* * *
Принц Макс фон Ратибор, немецкий посланник в Мадриде, был связан с группой испано-немецких банкиров; причем было даже непонятно, кто от кого зависел. Так, посол задолжал банковской группе Ко-херталера — Ульмана — Левина 250 тысяч песет. В свою очередь, банкиры нуждались в согласии Рати-бора на экспорт закупаемой ими продукции.
Так вот, банкир Ульман прослышал, что Канарис никак не может раздобыть себе лодки и небольшие суда. Он свел его с промышленником Хорасио Эче-варрьетой, которому принадлежала судостроительная компания, располагавшая верфями в Кадисе, Барселоне и Ферроле. На них-то Кика и предложил наладить строительство небольших вспомогательных судов для Германии.
Эчеваррьета согласился, выставив единственное условие: такого рода операции должны быть тщательно засекречены от его британских клиентов и испанских властей — как-никак Испания была нейтральной страной. Канарис не возражал: в умении камуфлировать свои действия он уже достаточно поднаторел.
Во время частых визитов на верфи Эчеваррьеты он, выступавший под личиной сеньора Росаса, выдавал себя за специалиста по судостроению, приехавшего из Южной Америки. Потому инженеры и служащие верфи всерьез верили, что выполняют заказ для какого-то чилийского работодателя.
Тем временем Канарис — опять же при поддержке Эчеваррьеты — набирал среди местных моряков экипажи на эти суда. Весной 1916 года первые лодки были готовы. Эти плавучие базы стали незаменимыми помощниками при ведении подводной войны — особенно в районе Кадиса и Канарских островов.
Дружба Канариса и Эчеваррьеты впоследствии еще раз пригодится Германии — 10 лет спустя, когда страна примется опять оснащать флот.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА СВОЮ ГОЛОВУ
Казалось бы, все в порядке. Но Канарису вскоре надоело заниматься «такой тягомотиной». Он просит перевести его на торпедный катер. Крону не хотелось терять своего лучшего сотрудника, но все же он согласился, тем более что к особе Канариса выказало интерес командование балтийской морской базы, расположенной в Киле.
Канарис не стал дожидаться, пока подводная лодка заберет его и доставит в Каттаро, откуда можно попасть на родину. Он верил в свою счастливую звезду и решил сам пробраться в Германию. Снова на свет был извлечен южноамериканский камуфляж. Канарис надеялся пересечь Францию и Италию, прикинувшись туберкулезным больным, приехавшим из Чили для поправки здоровья на швейцарских курортах.
21 февраля он покинул Мадрид. На поезде пересек Южную Францию и Северную Италию. Он был уже невдалеке от швейцарской границы, когда по Килю разнесся слух: Канарис схвачен итальянской полицией!
Начальство балтийской базы обратилось в Берлин, в разведотдел адмиралтейства. 28 февраля оттуда пришел ответ: «Двадцать первого февраля капитан-лейтенант Канарис выехал из Испании в Геную. С тех пор известий о нем не поступало. Как только что-нибудь будет известно, мы тотчас сообщим». Лишь через два дня в адмиралтейство пришла депеша: 24 февраля Канарис был арестован в Генуе. Французская контрразведка заподозрила Рида Росаса в шпионаже и предупредила итальянских пограничников.
Оказалось, французам удалось завербовать одного из работников немецкого посольства в Мадриде. Тот слышал о некоем загадочном Риде Росасе, но не знал толком, чем тот занимался. Но французским спецслужбам достаточно было намека, чтобы переполошить итальянцев. И те задержали темную личность для выяснения обстоятельств.
Впрочем, французы не смогли сообщить о данном субъекте что-либо конкретное, Канарис же на допросах твердо держался выбранной версии, и в конце концов итальянские полицейские засомневались: стоит ли заниматься этим туберкулезником дальше? И вот 3 марта разведотдел адмиралтейства получил известие: «Канариса, вероятно, вскоре выпустят» .
Но тут засуетился Крон, до которого дошло известие, что его бывший сотрудник в беде. Он принялся тормошить своих друзей в испанских правительственных кругах и на флоте. Подключились посредники в Ватикане. Все дружно стали убеждать итальянцев, что Рид Росас — чилиец, а вовсе не немецкий шпион.
Однако такая суета вокруг никому не известного чилийца привела к обратному результату. Итальянцы теперь были убеждены, что дело тут нечисто, и освобождение Росаса-Канариса отложили. Допросы продолжались, следователи упорно доискивались истины, и Канарис понял — надо удирать.
Как именно он это сделал, и по сей день остается тайной — сам Вильгельм Канарис предпочитал данный эпизод своей биографии не афишировать. По одной из версий, он заманил к себе в камеру тюремного священника, придушил его и сбежал, вырядившись в сутану.
* * *
Во всяком случае, 15 марта Канарис вновь объявляется в Мадриде. Еще через пять дней разведотдел адмиралтейства телеграфирует командованию балтийской базы: «Возвращение Канариса через Швейцарию исключено. В сложившихся обстоятельствах рекомендуем попытку выехать из Испании домой через Голландию или Америку и Норвегию».
Однако столь долгий кружной путь Канариса не устраивал: слишком велика была вероятность вновь оказаться в тюремной камере, а туда наш герой явно не стремился. «От добра добра не ищут», — решил он и снова приступил к своим обязанностям в Мадриде. Отдел военно-морской разведки, впрочем, нисколько не был огорчен таким оборотом дел. 20 марта 1916 года руководство отмечает: «Альтернативы нет, капитан-лейтенант Канарис остается пока в Испании».
Крон дает своему подручному очередное задание. Адмиралтейство собирается послать в Средиземное море новые крупные подлодки, поэтому надо улучшить снабжение субмарин на Восточном побережье Испании. А стало быть, расширить сеть агентов в портах Восточной Испании, оборудовать дополнительные склады, нанять еще людей для перевозки провианта, топлива и т. п.
Канарис развил такую бурную деятельность, что теперь даже некоторые начальники портов закрывали глаза на появление подводных лодок поблизости от пирса: платили им за это весьма щедро. Капитан Туи из Интеллидженс сервис раздосадованно сообщал в Лондон: «Крайне серьезно обстоит дело с подводными лодками. Командиры немецких субмарин делают в испанских водах и гаванях все, что захотят».
Крон и Канарис расширяли также сбор информации. Их агенты наводили справки о действиях англичан. Радиус действий мадридских агентов простирался вплоть до Южной Америки. Канарис активизировал свои старые южноамериканские связи — они вполне могли пригодиться в новых условиях.
Вскоре мадридская база стала заниматься и саботажем, и диверсиями. Испанская газета «Эль либерал» писала позднее, что занимался этим некий морской офицер, не работавший в немецком посольстве (очевидно, имеется в виду Канарис). Однако сам он и тут предпочитал не вспоминать лишнего. Лишь однажды скупо обронил: «Смутно припоминаю, что Крон будто бы намеревался подкинуть взрывчатку на борт одного из пароходов, что возили руду из Северной Испании в Англию. Он хотел пустить на воздух их домны».
Теперь шпионаж в сознании Канариса выглядел совсем уж грязным делом. Он не хотел пачкать об него белые перчатки флотского офицера. А потому, пересидев некоторое время в Испании, опять запросился на фронт. Его поддержало командование балтийской базы подводного флота: ввиду «огромной потребности в командирах подводных лодок» оно просило о скорейшем возвращении Канариса.
В адмиралтействе какое-то время поупирались — еще в сентябре оттуда сообщают, что нечего рассчитывать на «скорое возвращение Канариса». Однако затем помощник Крона был отозван из Испании. Командующий средиземноморской подводной флотилией получил приказ направить подлодку к берегам Южной Испании и в условленном месте забрать на борт «нашего человека».
Командующий Копхамель сначала поручил операцию капитан-лейтенанту Рюкеру, чья подводная лодка U-34 действовала в западной части Средиземного моря. Встреча назначена была в окрестностях порта Картахена. Однако все сорвалось из-за плохой погоды.