Ломан целиком погрузился в мир своих призрачных фантазий и планов, стал больным человеком, едва способным уже исполнять свои служебные обязанности. Еще в ноябре 1925 года врачи констатировали у него расстройство речи, головные боли. Его пробуют лечить электричеством — не помогает. Добавляется и новая беда: память заметно слабеет, он забывает многие важные детали, едва способен сосредоточиться.

И этот больной человек пытается в одиночку управлять множеством темных проектов. Такой работник мог лишь навредить интересам ведомства и страны. Канарис чувствовал приближение беды.

# * *

В июле 1927 года Доннер возвращается из отпуска. Тут же с докладом к нему приходит Канарис. «Создается впечатление, — сказал он, — что капитан Ломан занимается какими-то операциями, которые не известны ни нам, ни командующему ВМС».

Доннер передал его слова, адмиралу Ценкеру. В конце июля Ломану было приказано доложить о своих делах без утайки.

Первые же его признания столь встревожили Ценкера и Доннера, что они решили удалить Ломана от дел, пока его промахи не стали известны общественности. Они хотели воспользоваться предстоящим повышением в звании — осенью Ломан должен стать контр-адмиралом, — чтобы отправить его в почетную отставку. Все находящиеся под руководством Ломана частные фирмы будут объединены в холдинговую компанию, коммерческим директором которой станет Шнайдер, его ближайший помощник.

Однако катастрофа случилась раньше. Первой обанкротилась кинокомпания «Феб» — один из самых странных проектов Ломана. Газетчики постарались раздуть сенсацию. 8 августа «Берлинер тагеб-латт» сообщает, что кинокомпания, у которой ныне 4—5 миллионов марок долга, «финансировалась из секретного фонда морского ведомства, вложившего в нее от 6,5 до 8 миллионов марок».

Министерство ВМФ рейхсвера постаралось дезавуировать это сообщение. Но Канарис начал собственное расследование. Старший инспектор Шнайдер раздобыл все документы, связанные с компанией «Феб», и стало очевидно, насколько глупо вел себя Ломан, в какие авантюры пускался.

В 1922 году несколько небольших немецких кинокомпаний объединились и образовали компанию «Феб». Поначалу она занималась только производством фильмов и их прокатом. В 1924 году ее руководители решили строить или приобретать свои собственные кинотеатры. Однако нужного капитала не было. В это время директор «Феба» Коррелл знакомится с капитаном Ломаном. Коррелл много чего порассказал офицеру— и о своих якобы хороших связях в России, и о национальной ответственности немецкой киноиндустрии... Ломан решил, что, используя эту компанию как прикрытие, можно вести разведку в России. И он стал вкладывать в нее деньги, не сообщая об этом начальству.

Сперва он предоставлял «Фебу» ссуды. К январю

1925 года размер их достиг 870 тысяч марок. Потом сам вступил в фирму как крупный акционер. Ломан и директор «Феба» договорились увеличить основной капитал компании до 2,8 миллиона марок, причем Ломан брал на себя 1,3 миллиона марок и пакет старых акций номинальной стоимостью 320 тысяч марок.

Но и эта дотация не помогла «Фебу». В начале

1926 года компания опять переживает финансовые трудности, и снова ей помогает Ломан: кредитом в размере 3 миллионов марок, выданным под поручительство командования ВМС. Прошел еще год, и снова на помощь позвали Ломана, а он уж порадел, помог двумя новыми кредитами на общую сумму 4,4 миллиона марок.

Ломан мог бы и дальше сыпать деньги в «черную дыру», но это не спасло бы компанию от краха — слишком уж авантюрные проекты разрабатывали ее руководители. В итоге, как было отмечено в ходе служебного расследования, общие убытки составили 8 миллионов рейхсмарок, «не считая потерь по процентам и косвенного ущерба».

И добро бы на том все и кончилось. Нет, это оказалась далеко не единственная афера Ломана.

рейхсвера приняло на себя поручительство. После долгих колебаний министр дал согласие.

Но когда Ломан привез в «Германский жироцентрал» гарантийное письмо, наблюдательному совету компании этого показалось мало. Они хотели получить еще и поручительство министра рейхсвера Гес-слера. Ломан оказался в трудном положении: ведь историю с кредитом он старательно скрывал от начальства.

Тогда он пошел на прямой обман. Гесслеру он наврал, что уже договорился о гарантийном письме с министром финансов, а Рейнхольда убедил в том, что министр рейхсвера согласен дать поручительство. «Сомнения министра Рейнхольда, — позднее давал показания Гесслер, — рассеялись, когда он узнал, что речь идет лишь о формальной подписи и что она не накладывает на министра никаких обязательств... Мне же капитан первого ранга Ломан, наоборот, изобразил дело так, будто бы министр Рейн-хольд находится в курсе всего происходящего и моя подпись требуется лишь для соблюдения чистой формальности».

Результат— оба министра подписали бумагу. Но куда ушел кредит?..

Шефы решили, что он может использовать свое давнее знакомство с флегматичным министром из Швабии: когда тот вступал в должность, Канарис служил адъютантом в министерстве рейхсвера.

В общем, Канарису снова, в который уже раз, предстояло пудрить мозги начальству. Итак, ему было поручено поехать на остров Зильт, где отдыхал министр, и доложить о создавшейся ситуации примерно в том же ключе, как действуют герои известной песенки, сообщающей графине, почему погибла ее любимая лошадь...

Говорить Канарис умел. Министр не заподозрил, какой скандал надвигается. И решил, что незачем возвращаться в Берлин из-за такого пустяка. Гесслер продолжил отдых, а 16 августа отправился в Киль, чтобы участвовать в морских маневрах.

Газеты же между тем чуть не каждый день писали о тайных финансовых махинациях в командовании ВМС. Журналисты шли по следу то одной подставной фирмы, то другой. Казалось, нет такой сферы бизнеса, которой не пытались бы заниматься флотские офицеры: банковская деятельность, производство свиных консервов, спекуляции земельными участками... Получалось, что бизнесмена Ломана интересовало решительно все.

Журналисты заподозрили, что офицер занимался этими аферами, чтобы лично разбогатеть. Заодно в статьях и фельетонах замелькал образ роковой женщины, разбившей сердце честного вояки. Речь шла об Эльзе Екимовой, бывшей жене русского царского генерала. Ради нее Ломан купил роскошный земельный участок в Берлине стоимостью в 900 тысяч марок, выплачивал ей сказочное по тем временам жалованье — тысячу марок в месяц.

Всего у Ломана насчитывалось три десятка компаний. Но бизнесмен из него оказался никудышный. Почти все его фирмы стояли на грани разорения. Чтобы спасти их, он вкладывал в них деньги из секретного фонда, пускался в рискованные спекуляции. Общий ущерб, нанесенный немецким налогоплательщикам, оказался уже равен 26 миллионам марок.

* * #

Поднялась буря протестов. Все возмущались и Ломаном, и покрывавшим его начальством. Со времен Капповского путча ВМС страны не испытывали такого позора. Ломана с треском отправили в отставку. Позднее он предстал перед судом чести морских офицеров, но... был оправдан: флотские решили не давать своего коллегу в обиду. А вот министр рейхсвера Гесслер был снят, вот-вот за ним должен был последовать и Ценкер.

Впрочем, на этом общественность не успокоилась, она жаждала еще крови. Разбираться в деле Ломана был назначен новый ревизор — статс-секретарь в отставке Фрице.

Правда, правительство не хотело, чтобы налогоплательщики узнали правду о секретном финансировании армии и флота. Поэтому Фрице дали всенародно оперировать лишь немногими фактами. И он в конце концов выдал такой вердикт о Ломане: «На свой страх и риск он поставил на огонь слишком много горшков. Вот и не заметил, да и не мог заметить, когда его горшки стали закипать, а то и выкипать».

Однако далеко не все отнеслись к случившемуся столь благодушно. Новый министр рейхсвера, генерал в отставке Вильгельм Тренер, не хотел терпеть возле себя офицеров, которые дурачат начальство. Он затребовал перечень секретных проектов вооружения флота, были допрошены все офицеры морского ведомства, которые были знакомы с Ломаном. Пришлось отчитываться и Канарису. Он, как обычно, выкрутился. «Хотя в некоторых операциях Ломана в Испании мне приходилось участвовать, об остальных его предприятиях я ничего не знал».