Неприятель днем и ночью тоже вел по осаждавшим огонь из пушек и крепостных ружей большого калибра. Персы больше всего опасались неожиданного ночного штурма и потому с наступлением темноты выставляли на крепостных стенах усиленную стражу. Дозорные время от времени сбрасывали со стен гйодсветы — горящие факелы, освещавшие подступы к ней, и вели пальбу в сторону русского стана.
Генерал-фельдмаршал Гудович, большой знаток осадной войны, старался измотать вражеский гарнизон. По его приказу русские постоянно устраивали персам ложные тревоги. В ответ каждый раз со стен крепости начиналась яростная пальба, а ярко горящие факелы десятками летели вниз. Пушечная и рркейная пальба из Эривани, между прочим, никакого вреда русским войскам не приносила.
В середине ноября на осадный лагерь в прямом и переносном смысле свалилась с неба большая беда. В горах выпал на редкость
ifc,
обильный снег и заметно похолодало. Теплой одежды осадные войска почти не имели. Связь с Грузией по горным дорогам сразу усложнилась, что грозило еще большей бедой, чем случившийся снегопад.
Боезапас артиллеристов заканчивался, а подвоза новых припасов из Тифлиса не было. В таких день ото дня ухудшающихся условиях генерал-фельдмаршал Гудович решился на штурм Эри-ванской крепости, назначенный по диспозиции в ночь на 17 ноября.
Идущие на приступ главный удар наносили по крепости через пробитую брешь. Разведка неоднократно подтверждала, что ее осажденные успевали заделывать только под самое утро.
На штурм Эриванской крепости отряжалось несколько войсковых колонн. Резерв до поры до времени оставался в осадном лагере. Ему предстояло ворваться в город, когда взошедшие на крепостные стены штурмующие откроют отбитые крепостные ворота, заваленные изнутри камнями и бревнами.
К началу приступа штурмовые колонны сумели незаметно подойти к Эриванской крепости на расстояние половины орудийного выстрела. В ту ночь, равно как и в предыдущие, часовые на высоких крепостных стенах не дремали, бдительно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к звукам, идущим со стороны осадного лагеря. Сбрасываемые время*от времени со стены факелы и позволили персам увидеть подходившие в полном молчании колонны русских. В их первых рядах неслись приметные штурмовые лестницы.
Первый же часовой, заметивший нападавших, сразу же выстрелил из ружья. Тревога в осажденном персидском гарнизоне прозвучала в ту ночь своевременно. Когда штурмующие пошли на приступ, их встретили со стены настоящий шквал ружейного огня и пушечные выстрелы в упор.
Главная по диспозиции штурмовая колонна, нацеленная на пробитую брешь, успеха в действиях не имела. Ее командир, бесстрашный майор Симонович, почти сразу же получил тяжелое ранение и выбыл из строя. Заменить такого решительного и боевого начальника оказалось просто некому, и атакующие не смогли проникнуть в брешь.
Другой штурмовой колонне повезло в начавшемся жарком бою — пехотинцы по лестницам взобрались на крепостную стену и завязали на ней рукопашный бой. Однако их смелость и
упорство натолкнулось на, казалось бы, неодолимую преграду. Сражавшимся штыками и прикладами русским солдатам казалось, что персов на стене вовсе не убывает, а, наоборот, прибавляется с каждой минутой.
Генерал-фельдмаршал, наблюдавший ход штурма и руководивший им, попытался развить наметившийся здесь успех. Гудович отправил резервные войска туда, где атакующие взошли на стены Эривани. Но случается совершенно непредвиденное: в том бою один за другим выбывают из строя почти все офицеры — и штурмовой колонны, и быстро подоспевшего на помощь резерва.
Упорный рукопашный бой на крепостной стене шел полночи. Видя, что сопротивление более многочисленного вражеского гарнизона не сломить и чтобы не понести еще больше потерь, Гудович с тяжелым сердцем приказал барабанщикам бить сигнал отбоя приступа.
Штурмующие войска сошли с крепостных стен и отступили от бреши. Она в ту щочь к началу приступа оказалась заделанной почти до самого верха. Последнее свидетельствовало, что персы все же неизвестно как проведали о намерениях противной стороны и, согнав большое число горожан-армян, сумели восстановить целостность крепостной ограды.
Утром в осадном лагере подсчитали понесенные потери. В ходе неудачного ночного штурма погибло и получило ранения 800 человек. Для небольшого отряда в 6 тысяч человек такие потери Смотрелись весьма чувствительно. Русские молчаливо смотрели, как ликующие персы на рассвете сбрасывали с эриванских стен обезглавленные тела русских солдат.
Взвесив все «за» и «против», военный совет осадных войск и главнокомандующий принимают решение: снять осаду Эриванской крепости и уйти на зимние квартиры в Грузию.
В осадный лагерь с берегов Аракса возвращаются заградительные отряды генерал-майоров Портнягина и Небольсина. За все время осады Эриванской крепости они не позволили шахским конным войскам подать помощь осажденным. Персидская конница, во множестве стоявшая на противоположном речном берегу, позволила русским беспрепятственно возвратиться к своим главным силам.
Обратный путь в Грузию оказался для русских войск чрезвычайно труден из-за стоявших в горах морозов и обильного снега. Это затрудняло движение по и без того труднопроходимой гор-
5 А В Шишов «Полководцы кавказских войн»
129
ной дороге. В отряде не хватало обозных лошадей и при подъемах часть грузов приходилось переносить людям. Солдаты и офицеры, большей частью не имевшие теплой одежды, мерзли, отогреваясь только у костров.
Уходящих с берегов Занги русских никто не преследовал. Как показали последующие события, у персидских войск и шахских военачальников в тот год пропало всякое желание сразиться с русскими еще раз. У всех в памяти было страшное поражение армии эрзерумского сераскира Юсуф-паши в сражении на реке Арпа-чай.
По пути из-под Эриванской крепости в Тифлис граф Гудович тяжело заболел и лишился зрения на один глаз. Годы его все же начали брать свое. Командовать кавказскими войсками и управлять обширным, очень беспокойным краем, держать в сохранности вечно тревожную государственную границу на Северном Кавказе и в Закавказье совсем пожилой генерал-фельдмаршал в полную силу уже не мог. В этом Иван Васильевич с полной ясностью отдавал себе отчет.
ОТСТАВКА. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ -
Еще в начале 1808 года кавказский наместник подал Государю прошение об отставке. На такое решение во многом повлияло и недоброжелательное отношение к Гудовичу военного министра) графа А.А. Аракчеева. Ответ на прошение последовал, однако, не скоро — только в марте следующего года. Монарх писал генерал-» фельдмаршалу графу И.В. Гудовичу:
«...Мне чувствительно весьма лишаться такого фельдмаршала,1 как вы... Желание ваше хотя с прискорбием, но будет мною исполнено» . *
Император Александр I только после долгих раздумий дал монаршие согласие на увольнение заслуженного генерал-фельд-j маршала из русской армии. По такому случаю он одарил пол-1 ководца собственным портретом, осыпанным бриллиантами, для* ношения на груди. Такая персональная Императорская награда' говорила прежде всего о государственных заслугах человека маличном доверии к нему Государя.
Дела главнокомандующего кавказскими войсками, Кавказской' укрепленной пограничной линии и прочие служебные обязанного
сти в Тифлисе Гудович передал генералу от кавалерии Александру Петровичу Тормасову. Впрочем, тот пробыл на этих должностях совсем недолго, поскольку приближалась Отечественная война 1812 года, и перед самым ее началом ТормаСов был назначен командующим 3-й русской Западной армией.
На дороге с Кавказа, в Воронежской губернии, отставного генерал-фельдмаршала настиг Царский указ о назначении его генерал-губернатором не куда-нибудь, а в первопрестольную Москву. То был большой государственный пост в Российской империи. Должность генерал-губернатора совмещала в себе и гражданскую, и военную власть на местах. Московский гарнизон относился к числу самых крупных.