Финн спустился к берегу, влез в лодку. Один из разведчиков поднял винтовку. Белофинский начальник стоял в лодке во весь рост и махал рукой. Иутинцы выстрелили почти одновременно, каждый по своей цели. На дистанции в 30 метров промахнуться трудно. Главарь сковырнулся в воду. Лодочник свалился на дно лодки. Вся живописная группа провожающих полегла на месте. Тринадцать гитлеровцев заплатили своей кровью за кровь двух советских бойцов.

Едва иутинцы рванулись назад по кустарнику, как пулеметные очереди стали его прошивать. Разведчики метнулись влево и, на бегу переступая мины, помчались в открытую по болоту.

Финны искали их отчаянно. На всех возможных путях движения сидели засады, финны не нашли их. Сейчас не время рассказывать, как ушел Иутин, ибо полковник К., надо полагать, и по сей день не знает, где их надо было искать.

Великое дело шутка. Бывает, бродят разведчики под осенними дождями, насквозь промокшие, бродят по мокрой земле, вконец усталые, а сядут к костру, — и усталость улетает, и сумрачные суровые лица светлеют, и шутки сверкают, как искры. Великое дело шутка. Она бытует там, где люди бодры и веселы, несмотря ни на какие лишения, где люди не теряют присутствия духа, несмотря ни на какие опасности, переживания и усталость. Вот почему люди крепкие, волевые так любят и ценят шутку. Часто шутка для них — это разрядка после напряжения.

Никакие тяжелые переходы не гасили у иутинцев веселья на привале.

Славная штука «нодья». Разведчики перепробовали все виды костров, но лучше «нодьи» не нашли. Зимой и летом она прекрасна. Огня не видно, тем более, что по бокам косыми стенками стоят плащ-палатки. Дыма мало, горит долго, греет жарко. А устроить просто: одно толстое бревно положить поперек другого и поджечь в середине.

В каком бы трудном положении ни находился отряд, как бы близко ни был враг, у разведчиков на отдыхе не принято о нем вспоминать. Говорят о чем угодно, только не о финнах. Мечты о встрече с близкими, смешные истории, медицинские способности «доктора» Процай, очень бойкого и веселого парня, смелого разведчика и ловкого санитара по совместительству, — всем этим полны сладкие часы у костра. Вот некогда трактористы, потом танкисты, а ныне разведчики Усенко и Култышев опять затеяли свой нескончаемый академический «тракторный» спор. Вот снова вспомнили, как Митрофанов, завидев в небе самолеты, отчаянно уверял всех, что это «харрикейны», до тех пор, пока ему не пришлось плюхнуться в болото, спасаясь от пуль «Мессершмиттов». Все обошлось благополучно, но Митрофанов с тех пор так и остался «харрикейном» или, ласковее, «харриком».

Несколько ребят опять взялись за Севрюкова. Он после разведки поедет в отпуск и ему рисуют мрачные перспективы.

— Подойдешь к ней, а она тебе скомандует: «смирно!»

Маслов с серьезным лицом спрашивает:

— А как, если целоваться, надо говорить: «разрешите обратиться», или можно так?

Чернышев дружески советует:

— Что сделаешь, так не забудь доложить: выполнено, мол, ваше приказание. А то взысканий не оберешься.

Дело в том, что жена у Севрюкова сержант, а он — ефрейтор. Но парень не унывает. Он нашел выход из положения. Он уже написал жене: «Ты хоть и сержант, но я-то не простой ефрейтор, а фронтовой.»

Разведчики во время марша отдыхают редко и скупо. Зато, когда операция еще не начата, или когда она завершена, они лакомятся отдыхом по 10-12 часов. Всякий из них предпочитает отдохнуть один раз как следует, чем несколько раз понемногу.

Поэтому марши их стремительны.

Одеваются они легко. Зимой — телогрейка и свитер. Летом — гимнастерка. Плащ-палатка и костер — вот их подвижная крыша, мебель, отопление и постель. Водки они с собой не берут, с ней неприятностей не оберешься. Лучше лишний диск к автомату. А водка? Пускай она лучше копится на базе. Будет чем отметить победу.

—Здорово, други! Довольно вам тут валяться. Обленились. Задачу надо выполнять, а вы валяетесь. Ну, ну, вертитесь, я на вас посмотрю.

Это Севрюков разговаривает с лыжами. Разведчики приводят их в порядок: смолят, чинят крепления, поправляют кольца. Предстоит новая разведка.

Отряд еще не успел дойти до исходного пункта, как возникла непредвиденная задержка. Разгоряченный Яковлев напился холодной воды и ослабел. В результате потеряно три часа. Их пришлось наверстать на марше.

Они шли двое суток, почти без отдыха: двадцатиминутный сон, не снимая лыж, и дальше.

Внезапно дозорные подали сигнал: «Стой!» Они услыхали стрельбу. Выстрел в безлюдной тайге — событие. А тут — бесшабашная пальба. Что бы это значило?

Разведчики осторожно пробирались вперед. Дозорные снова остановились. Им пересекла путь накатанная лыжня. На контрольную она не похожа.

— Человек пятьдесят прошло, — определяет Келинсальми с одного взгляда.

Но почему все они шли по одной лыжне?

Вдоль лыжни по деревьям развешаны цветные бумажки. Ага, все ясно. Так размечают дистанцию на лыжных соревнованиях. Значит, во-первых, финнов здесь много, и, во-вторых, они близко. Ну да, ведь сегодня же воскресенье. И здесь — глубокий тыл. Почему бы любителям спорта не устроить соревнований? А стрельба — это должно быть состязание стрелков.

Разведчики становятся на лыжню и идут к финишу. Так они не оставят следов.

Справа выплывает озерко, метров в тридцать шириной, а за ним... Вдруг слышны громкие голоса. Навстречу по лыжне идут три финна. Иутинцы плавно и бесшумно опускаются на снег. В белых халатах они растворились на снегу. Лейтенант едва слышно шепчет: «Если заметят — не дать высказаться». Финны все ближе. Вот в двух шагах. Вот поравнялись и... прошли мимо. Они ничего не заметили, лопоухие. Гуляйте, гуляйте, придет и ваша очередь! Но сейчас не до них.

Справа озерко метров тридцать шириной, а за ним большая землянка. Надо полагать, что это охранение финского лагеря. План созревает мгновенно. Вахонин с бойцами седлает тропу. Десять секунд, — и Березкин с бойцами очутился у землянки. В тамбуре оружие финнов. Прекрасная вещь порядок! Березкин проходит тамбур, и оружие врага — у него за спиной. Распахивается дверь и разведчик ныряет внутрь. «Руки вверх!» Мгновение «отощайнены» тупо смотрят в черный зрачок автомата. Потом они кидаются к окнам. Но у одного окна старший сержант Маслов и его люди, а у другого — Келинсальми с бойцами. Келинсальми кричит по-фински: «Сдавайтесь!» Очумев, «отощайнены» все-таки лезут в окна. Тогда Маслов и Келинсальми пускают в ход доводы поубедительнее. Финны, оставшиеся живыми, подымают руки. Их выводят наружу. Но здесь двое метнулись в сторону. Этих оставили «кеньги сушить», как выразился Процай.

А пальба в лагере противника все продолжается. Под эту музыку выстрелы разведчиков остались незамеченными. Ну, как после этого не восторгаться спортом!

Трудно сказать, кто у финнов был в этот день чемпионом по стрельбе и лыжам. Но можно с уверенностью сказать, что чествовать их не стали. Нет, не стали. Вместо торжества был траур: похороны двадцати покойников.

А разведчики уходят, уводя с собой четырех пленных. Теперь общий итог составляет семь «языков» и более полусотни уничтоженных «отощайненов». А сами иутинцы за год не получили ни одной царапины и не понесли ни одной потери.

Разведчики уходят все дальше в лес, в заснеженный чернобелый лес. Над головой теплые ветры колышат деревья, и ветви шумят довольные, чуя новую весну.