В мае 1923 года Эрхардт перестает поддерживать отношения с Гитлером — тот не хотел больше терпеть диктат эрхардтовских офицеров.
В то же время в Киле появляется основатель штурмовых отрядов, лейтенант флота в отставке Ханс-Ульрих Клинч. Канарис налаживает связь и с ним.
Тем временем Гитлер планирует в Мюнхене путч. Члены «Консула» требуют, чтобы Канарис поддержал антиправительственное выступление.
-НО-
Шансы на успех велики. Французские и бельгийские войска — невзирая на вялые протесты правительства— заняли Рур 11 января 1923 года. Страна переживает экономическую катастрофу. В Баварии, в Западной и Центральной Германии люди открыто выражают недовольство властью.
Канарис уступает нажиму. Его доверенное лицо, капитан третьего ранга Шульце, ведет переговоры; теперь в случае путча командование балтийского флота будет действовать заодно с членами «Консула». Флотское начальство берет на себя финансирование и вооружение их боевых команд. Организации «Консул» передается 12 пулеметов; кроме того, в Киле оборудуются многочисленные тайники с оружием, которым могут воспользоваться боевики при первом же удобном случае.
# * *
В разгар этой подготовки Канариса настигает приказ берлинского командования. В июне 1923 года его отзывают с должности и назначают старшим помощником капитана учебного крейсера «Берлин», базирующегося в Киле. Канарис передает служебные и секретные дела Шустеру и уныло поднимается на борт корабля, где его поджидал старый знакомый — капитан «Берлина» Вилфрид фон Левенфельд.
Канарис поражен тем, с какой строгостью Левенфельд распоряжается у себя на судне. Он не терпит пререканий, стремится доказать всем, что он — образцовый офицер флота. Он хорошо знает, что повышения по службе ему трудно добиться: президент Эберт будет придирчив к такому, как он, человеку, запятнавшему себя участием в Капповском путче.
-ill-
Неудача полностью переменила Левенфельда. Отныне капитан хотел, чтобы все видели, какой он «верный республиканец». Канарису было трудно приспосабливаться к такому стилю жизни, но пришлось. Вот-вот в Мюнхене и Киле выступят путчисты, а он, словно раб на галере, прикован к палубе учебного судна «Берлин». Правда, в те дни, когда судно стояло в порту, Канарис общался со своими друзьями, но многое уже проходило помимо него.
Лишь преданность кадетов ободряла его. Среди них Канарис замечает юношу, которого никогда уже не позабудет: вытянутая шея, продолговатое лицо, словно бы сложенное из двух разных половинок, крупный нос, острые, выдающиеся скулы, плохие передние зубы.
Так выглядел кадет Рейнхард Гейдрих, 1904 года рождения, сын оперного певца и актрисы, вежливый и обворожительный, умеющий подольститься. У него были причины добиваться расположения Кана-риса. Он чувствовал себя одиноким: никто из кадетов не любил «козу» — так звали Гейдриха за его высокий, плаксивый, почти что блеющий голос.
Канарис почувствовал расположение к этому надменному и в то же время кокетливому кадету — у них были общие политические пристрастия. Гимназист Гейдрих был некогда связным в добровольческом корпусе генерала Меркера. Националиста Канариса не раздражало и то, что Гейдрих оказался членом антисемитского «Союза борьбы и защиты немецкого народа».
Гейдрих великолепной игрой на скрипке умел снискать и расположение Эрики Канарис. Вильгельм не возражал против домашних концертов — его семейная жизнь складывалось не очень удачно, а тут хоть какое-то разнообразие. Хотя сам Канарис был равнодушен к музыке, он охотно позволял Эрике и Рейнхарду музицировать, а сам удалялся на кухню, где, надев белый поварской колпак, готовил ужин.
Не изменило прохладных отношений супругов и появление на свет дочери Евы. Фрау Канарис не интересовалась делами мужа, и того мало что удерживало дома. Он никогда не ездил с женой отдыхать — тем более что, у него был благовидный предлог: с 1913 года ему не предоставляли отпуска.
* * *
Канарис испытывал депрессию, чувствуя себя не у дел. Пока он нес свою нудную службу, где-то в стороне разыгрывались события, волновавшие всю нацию: 8 ноября 1923 года провалился «пивной путч» Гитлера; плачевно закончилось и выступление боевиков «Консула» в Гольштейне. Командование запретило офицерам флота поддерживать любые отношения с этой организацией. Казалось, времена вольницы, путчей и добровольческих корпусов окончательно канули в прошлое.
На душе у Канариса было скверно. Он не видел для себя никаких перспектив и, несмотря на то что 15 января 1924 года был произведен в капитаны третьего ранга, решил покинуть флот. Новый приступ малярии стал подходящим предлогом. Он пишет рапорт об увольнении. Судовой врач «Берлина», доктор Шульте-Остроп, записывает в его личном деле: «Физически истощен. Испытывает душевный упадок».
Однако начальник базы Гагерн не#хотел терять такого человека, как Канарис. «Мне хотелось бы в интересах флота сохранить Ваш ум, Вашу энергию,
Вашу работоспособность», — писал ему Гагерн б февраля 1924 года. Ему ясно, что настроения Кана-риса объясняются ноябрьскими политическими событиями. Далее в том же письме Гагерн смутно намекает на некие задачи, которые, «пожалуй, на полгода займут Ваше внимание. Я определенно могу обещать, что это будет поручено Вам».
Канарис понял намек и отозвал рапорт. Тем более что в заключение письма Гагерн рекомендовал по прочтении сжечь его. Похоже было, что речь идет о новой секретной миссии. Энергия возвращалась к Канарису.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ БЫВАЮТ РАЗНЫЕ
В ЦЕЛЯХ ВОЗРОЖДЕНИЯ
Контр-адмирал Гагерн сдержал слово. Через несколько недель Канарису поручают совершенно секретную миссию. В мае 1924 года он, одетый в штатское, поднимается на борт парохода «Рейнланд», который направляется на Дальний Восток. Цель путешествия — японский портовый город Осака.
Небольшой пароход двигался неторопливо. У туриста Канариса оказалось достаточно времени, чтобы обдумать полученное задание. Ему предстояло найти пути для восстановления немецкого подводного флота. 3 личии лодки и категорически запретили строительство новых. Верфи и даже чертежи конструкций были уничтожены.
Однако как бы внимательно ни следили агенты союзников, немцы — далеко за границей — все же готовились строить новые подводные лодки. В конструкторских бюро двух крупнейших немецких верфей, прежде строивших их— кильской «Германии» и гамбургского «Вулкана», — родилась идея предложить уцелевшие схемы новейших лодок, не использованных во время войны, одной из зарубежных держав. Так можно было сохранить технологическое первенство Германии в строительстве подводного флота.
Командование ВМС согласилось, и вскоре инженеру Техелю, главному конструктору верфи «Германия», удалось наладить контакт с хозяевами верфи «Кавасаки» в Осаке. Япония переживала судостроительный бум. Честолюбивые политики надеялись вытеснить англичан с Тихого океана. В июле 1920 года японские власти решают в ближайшие годы построить 8 новых линкоров и столько же новых боевых крейсеров.
Этого японским адмиралам было недостаточно. Им хотелось создать еще и подводный флот. Пара немецких подлодок, попавших в руки японцам в конце войны, убедила их в том, что немцы располагают именно теми лодками, которые нужны японцам: крупными, способными преодолевать большие расстояния (что важно для тихоокеанской страны) и, кроме того, способными взаимодействовать с боевыми кораблями. В самом деле, в Германии строили подводные крейсеры, подводные миноносцы — веская причина для японских судостроителей, чтобы обратиться к немецким коллегам. Они надеялись воспользоваться их идеями.
Еще в 1920 году конструктор Техель предложил представителям «Кавасаки» чертежи подводного крейсера U-142 и подводного миноносца U-117. Японцев это устроило. При участии немецких конструкторов и инженеров в Осаке начинают строить первые японские подводные крейсеры серии «Itto-Sensui-Кап», которые было решено использовать как минные заградители.
3
# #
По мнению союзников, подводные лодки были весьма грозным оружием немцев. Во время войны они парализовали британский флот. Поэтому победители отобрали или затопили все имевшиеся в на-