– Так точно, – радостно ответил Берзалов. – Всё сделаем.

– Ответ готов, высылаем, – радостно сообщил майор Якушев.

– А что там у тебя за чудо-квантор? – сердито спросил подполковник Степанов, явно читая расшифрованное донесение.

– Я всё подробно изложил! – возбужденно закричал Берзалов. – Мы с этим явлением столкнулись уже два раза. Так что ошибиться не могли.

– А Скрипей? – в голосе подполковника Степанова послышались презрительные нотки.

– Есть такой. Сами слышали и даже видели.

– А бронепоезд? Откуда он?

– Бронепоезд подорвали, – подтвердил Берзалов. – Бронепоезд чёткий физический объект.

– Почему не выяснили, откуда он взялся?

Берзалов ошарашенно промолчал. Подполковник Степанов и сам должен понимать, что сил тягаться с бронепоездом нет. Что смогли, то и сделали, зло думал Берзалов.

– Что-то у тебя легко всё получается? – грозно спросил подполковник Степанов. – Здесь подорвали, там увидели. Никакой ясности.

Берзалов ещё больше опешил. Не будешь же рассказывать, что ты везунчик от природы, что такова твоя планида, о Спасе, естественно, не упомянешь, потому что посчитают сумасшедшим и, того и гляди, отнимут третий взвод и переведут в штаб, где ответственности меньше. Нет, я не такой дурак, подумал он, чтобы подставляться.

– Ты Берзалов, в следующий раз горячку не пори, – веско сказал подполковник Степанов. – Я с таким донесением к генералу пойти не могу. Что я ему скажу? Что вы целуетесь с небесными духами?

– Почему целуемся?.. – возразил Берзалов.

– А как же?! – гнул своё подполковник Степанов. – А между районами существуют коридоры… как их?..

– Кванторы… – каменным голосом подсказал Берзалов.

– А ещё какие-то «предметы» с жидкостью внутри!

– Именно так, – вовсе упавшим голосом подтвердил Берзалов, не желая отступать от своих слов.

– Бред какой-то! – с камушками в голосе произнёс подполковник Степанов. – Слышишь, я тебе запрещаю присылать такого рода донесения. Присылай по существу. А всю эту метафизическую чушь оставь, знаешь кому?!

– Кому? – с тяжёлым сердцем спросил Берзалов, и его взяла злость из-за тупости начальника.

– Тому, кто её выдумал – Аристотелю!

– Есть Аристотелю! – процедил сквозь зубы Берзалов.

– Ну вот то-то… – уже более миролюбиво сказал подполковник Степанов и ещё что-то хотел добавить, может быть, даже похвалить. – Что мне от тебя требуется? Эффективность и качество донесе…

Но в этот момент связь оборвалась так же внезапно, как и появилась, словно кто-то специально отключил тангетку[14], и никакого ответа они, конечно, не получили. Берзалов несколько раз нажал на кнопку связи. Всё было тщетно. Эфир снов заполнился бесконечным космическим гулом, как будто небо спохватилось и показало всем дулю.

– Алло! Алло! – безуспешно закричал Колюшка Рябцев.

– Вызывай! – приказал Берзалов, поняв, что он больше не услышит любимого голоса начальства, и вылез из бронетранспортёра, поражённый фантастичностью происходящего. У него было такое ощущение, что с ними кто-то играл в поддавки, но в последний момент, оказалось – в шахматы, и ловко поставил им мат.

Мат будет, если мы вообще отсюда не выберемся, подумал он, вот это будет всем матам мат. Но почему-то его это меньше всего заботило. Равнодушным он стал к своей судьбе. А вот за бойцов и особенно за Гаврилова ему было обидно, вроде бы он их как бы на казнь вёл.

Гаврилов прибежал с круглыми от восторга глазами. За ними скромно маячил капитан Русаков. Берзалов развёл руками и высказался:

– Вашу-у-у Машу-у-у!..

Они всё поняли, хотя Гаврилов на всякий случай спросил:

– Что там?..

– А ничего, – махнул Берзалов. – Ругают нас, Федор Дмитриевич, сказали что мы метафизики.

– На то оно и начальство, – покорно согласился Гаврилов, выражая тем самым фатализм военного перед лицом обстоятельств в виде начальства, которое всегда право.

Русаков поддакнул с горечью:

– Меня тоже вот так же кинули вслепую. Ничего это начальство не учит. Здесь чёрти что творится! А они – метафизика! Экселенц да экселенц![15] Дурилки картонные.

Гаврилов пробормотал:

– Дурилка картонная это я… надо было ещё года три назад в отставку уйти, глядишь, лежал бы тихо и спокойно со своей Лоркой в одной могиле и горя не знал.

– Только и успел сообщить, где и мы и как мы, – сказал Берзалов так, будто не услышал горестных речей Гаврилова. Не хотел он его обижать, да и нечего нюни раньше времени разводить. – Вертолёт обещали прислать за Зуевым. Вот с ними и полетишь, – сказал он Русакову.

У Русакова сделалось такое лицо, словно его обманули в лучших надеждах. Даже куртка реглан на нём обвисла от расстройства.

– Полетишь, полетишь. Будешь сопровождать раненого, – подсластил пилюлю Берзалов. – Для тебя же стараюсь.

– Есть сопровождать… – уныло ответил Русаков.

Берзалову стало стыдно. Отдавать приказы капитану ему было как бы не положено. А ещё он подумал, что Русаков сбежит. Самый удобный момент, чтобы сделать ноги, вернуться к нормальной гражданской жизни и греться под тёплым боком у Зинаиды. И правильно сделает, подумал в назидание самому себе Берзалов. Но капитан Русаков никуда не сбежал.

***

Чтобы не слышать стонов Зуева, Берзалов расположился в летней кухне, где пахло хлебом и травами. Снял наконец с себя влажную одежду, которая уже частично высохла, развесил её сушиться на веревку, а берцы поменял на сухие, которые захватил в бронетранспортёре. Затем растопил плиту, поставил чайник, и через полчаса в кухне сделалось тепло, а потом уже и жарко. Рядом на правах любимцев крутились Кец и Сэр. Берзалов открыл для Кеца банку тушенки и вывалил в чашку на полу.

– Дядя Рома, вот бы Ваньку Габелого найти? – сказал Кец, вопросительно глядя на Берзалов.

– Может, и найдём, – согласился Берзалов. – Кто его знает? Найдём – заберём.

– А вы нас с собой возьмёте туда, на большую землю?

– Возьмём, – растрепал его белые вихры Берзалов и ничего не добавил об этой самом большой земле. Пока задание не выполнено, думать об этом бессмысленно, только душу травить.

Гаврилов пришёл, когда уже стало ясно, что с вертолётом что-то случилось, но всё равно: все ещё на что-то надеялись, на чудо, что ли?

Берзалов плеснул ему самогона и выглянул в окон, на небе загорались первые звезды:

– Не прилетит он. Опростоволосились мы в очередной раз.

Гаврилов сел напротив и кашлянул, как умел только он – тактично предваряя разговор:

– Какие наши планы?

Кец вприхлёб пил чай с кусковым сахаром и был похож на маленького, бывалого мужичка, чём-то смахивающего на Гаврилова.

– Я думаю, что мы на рассвете столкнёмся с американцами, – ответил Берзалов, испытывая ничем не объяснимую уверенность.

– Откуда такие сведения? – удивился Гаврилов и, как всегда, вопросительно вскинул брови.

Он отрезал пару ломтей хлеба и обильно посыпал картошку солью.

– Интуиция мне почему-то подсказывает, – ответил Берзалов, с удовольствием выпив самогона.

Хороший был самогон: крепкий и пах чёрным хлебом, можно было даже не закусывать. Прекрасно, видать, жилось на хуторе Ёрховым, обильно ели, долго спали и бандитствовали соответствующим образом. В общем, вели свободный образ жизни. Не оглядываясь ни на кого, без обстоятельств, которые бы принуждали к самодисциплине. А в атомный век так не бывает. Всегда, как в боксе, найдётся сильнейший противник. Поэтому и ошиблись, подумал Берзалов. А если бы пристроились к нашим, то может быть, и погибли бы тоже, но не собачьей смертью, а смертью героев. Чего и нам желаю.

– Ага… – произнёс Гаврилов, глядя в ясные очи начальника и, должно быть, не находя там нужного ответа:

– А что с пацаном будем делать? Кое-кто на него зуб точит.

Берзалов понял, что бойцы через Федора Дмитриевича высказывают свои опасения по поводу того, что командир может отпустить Касьяна Ёрхова.

– Пацана возьмём с собой. Будет проводником.