— До свидания, Спенсер, — сказало оно почти моим голосом. Немножко хрипловатым, немножко грубоватым — но почти моим.

Как «до свидания»?!

Я смотрел в собственные глаза, блестящие в лунном свете. Усмешка на моем лице сделалась еще гаже.

— Ты нарушил мой покой. Твое тело теперь — мое. Долго же пришлось ждать!

— Ты что, восстал из могилы?! — вскричал я. Беззвучным криком. Это не было звуком. Это была мысль. Несмотря на ужасную панику, я снова мог думать.

— Ты упырь? — спросил я. — Ты настоящий кладбищенский упырь?

— Больше нет. Отныне я — это ты.

Он мне ответил. Я не мог говорить, но он меня слышал. Он мог слышать мои мысли.

— Ты не можешь забрать мое тело! — завопил я. Я пытался опуститься ниже. Пытался влететь обратно в свое тело.

Но двигаться я не мог. Тяжелая пелена тумана словно бы удерживала меня на месте.

— Ты меня слышал?! Ты не можешь забрать мое тело!

— УЖЕ забрал! — радостно ответил упырь моим голосом.

— Нет! — взвыл я. — Нет!

А потом, сквозь ледяную мглу, до меня донеслись чьи-то голоса.

— Он где-то здесь!

Голос Одры!

— Вот тут они его привязали! — ее слова доносились откуда-то снизу. А вот и она — несется вприпрыжку по крутому склону. И кто это бежит следом? Мои и ее родители!

— Где! Где он?! — услышал я мамин крик.

А потом я увидел, как Одра указывает на высокое надгробье, к которому было прикручено мое тело.

— Спенсер! Спенсер! — Мама кинулась к моему телу. — Ты в порядке?!

В ужасе смотрел я, как моя голова кивнула.

— Не боись! — папа принялся возиться с узлами. — Щас выручим.

Паря в тумане, я увидел, как губы упыря — мои губы — растянулись в усмешке. Усмешке победителя. Его глаза — мои глаза — широко раскрылись от счастья.

Пронизывающий кладбищенский ветер неумолимо толкал меня вперед, пока я парил у них над головами.

— НЕТ! — кричал я им. — Не отвязывайте его! Он — не я! Пожалуйста, не отвязывайте его!

— Это не я! Не отвязывайте!

Но они меня не слышали. Они ведь не умели читать мысли…

Меня охватила паника. Что же происходит? Что со мной случилось?

Я могу их видеть. Я могу их слышать. Почему же они не видят и не слышат меня? — недоумевал я, паря над их головами.

Как бы то ни было, мой разум и мое тело оказались разделены — это я понимал.

— И у меня больше нет тела! — простонал я.

Теперь я парил в каких-то дюймах от их макушек. Я мог бы протянуть руку и дотронуться до них. Но для этого у меня не было ни кожи, ни пальцев, ни рук, ни тела.

Даже голоса я лишился…

Но я могу видеть, и я могу слышать, сказал я себе. И чувства у меня остались, понял, я, когда порыв ледяного ветра заставил меня задрожать.

Еще не все потеряно, убеждал я себя. Еще есть надежда.

Я наблюдал, как папа сдернул с моего тела веревку.

Мое тело оказалось на свободе.

Все собрались вокруг него. Все заговорили как один — взволнованно, обеспокоенно, сочувственно.

Мама обняла поселившегося в моем теле упыря. Папа ободряюще сжал ему плечо.

Мое тело растирало запястья там, где в них врезалась веревка. Вытягивало руки. Сгибало-разгибало колени.

Мои колени.

Спенсер, ты в порядке? — спросила Одра.

Мои глаза уставились в ее.

— Я… я в порядке, — прокаркало мое тело. — Охрип маленько. От крика, наверное.

— Какая удача, что Одра была с тобой, — заявила Одрина мать.

— Скорей домой, — сказала мама. — Мне не терпится позвонить родителям Фрэнка Формана. У этого мальчика будут серьезные неприятности.

— Понятия не имею, зачем он меня тут привязал, — вставило мое тело. — Выпендривался, наверное. — Он улыбнулся этой своей улыбочкой. Которая не была моей.

Беспомощно смотрел я на них сверху — невидимый, задыхающийся от ужаса. Что же мне делать? — спрашивал я себя. Не могу же я позволить им уйти… с ним.

Думай, Спенсер!

Я окинул взглядом кладбище и обнаружил валяющийся на земле фонарик.

Эврика! Я подниму его. Я помашу им перед ними. Это привлечет их внимание!

Да!

На крыльях ветра я устремился вниз… вниз…

И потянулся за фонариком.

Хватай его. Хватай его, Спенсер, приказал я себе.

Быстрее!

Но… нет.

Нет. Нет…

Я не мог его поднять.

Я чувствовал, что тянусь рукой… судя по ощущениям, рука у меня была.

Судя по ощущениям, она свободно проходила через фонарик.

Я — воздух, печально подумал я. Ничего, кроме воздуха.

— Пойдем домой! — я увидел, как папа обнял мое тело рукой за плечи. — Ну и ночка выдалась!

Я смотрел, как мое тело прижалось к папиному боку, и они вместе пошли прочь.

— СТОЯТЬ! — завопил я. — СТОЯТЬ!

К моему несказанному изумлению, мое тело и впрямь остановилось.

— Чуть не забыл! — сказало оно. Потом нагнулось и подхватило с земли рюкзачок Джейсона. — Ну как я мог!

— Тут холодно, — поежилась Одра. — Идемте уже!

— Стойте! — умоляюще кричал я им вслед. — Послушайте! Это не я! Это упырь!

Упырь оглянулся через плечо. Он уставился в ночной воздух — прямо на меня.

Он и видеть меня может, понял я. Он видит, как я тут беспомощно летаю.

Его лицо расплылось в злорадной усмешке.

Одра тоже оглянулась. Ее взгляд скользнул по мне, затем — по рядам надгробий. Потом она отвернулась и повела упыря в моем теле вниз с холма.

— Что же мне делать! — взвыл я. — Я должен их предостеречь. Я должен как-то сообщить им, что он — не я. Я должен вернуть свое тело!

Но как?

Я полечу за ними. Вот как. А уж дома-то я найду способ привлечь их внимание.

Не сказать, что это был гениальный план, но другим я не располагал.

Я видел, как они миновали ворота. И уже хотел последовать за ними.

Но ветер взметнул меня вверх и отшвырнул прочь.

Я сделал еще одну попытку, отчаянно стараясь прорваться через густой туман и мощный ветер.

Нет. Я чувствовал, что лечу назад… назад…

Назад — к двойной могиле со свернутым камнем. Назад — к высеченной в граните вороне и зловещему предостережению под ней: «НАШ ПОКОЙ ТЫ НАРУШИЛ НА СТРАХ СВОЙ И РИСК».

А потом, к своему ужасу, я почувствовал, что меня тянет вниз.

Вниз, во тьму. Вниз, в зияющую могилу.

— Нееееет! — завопил я. — Я не мертвый!

Но меня окружила темная земля. Холодная, твердая земля

— Пожалуйста! — кричал я. — Не хороните меня! Я же живой! Я не хочу умирать!

Я собрал все силы.

Я напрягался, как только мог.

Но не мог даже пошевелиться. А потом вдруг почувствовал себя ужасно измученным.

— Прекрати борьбу… — нашептывал чей-то мягкий, вкрадчивый голос. — Сдайся… Усни… навечно…

Уснуть навечно, подумал я. Да.

Я расслабился.

Я прекратил бороться. Я почувствовал, как вся энергия утекает из моего бесплотного тела.

Да. Уснуть навечно.

Где-то в вышине ревел ветер. Деревья скрипели и стонали.

Я услышал оглушительный треск; это была ветка дерева. Ветер сломал ее — и она обрушилась на могилу.

Этот звук словно бы пробудил меня ото сна.

Вернул к жизни, словно удар электрического тока.

— НЕЕЕЕТ! Я не сдамся! — вскричал я. — Я не хочу быть погребенным!

Испытав внезапный прилив сил, я устремился вверх… вверх — сквозь слой земли.

И вырвался на свободу.

Да!

Я снова чувствовал ветер. Такой холодный и свежий.

Я летал над могилами. Вихрь кружил меня над вершиной холма, швыряя то туда, то сюда.

У меня нет никаких сил, понял я.

Я не властен над собою.

Без тела я совершенно беспомощен. Лечу, куда ветер подует.

— Я хочу вернуть мое тело! — плакал я, а вихревые потоки кружили и вертели меня.

Неужели упырь действительно решил забрать мою жизнь?

Неужели он собирается навсегда остаться Спенсером Казимиром?

Нет, решил я. Он — упырь. Мое тело понадобилось ему, чтобы вырваться из могилы.