только последние слова, и он двинул бёдрами, всаживаясь в Сета по самое не могу. Тот заорал — уже одним только матом и что-то вовсе несвязное. И задвигался быстрее, резче, тесно вжимаясь в Руни и ещё теснее сжимая его внутри себя…

Они кончили быстро и в один момент, словно их тела сговорились… После чего валялись на неудобных железных ступеньках — мокрые, одуревшие от запаха друг друга.

Сет припал щекой к щеке Руни и зашептал ему прямо в ухо:

— Змей… Змеище мой… Только передохнём — и давай ещё, да?

… После отбоя они лежали на койке Руни. Сперва договорились, что просто спать будут, но не удержались, опять занялись этим… то есть, не совсем по-настоящему, просто обжимались, целовались, поласкали друг дружку… и снова кончили… Им было так хорошо, и совершенно наплевать на испачканное белье, на любопытных товарищей, прислушивающихся к их возне…

Сет водил кончиками пальцев по лицу Руни и вдруг отдернул руку, шепнул удивленно:

— Змей?.. Ты, никак, плачешь?..

А Руни и сам удивился: точно, и глаза влажные, и щеки… Он помнил всё это время: оплакать — значит, отпустить. А Руни боялся, что, если отпустит свою боль, останется у него одна только пустота. Всё равно, что умереть до времени. И он хранил своё горе… Но теперь пришло время освободить сердце — для тепла, для радости. И Руни, прощаясь, оплакивал свою боль…

…Дикарь улыбался во сне. Руни поцеловал его, едва прикасаясь губами — улыбка к улыбке. Было немного страшно, оттого, что теперь у Руни есть, что терять.

© Copyright: Дэви Дэви, 2008

Спасибо, что скачали книгу в