«А если я хочу больше?» — Галина ощущала губы Гетена на своих, его пальцы на ее челюсти, требующие ответить на его пыл, бросающие вызов. Она сунула еще кусок хлеба в рот, отмахнулась от вопроса, жуя. Хлеб стал комом, и она проглотила его с сидром, кривясь, когда ком медленно скользнул по горлу. Наконец, она сказала:

— Байчу, ты сплетничаешь как шлюха, позоришь аппу. Как у тебя остались дочери без мужей?

Она рассмеялась.

— Вачи — мой позор. Я хотела, чтобы она вышла замуж годы назад. Она упрямая, как ты, — но ее широкая улыбка и сияющие глаза говорили о восхищении девочкой. Байчу радовалась любви и сплетням. Она хотела счастья для всех, о ком заботилась, включая Галину.

Часы спустя они доели и закончили болтать, Байчу обняла ее и взяла поднос.

— Хочешь перекусить после заката? Я могу принести еды вам обоим.

Галина покачала головой.

— Вряд ли он проснется до завтра. Заклинание, которое принесло нас сюда, забрало силы у уже ослабевшего мага. И я приду на кухню за ужином. Хочу задать амме Зане вопрос.

Байчу кивнула и ушла, держа поднос на голове, ее сладкий голос звенел в коридорах, она пела о любви и смерти.

Галина прошла к окну и посмотрела на пустыню, тянущуюся вдаль от края аббедея.

Гетен пошевелился, когда теплый ветерок проник в комнату со сладостью цветов и маглубы с кухни. Свет солнца из ярко-желтого становился золотым. Зазвонил железный колокол. Было слышно вопли скота, который вели на рынок. На дороге над утесом путники сделали лагерь для ночлега, пополняли запасы воды из ручья. Они торговали с аббедеем и несли новости из других частей мира.

Гурван-Сам стояла у развилки на опасной дороге, которая соединяла Ор-Хали Цид, Самам и Гад-Дарган. Было много возможностей обменяться знаниями и товарами между путниками и местными жителями.

Галина взглянула на неподвижного мага, закрыла все окна, погрузив комнату в тень.

— Хотела бы я какой-то магией защитить это место, — она прошла к кровати и посмотрела на осунувшееся лицо Гетена, хотела коснуться его щеки, но отпрянула. Она вытащила меч и опустила его на пол у порога. Это была не лучшая защита, но он сказал, что там была магия крови. — Это лучше, чем ничего, — сказала она.

Она забыла попросить Байчу выяснить новости из Кхары и Урсинума от путников. Если бы она поспешила, могла догнать ее, пока женщина не стала подавать ужин торговцам. Галина схватила монету с подоконника и оставила Гетена спать, вышла в тихий коридор, который вел на шумную кухню.

Она могла найти кухню с закрытыми глазами. Эта комната была самой шумной, и оттуда вкусно пахло. Хлеб пекся в глиняных печах. Сладкий аромат наполнял нос, слюна наполнила рот. В одной стене большой комнаты были четыре камина, в два помещались четыре огромных котла, еще в двух были два ряда вертелов на решетке. Рагу, рис, каша и вкусные овощи бурлили в котелках. Рыба, мясо и курица были на вертелах, соки капали в огонь под ними и создавали хор шипения и хлопков.

Галина остановилась на пороге и вдохнула, а потом вдохнула снова. Ее желудок урчал.

— Тише, желудок, мы только поели.

Кулан, муж Байчу, поднял взгляд от длинного деревянного стола, где он наполнял корзинку свежим хлебом.

— Выглядишь заблудившейся, маркграфиня.

Она подошла к нему.

— Да? — она приняла кусок теплого хлеба, который он протянул. — Странно, ведь я всегда ощущаю себя тут как дома.

Байчу отвернулась от вертела.

— Воительница ищет ответы. Ее сердце и разум играют.

Кулан склонился ближе к Галине.

— Не обсуждай проблемы с Байчу. Она так тебя запутает, что эти узлы и рыбак не распутает, — его жена бросила в них тряпкой, и Галина рассмеялась, поймав тряпку.

— Ты понесешь это к перекресткам? — спросила она, кивнув на корзину хлеба. Он кивнул, и она сказала. — Спросишь новости из Кхары, Урсинума и Бесеры? Я пару недель не была в своей крепости, и война между королевствами почти началась, когда я видела короля Вернарда в прошлый раз.

— Война? — брови Кулана приподнялись. — Но Урсинум и Бесера всегда мирно торговали.

— Времена меняются, Кулан.

— Не к лучшему, раз речь о войне, — он легко поднял широкую корзину и поставил на голову. — Я спрошу о новостях, воительница, — он вышел из кухни, не спотыкаясь, хотя полная корзина была тяжелой.

Миска рагу появилась перед Галиной, и она подняла голову. Зана протянула миску и ложку.

— Ты слишком худая, Галина, и бледная. Поешь со мной, скажи, что отвлекло тебя от твоего мага вечером.

Амма говорила, и монета в кармане Галины стала тяжелее и холоднее. Она прошла за худой старушкой, идущей в толпе мужчин и женщин, девушек и парней, которые работали на огромной кухне. Они пересекли комнату, добрались до столика в углу. Он был вырезан из камня, деревянные стулья с тремя ножками стояли под ним.

Галина села и взялась за еду, Зана налила сидр в две чашки. Еда согревала специями и вкусом, и она съела три ложки с горкой, вытащила монету из кармана. Она вручила ее амме.

— Ты знаешь что-то о метке на монете?

Улыбающиеся глаза Заны потемнели, она посерьезнела.

— Маг дал тебе это?

— Нет. Это его служанки. Они оба из Бесеры. Я не пойму, что за метка на этой стороне.

— Это злой знак, — сказала амма Занна, указывая на неровный Х. — Круг — солнце, но оно размытое. И крест на нем означает не просто ночь, а означает смерть, — она опустила монету на стол, а потом плюнула на ладони и вытерла их об фартук. — Тот, кто дал твоему магу эту монету, желает ему смерти.

Шестнадцать

Гетен проснулся на животе, солнце лилось в открытое окно и падало на лице. Ему было слишком тепло, ощущение было странным. Он не помнил, когда в последний раз ему было не по себе от жара солнца. Галина спала на койке у его кровати. Его ладонь свисала с кровати, и она подперла руку двумя подушками, чтобы ее пальцы переплетались с его.

Он разглядывал ее лицо. Оно было отвернуто от него, и ее волосы ниспадали на ее плечи и грудь. Она уснула с его мечом рядом с ней, готовая пролить кровь за него.

Он огляделся и заметил ее оружие у порога. Защита была примитивной, но магия крови смогла бы их предупредить.

Гетен посмотрел на изгиб ее высоких скул, красно-коричневые веснушки, ставшие созвездиями на ее щеках и носу, несколько было на лбу. Они усеивали ее грудь, плечи и бедра, и он заметил это, когда помогал с ранами. Может, веснушки были и на ее груди. Он отогнал заманчивую картинку.

Он не знал место Галины в его лабиринте теней. Воительница манила, но была непростой. Она защищала, но и сама нуждалась в защите. Она целовала его как любовница, и он желал ее больше всех. Она вызывала желание. Желание выжить, победить. И она заставляла его поверить, что он мог.

Галина была силой и надеждой.

Она была его солнцем.

Но как ему овладеть этой силой? Точно не используя ее. Она не позволит мужчине управлять ей, и он не хотел бы ее в таком случае. Не такой женщиной он восхищался.

И он восхищался ею, это было точно. Она давала ему силу и поддержку. Она держала слово, защищала его, дала ему убежище, которое было ближе к силе солнца, и люди тут понимали тепло и силу света дня.

Гетен посмотрел в окно, щурясь. Как долго он спал? Солнце не достигло зенита, но утро уже прошло. И Галина проснулась, открыла ставни, впустив солнце в комнату, и вернулась в кровать. Она могла не спать всю ночь, сторожить его.

Он убрал пальцы от ее руки, подавив ругательство, потеряв ее тепло, проклиная желание к ней. Он как можно тише выбрался из кровати и провел ладонями по спутанным волосам. Во рту будто была грязь. Он выпил чашку воды, наполнив ее из графина, выпил еще две чашки и ощутил себя человеком. А потом вытянул руки к каменному потолку и нахмурился. Он пах хуже, чем ощущалось его дыхание.

— Нужно помыться, — но он не мог отвернуться от солнца и тепла, льющихся в окно. Он не помнил, чтобы хоть когда-то ощущал такое тепло, точно не после жизни в Раните.

Он пытался призвать магию. Но хоть огонь шевелился в нем, он не мог вызвать его больше, чем мог тянуть тени.

— Все еще на грани, — пробормотал он. — Нужны время и знания, — он прищурился у окна. — Но больше света солнца.

Он прошел к подоконнику, хотел выглянуть и вдохнуть воздух пустыни, но его ладонь опустилась на что-то круглое, металлическое и холодное. Он опустил взгляд и отдернул руку. Это была монета, и металл был холоднее груди ведьмы. Он взял монету и тут же выронил. Она ощущалась проклятой.

Он всегда хранил монету над камином в Раните, пока Нони не вложила ее в его ладонь, когда они с Галиной собирались покинуть цитадель. Гетен повернул монету и посмотрел на символ сзади. Кто-то вырезал крест смерти на солнце.

— Воительница. Просыпайся.

Галина пошевелилась, ворча, веки с трепетом открылись, закрылись и снова открылись. Она огляделась с растерянным видом того, кто уснул и думал, что проснется в другом месте. А потом она увидела его и села.

— Как ты? — ее голос был сдавленным ото сна, она зевнула, пряча рот за ладонью, пробормотала извинение.

Гетен держал монету между большим и указательным пальцами.

— Я ощущал себя лучше, пока не увидел это.

Галина обвила руками колени.

— Так я нашла это вчера, — она потерла руками лицо и встала, кривясь, обошла кровать, хромая, и попыталась размять ногу, спину и руки. — Я спросила у аммы Заны об этом, и мне не понравилось, что она рассказала.

Гетен опустил монету на подоконник.

— На солнце крест смерти. Кто-то желает мне смерти.

Галина опустила взгляд.

— Кто держал монету последним в Раните?

Гетен яростно ответил:

— Я знаю, о чем ты думаешь, но я доверяю Нони жизнью. Ты думаешь, что я поверю, что она служит Ведьме инея? — он взмахнул рукой. — Невозможно.

Галина покачала головой, налила себе воды, выпила и ответила:

— Я не жду, что ты поверишь. Но что-то случилось, и Ведьма инея как-то прокляла монету.

Гетен скрипнул зубами, взял чистую тунику, штаны и накидку.

— Я хочу помыться. Я не могу думать, пока я воняю.