Мне было плохо. Мне было немыслимо, невиданно, нереально плохо. Зверская боль разрывала мою, надо признать, бестолковую донельзя голову, и свет казался не просто немил — он был люто, садистски беспощаден. Так я ощущала себя в свое первое одинокое контрмагическое похмелье.

Не знаю, какими нечеловеческими усилиями я вспомнила обезболивающее заклинание, не передать словами, как старалась вырисовать символ трясущимися пальцами в воздухе и как умоляюще обратилась к своей магии. Но смогла, в конце концов да, я сделала это, выжила и поспешила в ванную, потому что поздняя тошнота было тоже одним из прилагающихся омерзительных последствий.

В то утро я зареклась никогда, никогда в жизни больше не пить. А потом, только умывшись, глядя на уставшее лицо в отражении зеркала и впервые замечания жуткие, пусть и не сильно заметные мешки под ними, вспомнила о второй беде, не менее страшной, чем та, которую я все-таки пережила. И шанс, что я и вовсе могла во второй раз пережить, был не так уж мал.

"Жду утром в девять, не опаздывайте, не то я действительно буду вынужден наказать вас. За все".

На надкроватных часах, к которым тотчас я остервенело кинулась, было девять пятнадцать.

Путь до учебного корпуса еще никогда не был у меня настолько короток. Мой транспорт отсутствовал? Так это не помеха, одолжила чужой. На дороге какой-то застой? Ничего, объехала, сбив при этом чье-то летящее письмо (обойдется уж без своих любовных посланий кто-то, подумаешь). Ровно через прибавившихся к тому времени восемь минут я была на месте и, кинув кое-как подвезшую меня площадку, понеслась в пустое в выходной день, но все равно открытое здание. По лестнице я взлетела так, как не смог бы вспарить даже дракон в небе.

Стучать не стала — практически выбила плечом дверь, столкнувшись с ней по инерции того же своего "полета", и едва не упала на пол аудитории.

— Я прошу прощение за опоздание! — выпалила я еще раньше, чем встретилась с непроницаемо черными глазами мужчины.

На жуткие пару мгновений застыла пугающе спокойная тишина. Такая, с фиолетовым оттенком прохлады и белизны безмятежности. На лице дракона ни дрогнул ни нерв.

— Доброе утро, адептка, — наконец произнес он негромко, заведомо проигнорировав извинение. Раздался несколько глухой звук его шагов, и я неволей отшатнулась назад. Утро добрым у меня определенно не было.

В ответ на мой выпад, как прочитав мелькнувшую у меня мысль, невозмутимый магистр неожиданно усмехнулся.

— Причина опоздания?

Я лихорадочно искала оправдания в голове, но на ум приходило что-то совсем банальное и неуважительное. А такой халатности я позволить себе по той причине, что это не было про опозданием, это было самым настоящим поводом для обещанных наказаний (жутко думалось почему-то только о тех, которые были в «Весеннем празднике их любви»).

— Кейре стало плохо, — мучительно выдала я, пряча подальше угрызения совести. — Мне пришлось ухаживать за ней, поэтому я не спала ночь, устала и совсем забыла. Мне, правда, жаль.

На какую-то долю секунды почудилось, что он поверил, и что сочувственное качание головой вполне искреннее; увы, всего лишь почудилось.

— Когда же вы успеваете все? — сокрушенно изрек он, недоуменно прицокнув. — И за больной ухаживать, и на вечеринках напиваться… И преподавателей домогаться с требованием довезти на крыльях домой.

Что?!

От шока я чуть не упала, но, мягко схватив меня за запястье, Шайкан удержал.

— О чем это вы? — бледнея, шепчу я онемевшими от ужаса губами.

— Вы даже не помните ничего, надо же. — Хмыкнув, он вдруг улыбнулся и, наклонившись ко мне, выдохнул на ухо тихое: — Придется мне, скажем так, протрезвить вашу память.

Прежде, чем я среагировала, моего затылка коснулись обжигающе холодные пальцы…

И я вспомнила ВСЕ.

Музыка вкупе с алкоголем, ставшим настоящий ядом из-за ядерного смешения, производила обратный должному удовольствию эффект: скрипка резко резала слух, а валторны и трубы низким, тяжелым гулом давили на голову, заставляя меня морщиться и в безуспешных попытках уменьшить дискомфорт, массировать виски. Я не знала, сколько прошло времени, но по ощущениям вечеринка близилась к своему завершению и если бы на дворе стояла летняя пора, то небо уже бы рассветало.

Я давно забыла о своих проблемах, загадках и тревогах; выпитое действительно помогло мне расслабиться и наслаждаться студенческим праздником. Да-да, первое время я и правда наслаждалась, что есть силы: станцевала не менее десятка танцев, пококетничала с незнакомцами в масках, получила три приглашения на завтрашние свидания и пресекла много попыток углубить знакомство. В последний раз даже вышла в сад подышать с одним партнером (по правде, меня после кружений с ним начало сильно мутить, так что я просто подстраховалась на случай, если без его галантной поддержки локтя не дойду до дверей на задний двор академии) и чуть не была на энтузиазме им поцелована, но, даже в "веселом" запале помня о первом опыте с такими действиями, влепила ему пощечину. Отвергнутый кавалер серьезно обиделся почему-то очень знакомым (одни знакомые что-то у меня в этот вечер) тенором и ушел, а приступ тошноты благополучно прошел.

Но вот после него я уже не рисковала, села на скамеечку в зале, поглядывая на приключение Арины под названием "меняя партнером, вновь незаметно подступиться к невинном жертве по имени Тай" и притихла. И вот с того момента наслаждение постепенно сменяло собой страдание, как это бывает, когда слишком неумело и самонадеянно пьешь.

Вот уже глаза мои слипаются, неприятный жар охватывает тело, и координация нарушается, так что я сижу на месте, кривясь от особо громких взрывов в мелодии очередного танца.

"Пора домой" — поняла я, прислушиваясь к организму. Я бы уже сделала это, но было так лень вставать, что я полуразлеглась на своем месте и тихонько мучилась от уже намечающегося похмелья. Тогда я еще не понимала весь ужас того, что похмелье именно намечалось.

Наконец, я решительно поднялась и направилась туда, где последний раз была Эля. Хоть ее достаточно давно не было там видно. Значит, или человек, как более опытный алкоголик, ушел вовремя, или она с кем-то да танцевала. Пока мне было важно лишь аккуратно дойти до нужного стола, не качаясь по пути и не давая повода для чужих ухмылок и сплетен. У меня получалось… Почти. В какой-то миг организм все-таки подвел и перед глазами потемнело, меня качнуло и я едва не упала…

Но, выравниваясь и глубоко вдыхая, осознала, что несуществующая сила сверху смиловалась, ибо это не только у меня совпало с потемнением в глазах, это свет вокруг потух во всем помещении за исключением где-то тусклых проблесков лунного света в зашторенных окнах. Музыка затихла, и по залу прокатилась громкая волна обеспокоенного и испуганного шепота.

Все замерло на короткую секунду… А потом раздался грохот.

Оглушительный шум откуда-то снизу, затрясшаяся земля и крики толпы, после чего кто-то заорал "На выход!" и все рванули. Хорошо хоть, догадались не вслепую, а зажигая магические огоньки, освещающие путь заодно и менее сообразительным/способным. Вроде меня.

Так как я являлась знатной трусихой и свою жизнь очень даже любила, то адреналин немедленно вытеснил собой страх, и я припустила, что есть духу, успешно следуя темпу толпы, дабы не сбить кого-то и чтоб меня не раздавили в панике. Мы пронеслись по коридорам так, как, наверное, никогда еще студенты этих стен не спешили на пару, и вскоре благополучно выскочили на свежий морозный воздух.

Улица встретила обманчивым спокойствием, небольшими сугробами, и освещалась милыми праздничными фонарями. Хотя погодите, не освещалась! Они не горели. То есть ни один кристалл, ни одна гирлянда, вообще украшения не сверкали магическим светом, нигде в видимом радиусе. Было бы темно, если бы не звезды на черном пространстве над нашими головами и все еще не погашенные многими адептами их пульсары и "светлячки". В недоумении, я обернулась обратно на здание академии, но она трястись перестала, и вообще воцарилась странная, неестественная тишина. Все молчали в неясном, напряженном ожидании, а потом… дружно шарахнулись от неожиданности назад, когда оно дало о себе знать.