Но странная личность, будучи не в силах разрешить проблему, становится еще более одержимой своими мыс­лями. Это как раз и случилось с Джеком.

Он никак не мог отделаться от желания заглянуть в неведомое, непостижимое будущее. Развившийся в нем в неведомое, него паническому настроению. «Аутичное (эгоцентрическое) мышление порождает страх, - говорит Фримэн, - а страх - это изводящее переживание...» При всей своей неимоверной усталости Джек Фэргюсон как раз тогда затеял свой первый эксперимент. Он делал первые робкие шаги к тому, чтобы стать уверен­ным в себе клиническим исследователем. В его первом научном опыте им руководил не трезвый ум, а отчаяние. Его сумасшедший опыт отдавал тем, что Босс Кэттеринг сказал о научном исследовании: «Что ж нам делать, когда мы не можем больше делать то, что мы делаем?»

Джек не спал по целым ночам, удрученный, изнурен­ный, измученный страхом. Наблюдалось парадоксальное явление: его усталый мозг работал еще острее - очевидно, в результате переутомления и бессонницы. Что ж ему бы­ло делать, если он уже не мог делать того, что делал? Необходимо было дать отдых своему сверхактивному мозгу...

И Джек начал глушить себя маленькими желтыми пи­люлями. Они успокаивали его - не вполне, конечно, но настолько, чтобы справляться с сельской практикой в Гэмлете.

В Гэмлете он не только старался лучше лечить людей, но одновременно разжигал в себе стремление скорее пока­зать миру, что он может быть идеальным сельским вра­чом. Да, да, через какой-нибудь год он добьется этого. Он быстро сколачивал свою бочку денег. Больные его по­любили. И все же... он потерпел крах. Он сознавал, что не дает своим пациентам всего того, что должен давать идеальный сельский врач. Фальшивый Джек завязал борьбу с Джеком, стремившимся к совершенству.

Снова и снова старался он охладить эту горячую внут­реннюю войну барбитуратами. Но они давали ему только временное успокоение, а в промежутках он, как вы знаете, пытался убить себя, убить Мэри, видел цветные галлюци­нации, видел комнату, забитую стульями и зарастающую волосами; и ему не переставал мерещиться человек, гонявшимся за ним по кругу в железнодорожном дворе, чтобы убить его; и когда он почти уже задыхался от бега, железная дверь буйной палаты в Больнице ветеранов захлопнулась за ним в последний раз. Джек Фергюсон был уже полным психотиком. Вот тут-то и оказалось, что его увле­чение барбитуратами - это и есть моя догадка - пошло ему во спасение. Но каким образом?

В своей «Психохирургии» Уолтер Фримэн объясняет, что происходит с психотиками, когда они попадают под наблюдение психиатров. Они создают себе собственный нереальный мир, в котором их прежнее эгоцентрическое мышление совершенно теряется; оно растворяется в сум­буре иллюзий и галлюцинаций, и больные уже не сообра­жают, что, где, как и когда. Они слишком травмированы жестокостью внешнего мира, чтобы к нему вернуться. И они уходят в свой тайный психотический мир, они не­жатся в его уюте, избегая контакта с кем бы то ни было, даже с врачами, пытающимися им помочь.

«Такие больные относительно недоступны для психо­терапии», - пишет Фримэн.

Однако до Джека, хотя и сумасшедшего и сидевшего в запертой палате, доходили тихие вопросы доктора Фиппса. Он был доступен, хоть и безумен. Какой же из этого вывод? Не могли ли барбитураты, отравляя его, в то же время охранять его психику? Это, конечно, совсем неподходящее лекарство. Но не могли ли барбитураты, причиняя ему вред, в то же время успокоить его мозг на­столько, что по просьбе доктора Гэллопэ он написал, на­пример, записку о своих сумасшедших фантазииях? Я став­лю этот вопрос робко и неуверенно. Психолог Дональд О. Гебб из Макгильского университета говорит, что нет ста­тистических данных, доказывающих действие психотера­пии при тяжелых психических болезнях. Джек уверен, что психотерапия спасла ему жизнь. Не могли ли упраж­нения Джека с барбитуратами настолько его успокоить, что для доктора Фиппса и доктора Гэллопа дверь оста­лась приоткрытой?

Когда Джек Фергюсон вышел из больницы, казалось, что в огне испытаний прежний Джек погиб. Новый Джек покинул больницу с ясной головой и новыми устремле­ниями.

- Я ушел из больницы, решив заняться психиат­рией, - говорит Джек. - Я чувствовал, что для меня это единственный путь к спасению,

Внутреннее чутье ему подсказывало, что только таким способом он может спасти себе остаток жизни. Лечение, которое он себе назначил; было абсолютно ненаучным; ничего общего оно не имело с химией; это было только искупление. Однако оно имело прецедент в психиатрии. Ч общества «Анонимные алкоголики» тоже спасали себГискуплением, взяв на себя труд по спасению других жертв алкогольного психоза.

Итак прежнего Джека не стало. Старый эгоцентрич­ный дикий зверь, по имени Джек, исчез, как вымершая птица дронт.

- Поскольку в тяжелую минуту люди протянули мне руку помощи, - говорит он, - я должен в свою очередь послужить людям.

Они, эти другие люди, его замечательные доктора и надзирательницы, - они спасли его.

- Они спасли меня, а я должен помогать всем.

Джек никогда не слышал об Эрнесте Ренане, но в Дан­ном случае он следовал учению великого француза.

«Чтобы вы могли действовать в мире, ваше собствен­ное «я» должно умереть».

Джек начал действовать. Они помогли ему, он должен помогать всем.

«Мы все ответственны за общую вину», - писал До­стоевский. Джек знал, что он виноват. Он не стал опре­делять границу между своей болезнью и грехом. Он сумел правильно разобраться в этом деле. Не осталось никаких сомнений в его тяжелой психической болезни. Но резуль­таты этой болезни - его жестокость к Мэри, его бегство от больных в Гэмлете, которые нуждались в нем, верили в него, - эти результаты были его грехом. Это было пре­ступлением против человечества.

То, что Джек не захотел воспользоваться своей бо­лезнью в качестве оправдания, безусловно, является вели­колепным, мужественным поступком со стороны нового Джека.

Но сейчас, когда он начинал новую жизнь в Логэнспортской больнице, мог ли Джек приступить к осуществ­лению своей идеи - помогать всем? Ведь психотерапия, которую, применяли к нему доктора, - это большая роскошь. Докторам пришлось затратить сотни часов напря­женной работы, чтобы вернуть одного только Джека к нормальной психике. Где же взять докторов, чтобы обслужить психотерапией сумасшедших Логэнспортской больницы, пока еще способных воспринимать слова убе­ждения. Смешно даже помышлять об этом - ведь докто­ров в больнице жалкая горстка. Интенсивная психотерапия - это чертовски дорогое лечение.

- Вы можете агитировать их ежедневно несколько месяцев подряд, - говорит Джек, - а к концу этого срока они по-прежнему будут смотреть на вас все тем же бес­смысленным взглядом; счастье, если вам удается «вытя­нуть» из них некое подобие ответа.

Но для Джека они оставались живыми человеческими существами. Это не было простой научной любознатель­ностью, это не было экономическим мероприятием с целью облегчить бремя налогоплательщиков; жажда искупления - вот что руководило Джеком в его стара­ниях вернуть этих несчастных, потерянных людей в мир действительности. И он стал помогать нейрохирургу док­тору Джону А. Гисерингтону из Индианополиса, практи­ковавшему иногда префронтальную лоботомию на больных Логэнспортской больницы.

Джек погрузился в изучение психохирургических тру­дов Уолтера Фримэна. Что за мечтатель этот Фримэн! Фримэн задался целью сделать лоботомию такой точной, такой практичной и ходовой операцией, чтобы успокаивать бушующий бедлам в «беспокойных» палатах психиатриче­ских больниц и все большее и большее количество боль­ных отправлять домой в здравом уме и ясной памяти.

И какой он смелый, этот Фримэн! Он обратился к зна­менитому психиатру доктору Уильяму А. Уайту за раз­решением произвести несколько префронтальных лоботомий на больных всемирно известной больницы св. Елиза­веты в Вашингтоне.

- Скорее мир перевернется вверх ногами, чем я по­зволю вам оперировать хотя бы одного из моих боль­ных, - загремел на него доктор Уайт.