Фрэнк оттащил меня от дерева и припечатал спиной к высокому надгробью. Холод от камня ощущался даже через куртку.

Я размахнулся, чтобы хорошенько врезать.

Но Бадди и еще один парень пришли к нему на помощь. Они скрестили мои руки у меня за спиной.

Я принялся лягаться. Я пытался вырваться на свободу, но Фрэнк и его дружки держали меня крепко.

— Вы слишком далеко зашли! — взвизгнула Одра. — Это тебе не шутки, Фрэнк! Ты этого не сделаешь!

Фрэнк рассмеялся.

Одра повернулась ко мне:

— Не бойся, Спенсер. Я бегу за помощью! — и побежала к воротам.

— Отпустите! — завопил я и принялся извиваться и вырываться с новой силой.

— Кладбищенский упырь! Кладбищенский упырь! — затянули парни, крепко привязывая меня к надгробью.

— Отпустите. — Я принялся отчаянно лягаться. Но они на это лишь крепче затянули узлы.

— Покедова, упыыыыырь! — провыл Фрэнк. После чего они всей гурьбой бросились бежать.

Этого не может быть! — думал я, отчаянно пытаясь отвязаться.

Привязан к надгробью, на кладбище Хайгрэйва, посреди ночи!

— Стойте! Пожалуйста! — крикнул я им вслед. — Не оставляйте меня здесь!

Сердце бешено колотилось. Спиной я ощущал могильный камень — холодный-прехолодный.

— Пожалуйста, вернитесь!

— Пожалуйста, вернитесь! Фрэнк, вернись! Эй, парни! — проорал я.

До меня донесся их смех — они бежали вниз по склону холма.

— Помогите мне! Эй, парни! Не бросайте меня здесь! — взмолился я.

Я задергался в путах, зовя на помощь.

И застыл, услышав над головой какое-то хлопанье.

Волна ледяного воздуха обдала лицо. Снова захлопало, а потом что-то чиркнуло меня по щеке.

Летучие мыши!

Дюжины разъяренных летучих мышей. Мои вопли спугнули их с деревьев.

Я пытался пригнуться, а эти твари принялись носиться у самого моего лица. Я разглядел их сверкающие злобой красные глазки и ощутил на лице еще один порыв холодного ветра.

Они носились туда-сюда, щелкая зубами и посвистывая, а их крылья трепетали совсем-совсем рядом.

— Пожалуйста… — выдавил я. — Пожалуйста…

Еще один взмах крыльев. Еще одна вспышка красных глазок.

А потом они вдруг исчезли в кронах деревьев.

Воцарилась тишина.

Если не считать бешеных ударов моего сердца.

— Спенсер, не впадай в панику, — сказал я себе вслух. — Ты не останешься здесь на всю ночь. Кто-нибудь тебя выручит. Одра ушла за помощью. Она кого-нибудь приведет. Они вот-вот будут здесь.

Снова поднялся ветер. Он подхватил с земли сухие ломкие листья и метнул сор мне в лицо.

Старые деревья поскрипывали.

Где-то неподалеку раздался низкий протяжный стон, отчего у меня екнуло сердце.

— Где же Одра? — спросил я вслух. — Чего она так долго?

Я отчаянно вглядывался в ряды потемневших надгробий, пытаясь ее разглядеть.

Ну где она? Неужели решила бросить меня здесь? Она не могла!

Или все-таки могла?

Я рванулся, пытаясь ослабить веревку. Она обвивала тело от плеч до середины бедер, крепко прижимая руки к бокам.

Я изо всех сил напряг грудь. Но ослабить путыы не удалось.

Я извивался и поводил плечами растянуть веревку. Толку — ноль.

Собрав все силы, я попытался высвободить пальцы. Но веревка лишь больно впилась в кожу.

— Что толку?

С тяжелым вздохом я привалился спиной к надгробию. И смотрел на старые могильные камни, омытые светом полной луны.

— Что?!

Неужели одно из надгробий сдвинулось? Неужели накренилось набок?

Нет. Это мне показалось, что оно двигалось. А оно не двигалось вовсе, увещевал я себя. Это просто обман зрения, иллюзия, вызванная мерцающим светом луны.

Но я моргнул и уставился на него — просто чтобы убедиться. Теперь накренилось соседнее с тем надгробие!

Я услышал еще один протяжный стон — на сей раз ближе.

Деревья трещали. Ветер раскачивал их корявые голые ветви.

Сдвинулось еще одно надгробье. С громким треском оно завалилось назад.

Еще один жуткий стон, совсем близко… буквально у меня за спиной.

— Нет! — кровь стучала у меня в висках.

Я должен отсюда вырваться!

Я бился, извивался, корчился — рвался из пут.

— Кто-нибудь — помогите! Вытащите меня отсюда!

Я ахнул, когда зеленый туман поднялся из-под скрипящих, опрокидывающихся надгробий.

Сперва он поднимался медленно. Потом — все быстрее и быстрее. Он быстро густел, распространяя тошнотворное кислое зловоние.

Вонь сделалась еще сильнее, когда туман закружился вокруг меня. Я начал давиться. Я закричал, когда он захлестнул мое лицо, покалывая кожу и обжигая глаза.

Но прежде чем я забился в путах, из омерзительной пелены донесся хриплый голос:

— Мне… нужно… твое… тело…

— Кто здесь?! — выдохнул я. — Кто это? Фрэнк? Фрэнк, это твои проделки?

— Мне… нужно… твое… тело…

Голос был сиплый, словно кашель на ледяном ветру. Такой слабый… и такой холодный.

— Фрэнк? — завопил я. — Развяжи меня! Фрэнк? Бадди?

— Мне… нужно… твое… тело…

— Фрэнк?

Ледяной зеленый туман поднимался вокруг меня. Я вдруг почувствовал себя очень и очень слабым.

Что со мной происходит?

Я хотел еще раз попробовать ослабить веревку, но не мог даже шевельнуть рукой… не мог напрячь ни единого мускула.

Мои колени подогнулись.

Я отчаянно пытался держать голову прямо. Я ощущал такую слабость… такую слабость…

— Кто-нибудь, помогите, — выдавил я; теперь я мог лишь шептать.

— Твое тело… отдай мне свое тело!

— Нет, — выдохнул я.

Но вдруг почувствовал головокружение. Ужасное головокружение и ужасную слабость.

Я чувствовал, как что-то вдавливается мне в макушку. Что-то холодное и твердое. Словно ледяная рука зарылась в мой скальп.

И протискивалась… протискивалась в голову.

Я пытался протестовать. Пытался кричать.

Но не смог даже рта открыть.

И такая слабость…

От ужасной тяжести пульсировал лоб. Казалось, мои мозги вот-вот взорвутся!

Я… я не могу думать! — внезапно осознал я. Я не мог вспомнить ни одного слова. Я не мог думать ни о чем.

И боль. О, какая боль!

Безжалостный холод спускался вниз — через грудь, через руки, через ноги…

Давил меня. Давил так крепко, что я не мог дышать.

Не мог дышать…

Не мог думать…

А потом я услышал треск, будто что-то разорвалось.

Как будто разорвалась застежка-«липучка».

Как будто разорвалась рубашка.

Как будто сама кожа разорвалась на клочья.

И я почувствовал, что плыву. Плыву ввысь, ввысь. Плыву совершенно свободно.

Плыву в воздухе над густым зеленым туманом.

Я отчаянно вглядывался в зеленое марево. И в какой-то миг увидел себя!

Паря в тумане, я смотрел на собственное тело, все еще привязанное к могильному камню.

Я пытался закричать. Я хотел завопить в голос, взывая к собственному телу далеко внизу.

Но не смог издать ни звука.

Как я могу находиться в двух местах сразу? Как я могу быть и здесь, наверху, и там, внизу? — в ужасе думал я.

Плывя сквозь туман, я попытался закрыть руками лицо.

Рук не было!

Я закружился на ветру, пытаясь разглядеть свои ноги, свои ступни…

Их тоже не было!

К своему ужасу я понял, что стал невидимым.

Я — это я. Я — всего лишь голый разум! Разум, парящий над собственным телом.

А потом… потом начался подлинный ужас. Я беспомощно наблюдал, как внизу мое тело пошевелило пальцами. Вытянуло ноги. А потом помотало головой — моей головой! — из стороны в сторону.

Потом моргнуло.

И улыбнулось.

Улыбнулось моими губами — но не моей улыбкой. Мои ноздри раздувались. И губы двигались иначе. Уголки губ опустились, образуя циничную, жестокую усмешку.

Недоверчиво взирая на все это с высоты, я опять попытался закричать. И опять не смог издать ни звука. Там, внизу, моя голова повернулась. Оно подняло ко мне глаза, словно могло меня видеть.