Так же категорично морские офицеры держали дистанцию с экипажем, ведь среди «этой матросни» всегда попахивало социал-демократией (кстати, на больших кораблях многие матросы и кочегары и впрямь были объединены в профсоюзы). Самим офицерам всякая партийная и политическая деятельность воспрещалась, они считали своим естественным долгом подавлять любые социал-демократические поползновения. Горе тому офицеру, коего заподозрят в симпатиях к матросам, и уж тем более тому, кто сам окажется «красным»!
Кадетам, обучавшимся в Киле, ежечасно вдалбливали, что они «обязаны цементировать власть морского офицерства». А Канарис еще в родительском доме был огражден от общения с людьми «низшего сорта». Так что, попав на флот, он ничуть не удивился, что всем здесь заправляет горстка офицеров, а остальные должны слепо подчиняться им.
* * *
В октябре 1907 года пришло время претворять школьные уроки в жизнь. Успешно сдан выпускной экзамен, и вот фенрих Канарис — так называли выпускника кадетского корпуса, кандидата в офицеры — снова стоял во дворе родной школы рядом с развевающимся военным флагом и произносил слова клятвы. С того часа Вильгельм Канарис должен был «неукоснительно, в любых обстоятельствах, на земле и воде, в дни войны и мира, где бы он ни находился, верно и честно служить Его Величеству императору Германии Вильгельму II, моему верховному главнокомандующему, а также способствовать Высочайшему благу, не попуская ни малейшего ущерба, в точности следуя прочитанным мне военным артикулам и отданным мне инструкциям и приказам».
многоязыкий новичок
Распределили Канариса довольно удачно. Ему не пришлось познакомиться с монотонной жизнью громадных бронированных чудовищ, которые каждый год, весной и осенью, устраивали унылые маневры, утюжа поверхность Балтийского и Северного морей. Вильгельма послали служить на кораблях, которые в то время никто и не принимал в расчет.
Речь идет о крейсерах и торпедных катерах. Причем если торпедные катера кое-кто из морских специалистов сравнивал с осами: налетят и укусят — больно, но не смертельно, то крейсеры иногда уподобляли порхающим бабочкам: «Сегодня здесь, завтра там...» Еще эти корабли напоминали о той миссии, которую надлежало выполнить флоту «до появления Тирпица» — они протягивали связующие нити между империей Бисмарка и миллионами немцев, живших за рубежом.
Поняв это, Канарис обрадовался: появился реальный шанс осуществить мечту детства — поближе познакомиться с дальними странами. И он с большим удовольствием отбыл на крейсер «Бремен», вскоре взявший курс к Восточному побережью Латинской Америки. Посылая один из новейших кораблей постройки 1904 года к далеким берегам, Германия пыталась таким образом утвердить свое присутствие в этом регионе мира..
Впрочем, Канарису пока было не до высокой политики. Он занимался подготовкой матросов, читал лекции экипажу и — в случае «неких международных осложнений» — готов был помочь начальству в качестве переводчика: Вильгельм хорошо говорил по-английски, сносно по-французски и немного по-русски.
Молодой фенрих быстро завоевал расположение начальства: он привык работать энергично, был серьезен и не лез наперед. «Он очень скромен и сдержан, — отмечал капитан «Бремена», капитан первого ранга Альберте. — На то, чтобы познакомиться с ним, уйдет какое-то время. Но это очень дельный и добросовестный человек». Однако, добавил он, юному офицеру еще не хватает уверенности в себе.
28 сентября 1908 года Канарис получает звание лейтенанта флота, но повышение не меняет его привычек. Он по-прежнему большую часть свободного времени просиживает в каюте, занимаясь самообразованием. Близость Латинской Америки подвигла его на изучение еще и испанского языка. Вскоре он объяснялся на нем так ловко, что сторонний наблюдатель мог подумать, что он говорит на языке конкистадоров уже много лет.
Офицеры «Бремена» стали догадываться, в чем сильная сторона Канариса. Новый командир корабля, капитан первого ранга Альберт Хопман, пишет в его аттестации: «Хорошая военная подготовка, умение ладить с людьми дополнены скромностью, послушанием и вежливостью».
Хопман давал Канарису все новые поручения, и тот справлялся с ними, выказывая «гораздо больше разумения и ловкости, чем допускают его возраст и малый опыт». Капитан приближал адъютанта к себе и в часы досуга. Вскоре Хопман уже не появляется без своего адъютанта ни на одном рауте, ни на одной вечеринке, ездит вместе с ним к своим родственникам в Бразилии и Аргентине.
Канарис наслаждался жизнью в южных краях. Он потом еще долго не забудет той беззаботной веселости, что царила в предвоенное время: ослепительные приемы в особняках немецких эмигрантов и их клубах; парады и торжественные церемонии на борту корабля, визиты на иностранные суда. Молодой человек, 22 лет от роду, чувствовал себя хозяином жизни; он мог уверовать, что воплощает здесь Германию, власть и величие которой не ведают границ.
КОЛЕСО ФОРТУНЫ
Идиллия вскоре была оборвана самым прозаическим образом. Зубчатое колесо могучей военной машины слегка провернулось, и Канарис получил приказ: согласно существующей системе ротации он назначается вторым вахтенным командиром на торпедный катер «V-162». Так в январе 1910 года он попал с бала на корабль. И тут же вместе с командой катера отправился на очередные маневры III полу-флотилии в Северном море.
Чувствовал он себя неважно. И не только потому, что служба на новом корабле тяготила его. Куда больше беспокоило другое: с тех пор как в 1909 году в Венесуэле и Мексике он дважды сваливался от приступов лихорадки, он старался избегать холода. А Северное море не зря носило свое название...
Постоянные выходы в море, необходимость подолгу находиться на открытом всем ветрам боевом посту привели к тому, что Канарис заболел острым катаром легких. Полгода провел на берегу, на излечении.
В 1911 году он вернулся на корабль и попытался наверстать упущенное за время болезни. Снова в его служебных характеристиках мелькают лестные вердикты начальства. «Выказал умение и уверенность при выполнении специальных операций на торпедных катерах. Годен для последующего назначения командиром катера», — писал капитан-лейтенант Ниден, командующий II полуфлотилией.
Канарис становится обер-лейтенантом.
Однако времени на военную лирику оказалось отпущено не так уж много — вскоре разразилась 2-я Балканская война. 6 апреля 1913 года крейсер «Дрезден» взял курс на Константинополь. Командир корабля, капитан второго ранга Людеке, получил приказ отстаивать немецкие интересы в этом регионе земного шара.
* * *
Вернулся «Дрезден» в Киль лишь в конце 1913 года. Однако отдыхать экипажу долго не пришлось. Вместе с новым командиром, капитаном второго ранга Эрихом Келером, на борту появился и приказ адмиралтейства: курс — на Восточное побережье Мексики. «Дрезден» должен был сменить «Бремен» на восточноамериканской базе немецкого флота, защищать немецких граждан, оказавшихся на территории Мексики в разгар очередной гражданской войны.
Задание было столь срочным, что пришлось даже прервать плановый ремонт корабля, а ведь «Дрезден» с 1908 года практически постоянно находился в море. «Ваша миссия долго не продлится, — успокоили командира в главном морском штабе, — через несколько месяцев вас заменят...»
Так что под самый Новый год крейсер отчалил. 27 декабря 1913 года он миновал канал кайзера Вильгельма и в 17 часов достиг Брунсбюттельского шлюза. Перед ним открывалось Северное море. «Дрезден» стремительно набрал ход и вскоре добрался до Виргинских островов. Короткая остановка, и снова в путь— мимо Гаити, Ямайки, Кубы... Корабль вошел в Мексиканский залив и 21 января 1914 года уже подходил к месту назначения — порту Веракрус. Здесь его поджидал «Бремен». Канарис смог повидаться с бывшими коллегами, но два дня спустя они расстались — «Бремен» отправился на родину.
Тем временем война в Мексике достигла своего апогея. Все чаще иностранцы, встревоженные боями, просили взять их на борт «Дрездена». Временами «Дрезден» напоминал библейский ковчег — на его палубе теснились немцы, австрийцы, голландцы, американцы... Всех их доставляли в безопасное место — в порт Тампико.