- Я нашел правильного партнера, - торжественно произнес Поляков и с воодушевлением пожал Прошину руку. – Но ты осторожнее… Тут суммы. А ты под прицелом, балда. Никакого у тебя навыка маскировки и объединения вокруг себя полезных людей.

– Ну, знаешь, – сказал Прошин. – Мафию создать тебе не дадут, раз. Во–вторых, эта идея без позитивного начала. А это симптом бесперспективности. В любой мафии всегда грызня и людоедство. Ибо философия ее – алчность. Так что лучше работать в предельно узком кругу. И безопаснее!

– Философия кусочника и мародера… Безопаснее? Идиот! – сказал Поляков, омывая из бутылки пивом голову. – С таким подходом к делу ты будешь под вечным прицелом. И в итоге тебя раздавят. Не найдешь исполнителей и покровителей, так и останешься мелким жуликом. Ты не видишь, куда идет страна? Воруют все. Работяги – подшипники на заводах, торговцы – продукты, сельский люд – мясо и молоко… И не так-то всех и цепляют… Разве – для острастки. А почему? Потому что – не выгодно. Потому что если начать закручивать гайки, вернемся к временам всеобщего страха. И затронет он всех без исключения: и тех, кто наверху, и тех, кто под ними. А кому это надо? Ты говорил про гребень волны? А волна уже рождается, только другая… Большая волна! И вот на какой гребень надо попасть. А ты барахтаешься где-то в мутной глубине… У тебя психология рыбки–прилипалы.

– А у тебя акулья психология?

– У меня акулья.

– Ну что же… Тогда прилипнем к тебе, – пошел Прошин на попятную. – Может, ты и прав. А если последует удивительная метаморфоза, и я тоже превращусь в акулу? – Он усмехнулся и поднял на Полякова глаза. – Не испугаешься?

– Волк волка не грызет, ворон ворону глаз не выклюет, – отозвался тот, тяжело дыша.

Как акулы, – не уверен, но, по–моему, то же самое… Кто знает, Леха, может, за нами действительно правда? – добавил он и откупорил очередную бутылку.

«Правда – это когда не ставят знак вопроса», – подумал Прошин, но промолчал.

* * *

В понедельник, на утреннем совещании, Бегунов объявил о закрытии темы. После окончания летучки Прошин вышел во дворик и призадумался.

Как сказать об этом в лаборатории он просто не знал. Особенно его тревожил Авдеев – и стыдно становилось перед ним, и даже как-то боязно…

Только что отгремела первая весенняя гроза. В воздухе были разлиты ласковая дождевая прохлада и запахи пробуждающейся зелени, робким налетом подернувшей ветки деревьев. Лиловые, с розовыми прожилками червяки копошились в теплых лужах. Прошин постоял, вдыхая горький запах молодой березовой листвы, подумал о том, как незаметно промчалась зима, как вообще незаметен, ужасающе незаметен бег времени, и отправился в кабинет.

Сначала он хотел поговорить с Авдеевым. Эмоции остальных его не интересовали. Тот явился без промедления. Был он насторожен и хмур, будто заранее предчувствовал недоброе.

– Вот, Коля… – Прошин бесцельно крутил на столе пузырек с чернилами. – Так вот и… живем. Сняли нашу тему. По приказу министра. Бегунов сейчас только что меня как обухом…

– А–на–ли–за–тор?! – Авдеев подскочил к Прошину. Нижняя челюсть у него дергалась - Почему?! Я ведь…

– И медики от своей версии отказались, горестно прибавил тот. – Представляешь, подлецы какие…

– Версия?! – Авдеев уже кричал. – Была версия! Я же нашел! Медики не знают! А ведь… это ты… – вдруг медленно произнес он. – Ты… меня заставил всех обманывать…

– Коля… - не на шутку перепугался Прошин. – Зачем ты так? Я виноват, да! Но я же ради тебя… Это там… отменили! – Он указал в потолок. – Там–то смотрят с позиций плана, финансов…

– Я добьюсь. Сейчас к Бегунову… – Авдеев лихорадочно оправлял пиджак.

– Хочешь доказать, что ты гениальнее Глинского? – сощурил глаза Прошин. – Тогда опоздал. Заявление в загс уже подано… – И по изменившемуся лицу Коли понял: эта ложь решила в итоге все…

В кабинете стало тихо. Из коридора доносилось шарканье подметок, и кто–то, словно в насмешку, просвистел за дверью свадебный марш, прозвучавший в ушах Авдеева как марш похоронный…

– Почему я до сих пор на что–то надеюсь? – спросил он не то себя, не то Прошина. – Мне давно пора бы привыкнуть к этой непроходимой невезухе. А я? Кручусь, волнуюсь, все куда–то бегу, будто боюсь: обгонят… А не надо бежать. Того и обгоняют, кто бежит. А кто никуда не торопится, того не обгонит никто. Ни–кто!

Прошин, исподлобья посматривающий на него, нервничал. Он понимал: достаточно Авдееву подняться этажом выше и зайти к Бегунову, все может мгновенно…

– Коля… – Он интуитивно подыскивал слова.– У нас тебе ничего не пробить. Но я обещал… И обещание выполню. У меня есть товарищ в одном НИИ. Такой… Блат в аду и в Пентагоне. Он поможет тебе. Так что… дело не кончено. А вообще, старина, тебе надо забыть Наташу и уйти отсюда, – выпалил он напрямик. – Здесь ты ничего не добьешься.

– Да, – сказал Авдеев. – Здесь, да и везде… ничего.

– Я сейчас позвоню этому человеку. – Прошин подвинул к себе телефон. – А ты пока иди в лабораторию, сообщи ребятам…

Когда Авдеев вышел, Прошин с ожесточением потер лоб и, сильно хлестнув себя по щеке ладонью, набрал номер Полякова.

– Привет, покровитель, – сказал он монотонно.– Как протекает ваша удивительная жизнь?

– Жизнь как у желудя, – прозвучал в трубке бодрый ответ. – Если сорвешься какая-нибудь свинья обязательно съест. И никому не пожалуешься – вокруг одни дубы. Как хохма?

Прошин усмехнулся.

– Продай в газетку. Там юмор ценят. В рублях. И слушай другую хохму. Анализатор стоит на тормозе, а идеи бурлят… Так вот, представляешь, один из моих парней нашел способ безошибочного определения злокачественных образований в организме. Надо продолжать исследования, а нас грузят текучкой. Так у меня предложение – возьми парня к себе, а? Не прогадаешь. Прикинь – есть готовое решение. Оформим его окончательно, и пойдем с ним наверх. Вот тебе довод в пользу будущих работ и их финансирования. Кроме того – подарок тебе: заработаешь славу как руководитель и… все остальное. Ну?

– Слушай, парнишечка, а как в таком случае медики? Я без их благословления…

– Это я улажу, – сказал Прошин и вспомнил Татьяну. – Это… один момент…

– Решение не липа?

– По–моему нет. В общем, мы договорились, да? Я присылаю человека к тебе…

– Я чувствую здесь какое-то второе дно, - с недоверием произнес Поляков.

– Да, есть здесь второе дно, - легко согласился Прошин. – Он человек пьющий, пару раз крупно подставился. И еще: волочится тут за одной дамой, а она – подруга влиятельного человека, очень недовольного моей лояльностью…

Он говорил, а сам отстраненно думал о том, что необходимо внушить Авдееву, дабы тот не проговорился Полякову о закрытии темы. Ну, история сочинится, это легко…

- Слушай… этот парень… - донесся до него вопрос Полякова. - Ты в нем… не нуждаешься? Только не ври…

– Старик, – сказал Прошин с грустью. – Я же все объяснил… И если бы у меня были к нему нехорошие чувства, стал бы разве о нем хлопотать? Или позориться перед тобой, навязывая тебе балласт? Да, этот парень здесь ни к чему. Он очень хороший, ты не думай… Но он не нужен мне…

И Прошин перекрестился.

Глава 7

Светлые майские дни минули Прошина стороной. Он не замечал ничего вокруг себя, погрузившись в каждодневную, изнурительную работу над докторской. Ранним утром, наспех позавтракав, выезжал из дома и возвращался к ночи; падал на давно не стиранные простыни и забывался в тяжелом сне. Его торопило время. А идти к Полякову с рыхлым, недоработанным материалом было неприлично, глупо, да и вообще невозможно после того, как Авдеев, никого не поставив в известность, уволился, подделав подпись Прошина на заявлении, и куда–то исчез.