Совершенно неожиданно он вспомнил вдруг о пчеле — он тогда даже раздвинул занавески, чтобы дать ей улететь.

— Я просто покачал головой, не говоря ни да, ни нет. Я думал о другом.

— О чем, к примеру?

Эти вопросы приводили его в отчаяние. Ему хотелось поскорей вновь оказаться в своей клетке, в машине, где его ни о чем не будут спрашивать.

— Не знаю.

Жизель побежала предупредить мадемуазель Молар, а Тони остался дома, уложил Мариан, а потом, как всегда после встречи с Андре, принял душ и сменил белье. На втором этаже были три комнаты и ванная.

— Если у нас будут еще дети, мы сможем разместить мальчиков в одной комнате, а девочек в другой, — рассуждала Жизель, когда они обсуждали планировку дома.

После шести лет совместной жизни у них по-прежнему оставалась только Мариан, и третья комната пригодилась лишь однажды, когда родители Жизель приехали провести отпуск в Сен-Жюстене.

Они жили в Монзартуа, в шести километрах от Пуатье. Жермен Куте, слесарь-водопроводчик, был тяжелый, похожий на гориллу, человек с вечно красным лицом и громким голосом. Его речь неизменно начиналась так:

— Я всегда говорил…

— Я считаю, что…

С самого начала он завидовал своему зятю, его чистому и светлому кабинету, где все стояло на своих местах, современной модернизированной кухне и особенно серебристому ангару с машинами.

— Я по-прежнему считаю, что рабочий не должен заводить собственного дела…

В восемь утра он открывал первую бутылку красного вина и не прекращал пить весь день. Его можно было встретить во всех кабачках деревни, и с улицы был слышен его пронзительный голос. Он никогда не бывал совсем пьян, но по мере приближения вечера его мнения становились все категоричнее, чтобы не сказать агрессивнее.

— Кто ходит на рыбалку каждое воскресенье? Я или ты? Так! Это, во-первых. А у кого три недели оплаченного отпуска? Кому после рабочего дня не нужно ломать голову над цифрами?

Его жена — вялая, толстая, с большим животом — избегала споров с ним. Может быть, этим и объяснялся безропотный характер Жизель?

К концу их пребывания начались стычки, и чета Куте больше не приезжала в Сен-Жюстен.

Жизель успела не только предупредить сестер Молар и убрать со стола, но и переодеться. Казалось, она никогда не спешит, ее движения были так легки, что даже не вызывали колыхания воздуха, и все делалось словно по волшебству.

Последний поцелуй Мариан на ночь в теплом полумраке комнаты. Внизу девицы Молар уже склонились над своей работой.

— Желаем хорошо развлечься.

Все было хорошо знакомо, эта сцена была прожита столько раз, что даже не осталась в памяти.

Мотор завелся. Они оставили позади деревню, где некоторые припозднившиеся жители еще копошились в своих садиках, большинство же, наслаждаясь вечерней прохладой, молча сидели на стульях перед крыльцом. Некоторые слушали радио, включенное в доме.

Сначала они ехали молча, думая каждый о своем.

— Тони… — Она запнулась, и у него слегка сжалось сердце в ожидании продолжения. — Тебе не кажется, что Мариан какая-то бледненькая в последнее время?

Их дочь всегда была худышкой, с длинными руками и ногами, и никогда не отличалась румянцем.

— Я только сегодня говорила об этом с доктором Рике, я его встретила возле бакалейной лавки…

Не удивилась ли она, увидев за прилавком вместо Николя его мать? Не задумалась над этим?

— Он говорит, что у нас, конечно, хороший воздух, но детям иногда нужна смена обстановки. Он посоветовал свозить ее на море, когда мы сможем, может быть, на будущий год.

Тони сам удивился внезапному решению:

— А почему не в этом году?

Жизель не поверила своим ушам — они ни разу не были в отпуске с тех пор как переехали в Сен-Жюстен, потому что летом у Тони самый разгар работы. Землю они купили на свои сбережения, но придется еще много лет выплачивать кредиты за дом и ангар.

— Думаешь, это возможно?

Только раз, в первый год после свадьбы, когда молодожены еще жили в Пуатье, они провели две недели в Сабль-Долонь. Тогда он сняли комнатку у старушки, и Жизель сама готовила еду на спиртовке.

— Уже август. Боюсь, что комнату не найти.

— Остановимся в отеле. Помнишь ту гостиницу в конце пляжа, рядом с сосновым бором?

— «Серые камни». Нет, «Черные камни»!

Они однажды обедали там, отмечая день рождения Жизель. Им подали огромную камбалу, и Жизель даже немного захмелела от выпитого муската.

Тони был очень доволен принятым решением. Таким образом он хоть на время избавится от Андре и Николя.

— И когда ты думаешь…

— Я скоро скажу тебе.

Чтобы назначить точную дату и быть уверенным в том, что он сможет уехать, было необходимо поговорить с братом. Тони и затеял этот поход в кино специально, чтобы увидеться с Венсаном. Он проехал мимо отеля «Путешественник» не останавливаясь и припарковался на улице Гамбетта, неподалеку от «Олимпии». На улице сразу можно было отличить парижан от местных жителей — по их походке, одежде, манере разглядывать освещенные витрины.

Они всегда брали одни и те же места на балконе. В антракте, после программы новостей, мультфильма и документального фильма он предложил:

— Не зайти ли нам к Венсану выпить по стаканчику пива?

На террасе почти все столики были заняты. Франсуаза отыскала для них один свободный и вытерла его полотенцем.

— Два пива, Франсуаза. Мой брат здесь?

— Он за стойкой, месье Тони.

В кафе, где свет казался желтоватым, завсегдатаи играли в карты. Тони видел их сотни раз на одном и том же месте, за их игрой наблюдали, комментируя ходы, одни и те же зрители.

— Ну что?

Брат ответил ему по-итальянски. Это случалось очень редко — родившись во Франции, они говорили на этом языке только с матерью, которая так и не освоила французский.

— Точно не знаю, что произошло, но кажется, все нормально. Он сидел здесь, на террасе…

— Знаю. Я видел его сверху.

— Через десять минут после твоего ухода она спустилась, совершенно спокойная, как будто ничего не произошло, прошла через кафе, бросив мне на ходу: «Поблагодарите свою жену от моего имени, Венсан…»

Она говорила достаточно громко, чтобы муж услышал ее. Затем так же спокойно и уверенно вышла из кафе, с сумочкой в руке. Уже почти повернув на улицу Гамбетта, она сделала вид, что только сейчас заметила Николя.

— Ты! Что ты здесь делаешь?

Она села за столик лицом к нему, и я не слышал остального разговора.

— Было похоже, что они ссорятся?

— Нет. В какой-то момент она открыла сумочку и спокойно начала пудриться и подкрашивать губы.

— А он как выглядел? — Трудно сказать. Ты когда-нибудь видел, как он смеется? По-моему, она выпуталась, но будь я на твоем месте… Жизель здесь?

— На террасе.

Венсан пошел с ней поздороваться. Было тепло, небо было ясное. Экспресс пролетел мимо станции, не замедляя хода. На улице Гамбетта Жизель взяла мужа под руку, как она делала всегда, когда они гуляли.

— Как дела у твоего брата, он доволен?

— Удачный сезон. Туристов с каждым годом становится все больше.

Венсан купил только дело, ему не удалось приобрести помещение, потому что прежний владелец, уехавший в Ла-Сьота, не хотел его продавать. Но брат и без того многого добился, начав практически на пустом месте.

— Видел Лючию?

— Нет. Она, должно быть, на кухне. Я не успел с ней поздороваться.

Тони испытывал трудно объяснимое смущение, и не в первый раз. Жизель знала, что он был сегодня в Триане после полудня, но не спросила, виделся ли он с братом.

Иногда ему хотелось, чтобы она задавала ему вопросы, пусть даже затруднительные. Могла ли она не интересоваться жизнью мужа вне дома, когда в конце каждого месяца помогала ему вести записи и, следовательно, была в курсе его дел?

Или Жизель что-то подозревала и предпочитала не говорить об этом?

Им пришлось поторопиться — уже звенел звонок, и зрители спешили на свои места из маленького бара по соседству.