Он очень завидовал мне, когда я сказал об этом. «А у тебя какие планы?» — спросил я. Он ответил, что собирается стать офицером. Его матери это наверняка понравилось бы, знаете — униформа, люди обращаются к тебе «сэр» и все такое… Потом он задумал пойти добровольцем в отряд десантников. Когда я узнал об этом, решил: спятил парень, не иначе. По мне, нет ничего хуже десантников. Но он отважился на это, дурачок. Слышал, что его отец умом чуть не тронулся от гордости за своего Алекса.

«Мой сын — офицер…» — всегда говорила Гвен с надменным видом. «Мой сын — десантник», — кичился Сэм. Вот и выходит: в том, что бедняга так кончил, изрядная доля их вины. Я никогда не покидал Англии. Ну, а он заснул навеки на берегу Средиземного моря. Сэм в конце концов смирился с этим, а она — никогда. Просто не хотела верить. Конечно, трудно жить, когда знаешь, что ты в ответе за смерть сына…

Эти глубокие философские размышления привели Хьюби в прекрасное расположение духа. Его трубка потухла, и он снова раскурил ее.

— Вы помирились с семьей вашего дяди? — спросил Гудинаф, словно побуждая Хьюби продолжить рассказ.

— Я полагаю — да. Мой отец умер в 1958 году. Дядя Сэм приехал на похороны. Я поговорил с ним как мужчина с мужчиной. Ведь не из-за меня же произошел разлад. Вскоре нас с Руби пригласили на чай. Отношения, по правде говоря, оставались натянутыми. Но я сказал себе: вытерпим все, лишь бы это приносило доход. Я даже стал продавать пиво Ломасов у себя в баре. Мой отец перевернулся бы в гробу!

И только я почувствовал, что начинаю одерживать верх над дядей Сэмом, он знаете, что делает? — берет и помирает, меньше, чем через шесть месяцев после моего отца! Супруге достается все состояние, никому другому — ни пенни. Что ж, все справедливо, сказал я тогда. Деньги были ее по праву. После похорон она вцепилась в меня и говорит, что перед смертью Сэм очень просил, чтобы новая дружба, возникшая между нашими семьями, продолжалась, и, мол, она хочет, чтобы мы приходили к ней на чай. Но она не изменилась, кто угодно — только не она!

— Что вы имеете в виду? — спросил Гудинаф.

— Сознание вины! Вот что я имею в виду. Старая леди знала, что сгубила своего сына, и теперь, должно быть, опасалась, что помогла и Сэму сойти в могилу. Согласен, это звучит дико. Но в таком случае зачем она это делала? Больше двадцати пяти лет мы получали приглашения на чай. И ради чего? Я скажу вам, ради чего. Чтобы завещать нам этого чертова Граффа из Гриндейла!

Он отшвырнул трубку, и она ударилась о стенку с такой силой, что в штукатурке осталась отметина.

— Сочувствую вам, поверьте…

— Неужели? Очень мило с вашей стороны. Но полагаю, вы приехали сюда не для того, чтобы посочувствовать мне? А кто вы такой? Что-то вроде адвоката?

— В какой-то мере — да, — улыбнулся Гудинаф, по настоянию родителей изучавший когда-то законы, а не ветеринарную науку, которой отдавал предпочтение. Когда у него появилась возможность получить даже плохо оплачиваемую работу в Обществе защиты животных, он с радостью ухватился за нее, и за десяток лет из захудалой полусамодеятельной организации оно превратилось в одно из крупнейших благотворительных учреждений. Такие большие наследства, как у миссис Хьюби, перепадают нечасто, и отчаяние при мысли, что дожидаться его предстоит бесконечные годы, а также совет, полученный от официальных консультантов общества, толкнули Гудинафа избрать именно этот образ действий.

— Позвольте мне кое-что объяснить. Мы в нашем обществе, естественно, желаем получить нашу долю состояния как можно раньше. Чтобы добиться этого, нам нужно оспорить завещание в суде и сделать так, чтобы претензии Александра Хьюби на наследство — пусть и маловероятные — не принимались во внимание. Понимаете меня?

— Вы хотите деньги немедленно. Это я вижу. Но при чем тут я?

— Чтобы увеличить наши шансы на успех, нам необходимы три простых условия. Первое: все три наследующие организации должны действовать сообща. У меня уже имеется согласие Фонда помощи родственникам военнослужащих действовать от их имени, и, пока я здесь, я намереваюсь узнать мнение «Женщин за Империю».

Второе, более важное условие: судья должен ясно представлять себе положение дел. Ему следует до конца осознать, что главным препятствием к получению нами денег до 2015 года является возвращение Александра Хьюби. А потому наша задача — убедить его, что вероятность возвращения настолько ничтожна, что ею можно пренебречь.

— А какие другие препятствия могут возникнуть? — заинтересованно спросил Хьюби.

— Вы. И миссис Виндибэнкс. Вы — ближайшие родственники. По существу вы оба находитесь в одинаковой степени родства с усопшей…

— Что? Это она вам так сказала? Чертова лгунья! — закричал возмущенно Хьюби. — Старуха была мне тетей, а Виндибэнкс — только кузиной, да и то — очень дальней!

— В такого рода случаях во внимание принимается только кровное родство, — решительно заявил Гудинаф. — Старая леди была вам не теткой, а лишь женой вашего дяди. Отец миссис Виндибэнкс был ее кузеном по линии Ломасов так же, как ваш отец был кузеном по линии Хьюби. Такое родство имеет решающее значение. Чего я хочу от вас, мистер Хьюби, это отказа от ваших прав, удостоверяющего, что вы не станете претендовать на состояние миссис Хьюби ни сейчас, ни потом…

Он снова ударил трубкой по стене с такой силой, что раздался треск. Но Хьюби не заметил этого.

— Черт побери! Это все, чего вы хотите? Черт побери!

— Ну, согласитесь, я ведь не прошу у вас многого? — сказал Гудинаф, делая вид, что не понимает собеседника. — Думаю, вы уже проконсультировались со своим адвокатом и получили совет, можно ли оспорить завещание от вашего имени.

— Это мое дело, — пробурчал Хьюби.

— Безусловно. Я не хочу совать нос в чужие дела. Но если его совет состоял в том, что это может быть рискованным делом, что вряд ли стоит идти ради него на большие судебные издержки, и если вы решили последовать этому совету, то что вы теряете, подписав бумагу с отказом от ваших прав?

— Меня больше интересует, что я приобрету, — хитро заметил Хьюби.

— Возможно, вы получите небольшую денежную компенсацию за ваши труды и потраченное время, — ответил Гудинаф. Несмотря на разочарование, он не очень удивился, когда Хьюби вместо того, чтобы задать вопрос: «Сколько?» — вдруг спросил:

— Так вы говорите, что разговаривали со старой Виндибэнкс?

— Да, мы уже побеседовали с миссис Виндибэнкс.

— И как она на это смотрит?

— Она обдумывает мое предложение, но я не сомневаюсь, что она примет мудрое решение.

— Что ж, вот вам мой ответ. Я давно уже научился не пускаться вскачь, стоит лишь адвокату взмахнуть кнутом. Поэтому я тоже немного подумаю. У вас ведь здесь есть другие дела? Приезжайте через день-два. Тогда, может быть, и потолкуем.

Гудинаф вздохнул. Может, стоило посулить ему деньги уже сейчас? Нужда и жадность не позволят Хьюби ответить отказом. Но, поколебавшись секунду, Гудинаф решил, что только ослабит свои позиции, раскрой он сразу все карты.

— Очень хорошо, — произнес он, поднимаясь. — Спасибо за гостеприимство.

— За что, черт побери? Я ведь так ничего не предложил вам. — Неожиданно для самого себя Джон Хьюби вдруг почувствовал некоторую неловкость и прибавил великодушно: — Послушайте, выпейте кружку пива перед уходом. Скажите Руби — за мой счет.

— Благодарю вас, одной кружки было достаточно. Мне бросилось в глаза, что вы больше не продаете пива Ломасов.

— Нет! Сразу же после похорон я убрал это пойло из бара, — бросил Хьюби. — Вы сможете найти дорогу? Спокойной ночи!

Когда дверь за Гудинафом закрылась, Хьюби сел и задумался, уставившись невидящим взглядом в камин. Его мысли прервал голос жены:

— Джон, тебя к телефону.

Он прошел через бар к аппарату в вестибюле. Джейн постоянно сетовала, что у них нет своего телефона, но чем больше было ее недовольство, тем больше Хьюби убеждался в правильности своей экономической политики.