Насекомое быстро-быстро перебирало задними и средними ногами по крышке капота, пытаясь зацепиться, они скользили, но раскрытые крылья позволяли держаться у самого стекла. Шипы ног казались зубами чьей-то вытянутой пасти. Ветровое стекло сдерживало натиск твари, но у Грожина возникла уверенность, что долго так не продлится.
Анин безуспешно искал револьвер: глаза его созерцали богомола, и рука, как ослепшее испуганное животное, шарила в пустоте.
Богомол совершил «клевательное» движение, его голова тюкнула по стеклу. Второй раз. И снова.
ПЛАМ! ПЛАМ! ПЛАМ!
Ветровое стекло покрылось трещинами.
Грожин завизжал:
— Уберите его! — правая нога парня по-прежнему давила на акселератор, руки непроизвольно держали руль.
Анин наконец нащупал револьвер. Ему хватило силы воли прежде вытянуть руку, иначе он задел бы Глусскую. Уже спуская курок, Анин увидел, как насекомое взлетело вверх.
Грянул выстрел. В закрытом салоне машины он показался взрывом бомбы. Ветровое стекло вынесло полностью, усеяв осколками капот, как будто гигантский рот выплюнул пригоршню бриллиантов, припрятанных за щекой.
Надя Глусская вскрикнула, обхватив голову руками и привалившись к дверце. Пинчук сполз на пол салона перед задним сиденьем. Грожин, отпрянув влево, на секунду выпустив руль.
По инерции Анин нажал на курок снова. Пуля прошла пустоту, уйдя в заросли.
Джип вильнул в сторону, покинув проселочную дорогу. Передним бампером машина срезала две мелкие осины. Анин предостерегающе вскрикнул. Джип подмял под себя одинокий куст. Грожин, скрючившись на сидении, держал руки перед собой, будто от чего-то закрывался.
Анин подался между двух соседних сидений и выровнял руль, направив машину правее. Джип выскочил на дорогу.
— Держи руль! — заорал Анин Грожину.
Надя Глусская, выпученными глазами посмотрев на Анина, выпалила:
— Я ничего не слышу!
На полу салона мямлил Пинчук:
— Ты убил его? Убил?
Анин схватил Грожина за плечо и потянул на себя. Тот наконец вцепился в руль. Джип пошел ровнее.
— Не слышно, — повторяла Глусская.
Анин шарил под ногами, отыскивая револьвер, отброшенный, когда он бросился к рулю.
Машины выскочили на широкую прогалину. Пятнистая тень уступила место яркому свету. Анин увидел револьвер и потянулся к нему.
Сквозь рев двигателя послышался звук, какой издают лопасти вентилятора, рассекая воздух.
Салон затемнило спереди: над капотом зависло насекомое. На этот раз богомол беспрепятственно проник внутрь джипа.
Подбирая револьвер, Сергей Анин чувствовал специфический, приторный запах гигантского насекомого, заполнивший салон, где еще главенствовала пороховая гарь.
Глусская сжимала голову руками, бессмысленно уставясь в приборную панель.
Пинчук пытался взобраться на сиденье.
Грожин выравнивал ход машины.
Никто не среагировал. Богомол, лишь его ноги коснулись капота, уже схватил своими тисками девушку. Между шипами одной из ног попала ее голова.
Грожин вдавил педаль тормоза.
Анин, уже поднимавший руку с зажатым в ней револьвером, не удержался, и его швырнуло на тыльную сторону переднего сиденья.
Богомола тоже тряхнуло, но он уцепился средними ногами и раскрыл крылья, сжимая жертву. Руки девушки бешено заколотили по внутренней стороне дверцы и приборной панели.
Пинчук пронзительно закричал, увидев, как богомол вытаскивает Глусскую из салона.
Анин наконец вскинул руку.
Три выстрела подряд.
Первых два попали девушке в спину, и она перестала дубасить руками по приборной панели, третьим пробило одно из крыльев насекомого.
Богомол дернулся, тяжело взлетая с капота, девушку он не выпустил. Спустя секунду его скрыли ветви деревьев, проносившихся мимо джипа.
Анин откинулся на спинку сиденья. Рука с револьвером ходила ходуном. Глаза выпучились, щеки и подбородок дрожали.
Я убил ее, стучала мысль. Пристрелил! Она еще была жива, сопротивлялась, и, быть может, тварь бы ее выпустила. То, что голова девушки была сплющена, а лицо уже не существовало в общепринятом смысле, для Анина как бы не имело значения.
Джип, подняв после себя волны песка, наконец встал посреди проселочной дороги.
Донской в микроавтобусе увеличил давление на педаль тормоза. Песчаная завеса полностью скрыла от его глаз происходящее в джипе.
— Что с ними? — вскричала Анжела Маверик.
Донской взял правее и притормозил рядом с джипом. Как и Сурта с девушками, Артем видел гигантское насекомое, отлетевшее в сторону с чьим-то телом. В джипе он рассмотрел трех парней.
Сквозь окошко заднее дверцы на него смотрел Анин.
Донской крикнул:
— Чего стали?! Уходите, пока можно! — и вдавил акселератор.
Возможно, подумал Донской, богомол займется телом очередной жертвы, и у них появилась небольшая фора по времени. Вслух он этого не сказал, сосредоточившись на дороге.
Анин видел, как рванул микроавтобус: Донской не собирался их ждать.
Пинчук по-прежнему кричал, не в силах побороть охватившую его истерику; моментами крик переходил в завывания. Грожин ошалело оглядывался, давя на акселератор, но забыв включить сцепление; машина протестующе ревела. Руки Грожина беспорядочно вращали рулевое колесо, и Анину показалось, что тот хочет развернуться.
Впереди, в тучах пыли уже смутно белел зад микроавтобуса, увеличивавшего расстояние от злополучного места.
Анин закричал:
— Давай за ним! Быстрее!
Грожин кое-как включил сцепление, и джип наконец сорвался с места.
Пинчук продолжал кричать, хватая Анина за руку, тот его отпихивал, суматошно исследуя заросли по обе стороны проселочной дороги. В горле у Анина саднило: пыль, поднятая колесами «фольксвагена», клубами проникала в джип через проем выбитого ветрового стекла.
В какой-то момент Анин не выдержал и влепил Пинчуку пощечину. Голова у того дернулась, и крик прервался. Пинчук, отдуваясь, с багровым, как помидор, лицом, откинулся на спинку сиденья, подсохшие на щеках пятна крови Лены Стояновой казались бородавками. Ноздри у него набухли соплями.
Впереди показался просвет между деревьями — метрах в ста их ждало Арсеньево.
В некоторых местах колея была для «ауди» глубокой, и Дмитрий Вересов, несмотря на жгучее нетерпение, сбрасывал скорость, чтобы не остановиться окончательно: в случае чего он в одиночку бы не сдвинул машину с места.
Вересов нервничал. Конечно, он успокаивал себя: катастрофы не случилось, все наверняка живы-здоровы, скорее всего кто-то из них свалился в какую-нибудь яму и, возможно, ушибся.
Время от времени его руки касались брючного ремня, однако сотового телефона Вересов там не обнаруживал. Он не мог позвонить ребятам и узнать ситуацию до тех пор, пока лично не увидит их. Конечно, любое неприятное происшествие будет иметь последствия и станет известно Владимиру Анину, хотя Вересов надеялся, что хозяин задаст ему терпимую трепку.
Но ведь всегда может быть еще хуже!
В первую очередь Вересова беспокоил не сам факт того, что у них что-то случилось, а их присутствие возле Котлована.
Он гнал автомобиль по лесной дороге, лицо мрачнело с каждой минутой. Сначала, узнав, что они у Котлована, он испытал сухую злобу: при первом звонке друг Сергея, Виктор, утверждал, что они далеко оттуда; они его обманули, как шкодливые дети. Очень скоро злость уступила место страху, он становился все более липким.
Историю, рассказанную Сергеем Аниным своим одногруппникам, Вересов слышал, так сказать, из первых уст — от Аркадия Буланова, человека, с чьей семьей она произошла. Не то чтобы Вересов готов был подписаться под его словами, однако он давно составил собственное мнение по этому поводу — нечто действительно имело место. Какая-то несуразица, связанная со временем.
И она могла представлять опасность.
Это подтвердил случай с сыном Буланова. Пусть кое-что Булановы преувеличили, но Владимир Анин тем летом вскоре увидел парня, и с его слов, выглядел тот жутко. Сейчас, кстати, у Буланова-младшего, семнадцати лет отроду, уже появились седые волосы.