Незадолго до этого Райнер Шульц, командир карательного отряда из десяти человек, недавно вернувшийся с русского фронта, прибыл грузовым самолетом на аэродром неподалеку от Волчьего Логова. Пытаясь согреться, его люди сидели, тесно прижавшись друг к другу; рядом стояло пять мотоциклов с колясками, которые они загрузили в самолет в Берлине.

Борман лично велел начальнику аэродрома встречать отряд, который должен был приземлиться на рассвете. Подлетая, пилот должен был сообщить пароль: «Дракон». От начальника аэродрома совершенно ускользнул зловещий смысл этого слова.

— Они заменят нынешнюю охрану, — сказал Борман. — Через какое-то время людям надоедает заниматься одним и тем же. Я полагаю, не мне вам рассказывать, как важно, чтобы охранники всегда были начеку… Таков приказ фюрера! — добавил он в конце разговора.

Таков приказ фюрера! В который раз эти слова — а Борман произносил их монотонно, как автомат, — давали ему неограниченную власть, возможность править от имени Гитлера. Дошло до того, что ни одна живая душа во всей Германии не смела оспорить его приказ.

В половине четвертого утра грузовой самолет приземлился на летном поле, где на короткое время были включены прожекторы, и, проехав немного по посадочной полосе, остановился. Все шло как по маслу: Райнер Шульц всегда очень тщательно планировал операции. Сидя в коляске первого мотоцикла и держа на коленях свой «шмайсер», он увидел, что к самолету подали трап, и распорядился:

— Поехали! Я буду указывать вам дорогу.

Мотоколонна во главе с Шульцем выехала из самолета, даже не дожидаясь остановки пропеллеров, и направилась к открытым воротам. Повернув вправо от Вольфшанце, мотоциклисты съехали с шоссе на проселочную дорогу и углубились в лес.

Вслед за Шульцем ехали еще восемь парней: те, кто сидел в коляске, были вооружены автоматами и имели несколько запасных обойм. Фары первого мотоцикла, устремленные на пустынную просеку, освещали ряды сосен в клубах тумана.

Мотоциклы ехали на средней скорости, полностью положившись на волю своего вожака, обладавшего феноменальной топографической памятью. Стоило ему один раз проехать по какой-нибудь дороге, и он запоминал ее навсегда. Он, правда, взял для подстраховки подробную карту местности, но ни разу не заглянул в нее, ведя отряд по обледенелой ухабистой дороге, пролегавшей по заиндевевшему лесу. Проводником ему служил лишь свет фар…

— Стоп! Вылезайте! Дальше пойдем пешком…

И вновь Шульц повел отряд вперед, автомат болтался у него на плече. Солдаты погасили мотоциклетные фары. На шее у Шульца висел бинокль ночного видения, но он прекрасно ориентировался в темноте и спокойно шел по широкой просеке, бинокль был ему не нужен. Бесшумно продвигаясь вперед, Шульц вдыхал запах сырости и влажной хвои.

За его спиной шестеро солдат, выполняя приказ командира, разбились попарно и толкали вперед мотоциклы; коляски елозили по обледенелой дороге. Оружие лежало в коляске. В мрачном, окутанном туманом лесу время от времени слышался лишь треск льда, проламывавшегося под тяжестью колес мотоцикла. Кожаное пальто надежно защищало Шульца от холода, и он терпеливо ждал, пока его люди освободятся.

— Столкните мотоциклы на обочину, — приказал он. — Вы должны красться тихо, как мышки…

Отдав это распоряжение, он пошел вперед, взяв с собой всего одного человека. Озеро было уже близко. За поворотом Шульц остановился и поднес к глазам бинокль. Туман клубился над озером, словно пар. В этот момент подчиненный Алоиза Фогеля чиркнул спичкой, закуривая… по его желудку разливалось приятное тепло от только что проглоченной водки… Отряд Фогеля всего несколько минут назад отправил под лед, в водяное царство забвения, третий грузовик.

— Очень удобно, — шепотом сказал своему спутнику Шульц. — Они сбились в кучу. Расставьте мотоциклы по местам и ждите моих приказаний.

Три мотоцикла с коляской были поставлены чуть поодаль друг от друга, чтобы можно было с разных сторон осветить фарами отряд Фогеля. Развалившись в коляске, Шульц достал автомат и приготовился открыть огонь.

— Все готово, — доложил ему подчиненный.

— Начинайте! — велел Шульц.

Его подчиненные действовали удивительно слаженно. Одновременно вспыхнули фары всех мотоциклов, ослепив светом стоявших впереди людей. Лесную тишину прорезал убийственный треск автоматов.

Команда Шульца расправилась с людьми Фогеля так молниеносно, что те не успели схватиться за оружие. Они падали как подкошенные, нередко друг на друга, порой это выглядело гротескно. Меньше чем за минуту все было кончено. Шульц вставил в автомат новую обойму и медленно пошел вперед, его суровые серые глаза настороженно высматривали, не остался ли кто в живых.

Когда ему показалось, что один из лежавших дернулся, Шульц выпустил в груду тел половину обоймы. Случившееся не пробудило в его душе никаких чувств. Шульца даже не интересовало, кто из убитых шпион, о котором говорил Борман. Шульц просто выполнил приказ начальства, подобные санкции его отряд не раз применял по отношению к партизанам в России.

— Приступайте к следующей фазе операции, — велел он своему заместителю.

Шульц подождал, пока его ребята разденут эсэсовцев догола и аккуратно сложат в кучу их одежду и содержимое карманов. Когда это было сделано, он достал бензин, облил им вещи и поджег их.

В отблесках пламени Шульцу было видно, как его люди методично выполняли задание. Двое солдат брали убитого эсэсовца за руки и за ноги и, раскачав, забрасывали как можно дальше в озеро. Трупы исчезали под свежим льдом, уходя туда же, куда ушли затопленные грузовики.

Шульц бесстрастно взирал на эту жуткую картину. Он хорошо знал Мазурские озера. Трупы глубоко увязнут в вонючем иле, замерзнут и пролежат там до весны. Но и весной они не всплывут на поверхность. В Восточной Пруссии не бывает по-настоящему жарко. Тела будут покоиться в иле, пока не сгниют.

— Так, теперь киньте туда все остальное…

Двое парней аккуратно собрали на лопаты докрасна раскаленные угли, оставшиеся от костра, и побросали их в прорубь, образовавшуюся во льду при падении трупов. Раздалось шипенье, кверху взметнулись клубы пара. Убедившись, что все убрано, Шульц отдал следующий приказ:

— А сейчас возвращаемся на аэродром Вольфшанце. Оттуда полетим в Берлин. Поторапливайтесь, у меня назначена встреча…

— …с комендантом Бергхофа в Берхтесгадене, — мысленно добавил Шульц.

14 марта 1943 года. Почти через восемь часов рейхслейтер Борман вновь стоял на аэродроме Волчьего Логова и ждал, когда туда приземлится еще один «Кондор». Как и в прошлый раз, он был один, если не считать нового отряда эсэсовцев, который незадолго до этого прибыл из Мюнхена.

— Фюрера предупредили, что в предыдущий отряд СС Проник шпион, — сообщил Борман генерал-полковнику Йодлю. — Это проливает свет на некоторые таинственные события. Поэтому весь отряд перебросили на русский фронт, а вместо него прислали новый.

Некоторые таинственные события… Йодлю незачем было спрашивать, что имел в виду Борман. В последнее время высшее советское руководство неизменно упреждало все атаки немцев, словно кто-то информировал из Волчьего Логова Сталина о планах фюрера, едва лишь тот принимал какое-либо решение.

— Очень уж крутые меры, — только и сказал Йодль. — Из-за одного человека послать на смерть весь отряд…

— Другого выхода не было. Таков приказ фюрера, — нараспев произнес Борман.

«Кондор» остановился, проехав по посадочной полосе меж сигнальных огней, которые тут же были погашены. Борман подошел в темноте к самолету как раз в тот момент, когда дверь открылась, послышались мягкие шаги, и по трапу вприпрыжку сбежал один-единственный пассажир.

Обменявшись с ним парой фраз, Борман подвел его к шестиместному «мерседесу» с подножкой и мощными фарами. Рейхслейтер открыл переднюю дверцу, отдал честь и помог пассажиру сесть в автомобиль. Затем захлопнул дверцу и не стал больше терять ни минуты. Мотор работал, и едва Борман и пассажир уселись, водитель снял ногу с тормоза и помчался по направлению к Волчьему Логову. Перед «мерседесом» ехали на мотоциклах недавно прибывшие эсэсовцы, другой отряд замыкал процессию. Борман подал прилетевшему человеку карту, где были отмечены тропинки, по которым можно было ходить по заминированному лесу.