— Мне это знакомо, — говорит она, судорожно улыбаясь Блайхеру. — Я попала однажды в автоаварию и ударилась головой о ветровое стекло. — Она отводит свободной рукой волосы со лба в сторону. Там ясно видны несколько небольших белых рубцов. — С тех пор мне приходится постоянно носить эту челку,
— Скажите даме, чтобы она не болтала так много, — говорит врач нетерпеливо, обращаясь к Блайхеру. — Сейчас я буду зашивать рану. Пусть она не дергается!
«Кошка» молча переносит эту операцию. Наконец, все закончено, и ей делают перевязку.
— Передайте даме, что через пару недель рука полностью заживет, — говорит на прощание врач.
«Кошка» саркастически улыбается.
— Передайте господину, что через пару недель мне это будет абсолютно безразлично. — Говоря так, она проводит ладонью поперек горла.
— Вы просто неисправимы, — упрекает ее Блайхер.
Хочет он того или нет, но ему приходится удивляться
этой загадочной женщине. Женщине с тысячью лиц и настроений, от которой исходит какое-то очарование, устоять против которого ему не так просто.
Они вновь садятся в машину. Вдруг, ни слова не говоря, она обвивает руками его шею и притягивает его лицо вплотную к своему. На него смотрят ее пылающие глаза. Он чувствует ее дыхание, мягкий, горячий рот прижимается к его губам. Блайхер не сопротивляется и теряет рассудок...
Кажется, проходит целая вечность, пока она не отрывает своих губ от его. Тяжело дыша, «Кошка» откидывается на сиденье. Блайхер некоторое время сидит неподвижно, затем нажимает на стартер.
— Куда мы едем? — спрашивает она тихо.
— Ко мне, — хрипло ответил он.
Блайхер живет почти что на окраине города, на Береговой улице в вилле известного французского киноактера Гарри Бора. Вилла сама по себе небольшая, но обставлена со вкусом.
Но в эту ночь «Кошка» не обратила на все это никакого внимания. На нее как дурман какой-то нашел. Всеми фибрами своей души она потянулась к этому мужчине. Она не думала в этот момент, что будет потом, забыла об угрожающей ей опасности, забыла, с каким фанатизмом, невзирая на все трудности, и сколь отважно она боролась против немцев. Еще несколько дней тому назад она была идолом всех французов-патриотов. А теперь? Теперь она, «Кошка», лежит в объятиях одного из бошей, упиваясь его нежностью и ласками.
А что происходило с Блайхером? С этим уверенным в себе, хладнокровным человеком, унтер-офицером, ставшим всего за несколько месяцев асом немецкого абвера? Лицом, разгромившим гигантскую подпольную организацию, благодаря своему уму и изобретательности? Его ошеломил и смял темперамент этой женщины, увлек взрыв ее страсти.
Оба они забыли о своих взглядах, о противоречиях, о том, кем были.
В них вспыхнул огонь, охвативший их тела и души... Позже они молча лежали рядом, а в головах мелькали сумбурные мысли.
— Сигарету?
«Кошка» молча протягивает руку. При свете вспыхнувшей зажигалки Блайхер видит ее лицо, принявшее почти детское выражение. Его взгляд падает на ее забинтованную руку.
— Все еще болит? — спрашивает он.
Она с благодарностью улыбается.
— Нет, дорогой... — шепчет она.
Левая ее рука теребит его спутанные волосы.
На улице слышен шум ветра в ветвях деревьев. Скоро рассвет.
— Дорогой... — шепчет она с нежностью. — Мне кажется, что я уже давно не была столь счастлива...
Затем она поворачивается, прижимается к нему, рукой убирает волосы с его лица и целует его нос, глаза и губы...
— А ты выглядишь как большой ребенок, — произносит она, тихо рассмеявшись. И после небольшой паузы добавляет: — Мне хотелось бы видеть тебя ребенком, маленьким мальчиком. Расскажи мне немного о своем детстве.
Блайхер глубоко затягивается сигаретой и говорит:
— О моем детстве? Да о нем и рассказывать-то нечего.
И «Кошка» услышала, что Хуго Блайхер родился в небольшом городке Теттнанг, недалеко от Боденского озера. У его родителей был магазинчик по продаже велосипедов. Со временем они стали заниматься торговлей автомобилями и открыли бензоколонку.
В детстве Хуго мечтал стать музыкантом, конечно же, известным музыкантом, который станет давать концерты и которому во всех городах мира слушатели станут горячо аплодировать.
Но в действительности все получилось по-другому: стать знаменитостью оказалось не так-то просто. Уже первые занятия по фортепиано показали, что таланта-то у него не было.
Скоро, однако, у него обнаружилось другое — способность к иностранным языкам, что потянуло его в дальние страны, многие из которых он объездил еще юношей. И вот в один прекрасный день Хуго занял место прокуриста — доверительного лица фирмы «Вильгельм Фридрихи К°— экспорт фармацевтической продукции» в Гамбурге.
В последующем он стал унтер-офицером абвера, о чем поведал с характерной для него легкой самоиронией. В Гамбурге у него был маленький домик в Поппенбюттеле на улице Блюхерштрассе.
20 августа 1939 года, перед самым началом войны, в его фирму пришло письмо из Торгово-промышленной палаты со штемпелем «Строго конфиденциально». В нем сообщалось о введении почтовой цензуры, к которой привлекались люди со знанием иностранных языков.
Сотрудник почтовой цензуры—тот же солдат, но в штатском, живущий по воинским уставам, но находящийся не в казарме, а в собственном доме и спящий в своей постели. Это избавляло его от тысячи маленьких и больших каверз и придирок, связанных с несением военной службы, которые претили ему, как и миллионам людей во всем мире.
В один из промозглых и холодных ноябрьских дней около сотни подобных ему парней стояли во дворе Гинден-бургских казарм, держа под мышкой свой личный скарб в картонных коробках и ожидая приказа о назначении.
Так Хуго Блайхер очутился на грязном строевом плацу одной из казарм Дуйсбурга, но не в отделении почтовой цензуры, а тайной полевой полиции. После присвоения ему звания унтер-офицера он оказался в Кане, а затем в Шербуре и стал заниматься расследованием случаев повреждений телефонной связи вермахта.
Однажды его назначили переводчиком к некоему капитану из отдела абвера в Сен-Жермене, прибывшему в Шербур по своим делам, на время его пребывания там. Но вскоре оказалось, что капитан был без него как без рук. И не только потому, что Хуго был хорошим переводчиком, но и блестящим знатоком людей. И так получилось, что унтер-офицер Блайхер по представлению своего временного начальника был переведен в Сен-Жермен, где и началась его блестящая карьера.
Все это Блайхер рассказал «Кошке» при тусклом свете начинающегося утра, в час, когда никто не следит за временем, когда кажется, что во всем мире только они двое.
— О чем ты думаешь? — спросила «Кошка» после продолжительного молчания.
— О том. сколь прекрасна может быть жизнь, если бы не было этой проклятой войны, — с горечью говорит Блайхер.
«Кошка» кладет свой пальчик на его рот.
— Не говори об этом!
Блайхер нежно берет ее маленькую ручку в свою.
— К сожалению, мне приходится говорить об этом, так как это касается и тебя.
— А что касается меня? — полусонно спрашивает «Кошка».
— Нам стало известно, что члены организации «Инте-раллье» намереваются в ближайшее время пустить под откос где-то во Франции поезд с отпускниками.
Сонливость «Кошки» как рукой сняло.
— Это исключено, — возражает она. — Во-первых, мы дали строжайшее указание не прибегать к насилию. А во-вторых, у нас нет взрывчатки. Твое сообщение не соответствует действительности.
— Почему ты не говоришь мне правду? — в голосе Блайхера звучит легкое разочарование. — Мне это известно точно, так как я лично изъял взрывчатое вещество, принадлежащее вам. На улице Сен-Оноре, у художника Астора или Артуа... точно не помню...
— Я знаю его, — перебивает его Матильда. — Пожилой господин с белой бородкой клинышком. Что с ним?
«Кошка» знала, что на чердаке его ателье был спрятан второй радиопередатчик «Интераллье». Добраться до него можно было через потайную дверь и скрытую винтовую лестницу. Знала она и о том, что к передатчику подключена адская машинка. Если его обнаружат, он взлетит на воздух. Для этого стоило лишь нажать на кнопку в ателье. И тут она услышала от Блайхера то, что не знала.