— Бл*дь! Я не знаю, что мне делать! БЛ*ДЬ! — срываюсь я. Не знаю, что мне делать. Она умрет. Я волновалась на протяжении многих лет, что она была мертва, но на самом деле Лекси не мертва, и теперь по невероятной иронии она умирает прямо передо мной, и я не могу ничего поделать с этим.

Зет забирает из моих рук щипцы и направляется ко мне, обходя стол, хватая меня за плечи.

— Слоан. Слоан, посмотри на меня!

Я не могу. Я не могу. Пялюсь на бледное лицо моей младшей сестры, наблюдая за тем, как смерть смыкает свою лапу вокруг ее стройного тела. Я знаю, что плачу, но не чувствую слез. Не ощущаю своего хриплого дыхания. Мое тело не принадлежит мне в этот момент; надо мной берет вверх сила намного более великая и намного более сильная, чем я сама — это горе.

— Слоан! — В моих ушах раздается оглушительный звон, и голову отбрасывает в сторону. Зет дает мне такую сильную пощечину, что я вижу искры перед глазами. Взгляд на его лице мрачный и решительный. — Слоан, она умирает. Тебе нужно думать. Что необходимо сделать? — Он трясет меня, что есть мочи.

— Я не знаю, какая часть внутри нее пострадала. Это может быть... Это может быть сердце. Но также это может быть и печень. Или почки. Я НЕ ЗНАЮ!

— Ок, нам нужно использовать логику. Ее губы синеют. Что это значит?

— Гипоксия. Недостаток поступления кислорода к головному мозгу.

— И что это значит?

— Остановка сердца. Пробитое легкое. Огромная нагрузка на другие органы. — Что угодно. Это может быть что угодно.

— Это не пробитое легкое, мы уже подтвердили это. И траектория раны направлена вниз и в сторону от сердца, поэтому навряд ли повреждение затронуло эту область. Остановка сердца может быть вызвана сердечной и почечной недостаточностью?

— Да. Может быть вызвано обильное кровотечение.

— Хорошо. Так получается в обоих случаях нам необходимо ее вскрыть, Слоан. Нам нужно определить, какая часть ее кровоточит и нам нужно устранить эту проблему. — Он передает мне нож, который нашел для меня парень — к счастью, это скальпель. Если бы единственный инструмент, доступный мне, был бы кухонный нож, то я бы сдалась незамедлительно.

— Ты можешь сделать это, Слоан. Все, что тебе необходимо, — это сосредоточиться.

Я оглядываю комнату ошалевшим взглядом, пытаясь сообразить, что я могу сделать, чтобы предотвратить необходимость вскрывать мою сестру. Но я не могу ничего придумать, тогда Зет берет мое лицо в свои ладони и крепко удерживает его, пристально смотря на меня.

— Ты сможешь сделать это, — отрезает без единого сомнения он.

Я все еще чертовски боюсь. Все еще буквально обделываюсь от страха, но то, как твердо он это говорит, дает мне дает мне крупицу надежды. Я смогу сделать это. У меня получится.

Прерывистый звук, который раздается со стола, успокаивает мои нервы. Алексис умирает, Алексис, мать вашу, умирает, и я не дам этому случиться. Только не после того, как я подвела ее, когда ее похитили. Она нуждалась во мне тогда, и я не смогла ничего сделать по поводу этого, но я могу сделать кое-что сейчас.

— Хорошо. Хорошо, все нормально, — повторяю я.

Затем следующие пару мгновений все происходит, как в быстрой перемотке. Я ополаскиваю свои руки в алкоголе и затем переворачиваю Алексис, в последний раз осматривая ее, чтобы убедиться на все сто, что я не пропустила сквозного ранения.

— Мать твою! — шипит Зет.

Хорошо, что я решила проверить. С того момента, как мы ее внесли вовнутрь, огромный, ярко-пурпурный синяк расходится на ее спине. Явная почечная недостаточность и точно внутреннее кровотечение. В тусклом желтом освящение кухонного плафона я не заметила изменение цвета ее кожи, но когда кладу ее на спину и проверяю ее глаза, я могу четко увидеть желчь.

— Почки, — заключает Зет. Кажется, что он не так уж и далек от работы с человеческим телом. Я киваю, чувствуя легкое облегчение. По крайней мере, когда буду делать надрез, то буду уверена, где точно делать его.

Я делаю надрез, смелую глубокую линию длиной примерно четыре дюйма, проходящую горизонтально ее животу с правой стороны, и все меняется. Это всегда происходит, когда я оперирую. Мир сжимается и исчезает, поэтому мое внимание сужается до широты плоти под моими пальцами. Паника, безумный страх, парализующее сомнение — все это стихает, оставляя хладнокровное, циничное спокойствие в сознании.

У меня занимает некоторое время, чтобы осмотреть брюшную полость Лекси. Там множество крови, и у меня нет команды медсестер, чтобы обеспечить отсос или медицинский тампон. Но у меня есть Зет. Он двигается со знанием дела, убирает кровь, чтобы я могла видеть какого хрена делаю, и я не волнуюсь, что он навредит ей. В другом мире, в совершенно другой реальности, из Зета бы получился отличный хирург. Он непоколебимый. Совершенно, мать вашу, непробиваемый.

Вскоре я начинаю находить шрапнель. И облегчение ощущается подобно сильному удару в живот. Я буквально готова расплакаться, когда достаю крохотные, чертовски острые кусочки скрученного метала из брюшной полости моей сестры. Когда я перевожу взгляд на ее правую почку, это облегчение исчезает. Именно оттуда я вытаскиваю огромный фрагмент пули. Он находится между разорванным органом, который целиком и полностью уничтожен.

— Бл*дь. Бл*дь.

Зет располагает руку поверх моей, смотря на меня опять тем же взглядом. Он видит, что дела обстоят дерьмово, так же, как и я, но его не парализует от страха.

— Она все еще дышит, Слоан. Ее сердце все еще бьется. И у нее все еще есть другая почка.

— Точно. — Но все не так просто. Удаление почки — это очень обширная операция. Один человек из оперируемых умирает при этой операции, а те операции проводятся в оснащенных инструментами операционных, которые созданы для того, чтобы справляться с последствиями операции. Но разве у меня есть выбор? Никакого.

Поэтому я делаю то, что должна делать. Я удаляю пострадавший орган, зашиваю аккуратно при помощи обыкновенной иглы и нитки из швейного набора, и затем прижигаю рану. После того как очищаю брюшную полость Лекси и зашиваю, я просматриваю свои скудные медицинские принадлежности и не могу найти то, что мне нужно.

Зет смотрит на мои безумные поиски, с совершенно пустым выражением.

— Что такое? Что тебе подать? — Мне нужно найти что-то, чтобы сделать переливание крови. Она потеряла так много крови. Ей необходимо больше, чтобы она могла добраться до больницы. Зет издает стон в ответ на мое заявление. — Навряд ли они позволят тебе отвезти ее в больницу, Слоан. Я прекращаю поиски и поднимаю на него взгляд, мое сердце застревает в моем горле.

— Постой-ка. Какого хрена? О чем вообще ты говоришь?

— Я к тому, что в твою сестру стреляли. Больницы обязаны сообщать об огнестрельных ранениях в полицию.

— Да, мне отлично это известно, Зет. Я как никак работаю в долбаном госпитале.

— Точно. Поэтому никто из людей здесь не захочет привлекать к себе такого внимания. Если твоя сестра заговорит, копы нагрянут сюда в течение двух секунд. Хулио никогда не позволит этого. Они захотят, чтобы она отлежалась здесь, если она получит инфекцию...

— НЕТ НИКАКИХ «ЕСЛИ», ЗЕТ! — Я хватаю первую попавшуюся вещь под руку — ей оказывается водка — и бросаю ее в стену. Тяжелая бутылка разбивается на тысячи осколков, кусочки стекла разлетаются во все стороны. Но Зет даже не двигается. После всего, что я сделала... После того, что я проделала... После всех манипуляций, что я проделала с Алексис... — Нет никакого «если». Есть только «когда». Ей необходимы очень сильные антибиотики, уже не говоря о болеутоляющих и гребанном переливании крови, чтобы у нее, по крайней мере, была возможность оправиться от всего этого. Они, вероятно, должны будут опять ее вскрыть, чтобы исправить всю хреновую работу, которую я только, что провела по извлечению органа. — Я закрываю лицо руками, пытаясь восстановить дыхание, прикладывая все усилия, но у меня не выходит. — А что касается привлечения внимания копов, то я думаю об этом уже поздно говорить.