Сюрреалистический сценарий: если бы Узбекистан провел шоковую терапию по образцу Кыргызстана
Дополнительные расходы для доноров: US$ 9,62 млрд. (27 % от совокупной помощи странам СНГ за 1992–2002 гг.)
Дополнительный долг: US$ 4,49 млрд. (80 % от фактического ВВП на 2002 г.)
Дополнительный чистый приток прямых иностранных инвестиций в 1992–2002 гг. – US$ 0,86 млрд.
Кумулятивные экспортные потери в 1995–2002 гг. – US$ 4,6 млрд.Дополнительные трудовые мигранты в 2003 г. – 1,4–2,2 млн.
Стоит ли говорить, что ни тандем МВФ/Мировой банк, ни двусторонние доноры такими ресурсами в 1990-е гг. не располагали. Значит, в действительности Узбекистан получил бы от внешних доноров существенно меньшие финансовые ресурсы, а узбекская экономика к 2002 г. оказалась бы в существенно более драматичном положении в сравнении с кыргызской.
Дальше – больше. Внешний долг Узбекистана в случае «терапии по-кыргызски» оказался бы больше на US$ 4,5 млрд., что составляет 80 % узбекского ВВП за 2002 г. Кумулятивные экспортные потери Узбекистана за 1995–2002 гг. могли бы достигнуть US$ 4,6 млрд., а дополнительный чистый приток прямых иностранных инвестиций оказался бы всего на US$ 0,86 млрд. больше фактического притока. Наконец, дополнительный поток трудовых мигрантов из Узбекистана оказался бы больше фактического на 1,4–2,2 млн. человек.
Все вышесказанное не преследует цель доказать преимущество узбекского пути развития над кыргызским. Изъяны и встроенные недостатки модели экономического роста Узбекистана неоднократно подробно анализировались нами в целом ряде работ8. Единственная цель проведенного гипотетического эксперимента заключается в том, чтобы показать, что в случае выбора «шоковой терапии» узбекская экономика в настоящий момент лежала бы в руинах. Социально-политические же последствия гипотетической «узбекской шоковой терапии» оказались бы крайне тяжелыми. По-видимому, не только Узбекистан, но и Центральная Азия в целом не избежала бы тогда катастрофы государственных институтов, и регион надолго бы превратился в зону перманентной нестабильности.
Рассмотрим более подробно положение дел в сельском хозяйстве центральноазиатской аграрной тройки. Ситуация в Узбекистане заметно отличается в лучшую сторону. Производство зерновых здесь в 2005 г. достигло 6,518 млн. тонн. За последние двадцать лет Узбекистан сумел многократно нарастить производство зерна (правда, при заметном снижении его качества). Если в 1986–1990 гг. среднегодовое производство зерновых составляло 1,7 млн. тонн, то в 1996–2000 гг. этот показатель увеличился до 3,8 млн. тонн и в 2001–2005 гг. – до 5,7 млн. тонн. В 2005 г. Узбекистан производил в 4,4 раза больше зерновых, чем в 1986 г. (см. диаграмму 10).Успехи в зерновом производстве во многом объясняются тем, что Узбекистан резко сократил посевные площади под хлопком. Если в 1986–1990 гг. среднегодовое производство хлопка сырца в стране достигало 5,1 млн. тонн, то в 1991–1996 гг. этот показатель снизился до 4,2 млн. тонн, в 1996–2000 гг. – до 3,4 млн. тонн, а в 2001–2005 гг. – до 3,3 млн. тонн.
Диаграмма 10. Производство зерновых в аграрных экономиках Центральной Азии (млн. тонн)
В целом за период 1986–2005 гг. производство хлопка сырца сократилось на 25 %, однако в последние годы оно начало вновь расти (см. диаграмму 11). В 2005 г. производство хлопка-сырца на 5,9 % превысило уровень предыдущего года и достигло 3749 тыс. тонн. Судя по динамике производства хлопка, Кыргызстан не демонстрирует каких-либо заметных преимуществ перед Узбекистаном. Следует отметить, что с точки зрения создания валовой добавленной стоимости на единицу площади хлопок является более выгодной культурой в сравнении с зерновыми.
Диаграмма 11.
Производство хлопка-сырца в аграрных экономиках Центральной Азии (тыс. тонн)
Исходя из этого, в течение многих лет Мировой банк и Международный валютный фонд критиковали узбекскую политику замены хлопка зерновыми как неэффективную. Однако, расширяя посевы под зерновыми за счет сокращения посевов хлопка, Узбекистан преследовал цель сократить импорт зерновых и муки, что в конечном счете позволило ему несколько улучшить торговый и платежный баланс. Показательно, что в настоящее время аналогичную политику перевода земель под выращивание зерновых проводит находящийся в сходной ситуации Таджикистан. При этом международные экономические организации всемерно поощряют эту политику таджикского руководства, не считая ее ущербной.
Ситуация в животноводстве Узбекистана также смотрится существенно более благоприятно в сравнении с Кыргызстаном. Если судить по динамике поголовья овец и коз, то с 1998 г. в Узбекистане наблюдается увеличение численности этого традиционного для региона скота (см. диаграмму 12). Кыргызстан вступил в рыночный транзит в несравнимо лучших по сравнению с Узбекистаном условиях, однако в 1991–1998 гг. поголовье овец и коз сократилось здесь в 2,6 раза. В 1999–2006 гг. численность поголовья практически стабилизировалась на невысоком уровне.Детальный анализ положения в растениеводстве и животноводстве подтверждает, что узбекский вариант развития в целом имеет несомненные преимущества над кыргызским. Еще раз подчеркнем, что средне-и долговременные перспективы экономического роста этих стран критически зависят от динамики аграрного сектора.
Диаграмма 12.
Поголовье овец и коз в аграрных экономиках Центральной Азии на начало года (млн.)
Суммируя сказанное, на наш взгляд, нельзя не прийти к выводу, что промежуточная по отношению к глобализации узбекская модель, с ее медленными и непоследовательными реформами, регулярными ситуативными зигзагами в экономической политике и, с точки зрения абстрактного рынка, неэффективностью, в большей степени соответствует объективным возможностям ресурснобедных стран Центрально-Азиатского региона. Более того, такая модель позволяет хотя бы теоретически рассчитывать на то, что страна сохраняет шансы методом проб и ошибок перемещаться вверх по условной шкале экономического развития. Осуществивший неолиберальные реформы Кыргызстан в настоящий момент полностью разрушен не только экономически, но и политически. Стихийный массовый протест населения, приобретший известность в виде яркой мифологемы «маковая революция», привел исключительно к смене некоторых политических персоналий. Как и прежнее политическое руководство, последние не в состоянии предложить выход из сложившегося социально-экономического тупика.
Среднесрочные перспективы
В заключение рассмотрим в самом общем виде перспективы развития центральноазиатской пятерки в обозримой исторической перспективе. Расчеты в различных сценариях (среднегодовые темпы роста ВВП варьируют от 4 % – минимальный вариант – до 7 % (максимальный вариант)) показывают, что к 2010 г. Таджикистан не сможет выйти на предтранзитные объемы производства даже при среднегодовых темпах роста в 7 %. Более того, мы полагаем, что трендовые темпы роста в этой стране тяготеют к нижней планке в 4–5 %. При таких темпах роста Таджикистан не выйдет на позднесоветские показатели среднедушевого ВВП даже к 2015 г.
Кыргызстан, потенциальные темпы роста которого примерно соответствуют таджикским, справится с этой задачей в период между 2010 и 2015 гг. (см. табл. 9). Учитывая, однако, тупиковую социально-экономическую и социально-политическую ситуацию в этой стране, не исключено, что эта задача окажется для Кыргызстана непосильной.
В литературе по развивающимся странам укоренилось клише «потерянное десятилетие», которое используется для характеристики стагнации латиноамериканских экономик в 1980-е гг. Применительно к Таджикистану и Кыргызстану впору говорить как минимум о «трех потерянных десятилетиях». Причем обе страны смогут преодолеть экономический спад только в том случае, если им удастся сохранить (и тем более приумножить) унаследованную от советского прошлого электроэнергетику. Данное положение справедливо и в отношении Узбекистана. В противном случае они опустятся на самое дно мирового развития. Построенная в нерыночных условиях и нерыночными методами советская электроэнергетика, несмотря на разрушения и потери транзитных лет, продолжает надежно обеспечивать местные экономики электроэнергией и вплоть до настоящего времени дает им определенные преимущества в сравнении со многими развивающимися странами с близким и даже более высоким уровнем среднедушевого ВВП.