Наконец я заметил нелепый венок на другом конце комнаты. Асанте несколько видоизменил его с моего последнего посещения. Сейчас он был выкрашен в благородный пурпур, под цвет ярких огоньков, которые мерцали в черных замысловато заплетенных волосах владельца. Я не удержался и поднял бровь, осознав, что он восседает на украшенном троне на возвышении. Конечно, это не только льстило гигантскому эго бармена, но и позволяло сверху следить за всем происходящим в зале, однако трон казался чересчур даже для Асанте.

Военная форма также выделяла меня из толпы людей в вечерних нарядах, поэтому он заметил меня в ту же секунду, что и я его. Бармен улыбнулся невероятно широко, как всегда, заставив задуматься, не расколется ли его лицо когда-нибудь пополам. Затем спрыгнул с трона и ринулся здороваться.

– Все внимание: неотразимый Драго Телл Драмис снова с нами! – зычным басом объявил Асанте.

Разумеется, на бетанском диалекте. Бетанец-патриот, он из принципа не говорил на всеобщем языке человечества. И постоянно жаловался, что в местных школах и на новостных каналах используют чужеродное наречие.

Послышались аплодисменты и восхищенный свист; люди повскакивали с мест и направились к нам. Я почувствовал, что краснею.

– Наконец-то снова с нами, – подчеркнуто повторил Асанте.

Я рассмеялся и ответил тоже на бетанском диалекте, стараясь вспомнить, какие слова совершенно отличаются от общего языка. Обычная проблема, когда возвращаешься домой, до этого долго разговаривая исключительно на общепринятом наречии – как будто мозгу нужна пара дней, чтобы стряхнуть с себя пыль и начать автоматически переключаться между языками.

– Я предупредил, что меня ждет продолжительная служба на неопланете. Военным, устраняющим все опасности в новом мире для человечества, приходится работать в строгих карантинных условиях, так что офицерам не спорталиться домой в отпуск.

– Да, но я не ожидал, что пройдет целых два года до нашей следующей встречи. Я уж решил, что ты, предатель, променял меня на другие «Свиданки» на Зевсе.

– Ты же знаешь, что я твой верный подданный. – Встав на колено, я поприветствовал его по древнебетанскому обычаю, приложив правую руку к сердцу. – Да здравствует Асанте!

– О нет, Драго! – воскликнул Константин. – Только не становись перед ним на колени. Нам и прошлого года хватило.

Я поднялся:

– А что случилось в прошлом году?

Константин улыбнулся:

– Асанте решил, что сектор Бета должен объявить себя независимой Третьей Римской империей, ну а он сам, разумеется, стал бы императором.

Все присутствующие покатились со смеху и принялись шутливо вспоминать то время, но я нахмурился, разрываемый противоречивыми чувствами. Часть меня, преданная родному сектору, гордилась тем, что два столетия назад Бета объявила себя Второй Римской империей под началом императора Харана Августа и противостояла остальному человечеству.

Но другая часть, преданная армии, смотрела на ситуацию иначе. Пятьдесят три года существования Второй Римской империи человечество находилось на грани войны между секторами. То было ужасное время для военных. Ведь офицерам, готовым защитить человечество от угрозы, в любой момент могло потребоваться использовать оружие против других людей.

А часть меня, верная клану, содрогалась при одном упоминании о Второй Римской империи. То время было настоящим кошмаром для членов военных кланов. Я смотрел видео из архивов, на которых мои предки созывали экстренные встречи, разрываясь между преданностью бетанцам и армии. В общем, после такого мысль о Третьей Римской империи с вероятностью оказаться в подобном положении мне совсем не улыбалась.

– Асанте повел нас прямо к Парфенону, – продолжал Константин, – послушать его речь в Сенате, в которой он бы приказал защищать культуру бетанских кланов и сексуальную свободу посредством нападения на сектор Гамма.

Снова послышался хохот, и я выдавил улыбку. Вокруг толпились гражданские, которые вряд ли поймут мою точку зрения. Они считают, что между культурой Беты и других секторов слишком большая разница, но не понимают, насколько их собственный образ жизни отличается от уклада военных.

И раз девяносто процентов новобранцев либо родились в армейских семьях, либо выросли на базах или в залах военных кланов, немногие гражданские знают нас лично, и почти никто не осознает, какую жизнь мы ведем. Армия выполняет рискованные задания, превращая колониальные миры в безопасную среду обитания. Военные выступают гарантами мира, когда планетарные политические споры грозят перерасти в гражданскую войну. Мы прекрасно справляемся, возможно, даже слишком. Гражданские защищены и вполне могут дожить до ста лет. Они и понятия не имеют об истинном ужасе смерти и войны.

Каждый год в День Памяти они несколько минут торжественно поминают тех, кто погиб, защищая их, но все равно воспринимают эти смерти через призму наивно-романтичных развлекательных видео. Гражданские считают, что все произошло в героических обстоятельствах и что мертвые выглядят благородно спокойными, как статуи на Площади Поминовения. Им не приходилось наблюдать за глупой и бессмысленной смертью друзей, они не собирали куски тела для похорон.

Если со мной когда-нибудь что-то случится, знавшие меня в «Свиданках у Асанте» немного погрустят, но вскоре я стану лишь ностальгическим воспоминанием. Они никогда сами не сталкивались с опасностью. Не испытывали того напряжения, когда любой шаг может оказаться смертельным, но ты все равно выполняешь армейский приказ, потому что не мыслишь себя в другой профессии.

Задача военных – защищать гражданских от суровой действительности и не портить счастливые моменты лекциями, дескать, шутки о войнах неуместны. Я постарался ответить беспечно:

– И как члены Сената отреагировали на приход Асанте?

Из толпы вышли жены Асанте, Гермиона и Найакео. Гермиону я в последний раз видел с распущенными светлыми волосами, а теперь она перекрасилась в рыжую и закрутила витиеватый узел на затылке. Найакео совсем не изменилась, волосы и кожа были такими же темными, как у мужа, а на лице сияла заразительная счастливая усмешка.

Обе поцеловали меня в щеку, а потом слово взяла Гермиона:

– Близилась полночь, так что сенаторы давно разошлись по домам, а вот преторианский почетный караул стоял на страже. Когда мы пояснили происходящее, они отнеслись к нам дружелюбно. Дали Асанте постоять на лестнице, объявить себя императором и толкнуть речь. Под конец даже отсалютовали ему.

– Я все сняла на видео, и его показали в дневных новостях Беты, – добавила Найакео. – Если хочешь, Драго, пришлю тебе копию. Жаль, что тебя там не было.

Я представил, как в военной форме вместе с преторианским почетным караулом приветствую императора Асанте, и содрогнулся. Караул состоял из охранников, нанятых бетанским сенатом, и в их задачи входило развлекать публику, а вот я настоящий армейский офицер. Все новостные каналы с удовольствием показали бы такое видео, а командование…

Вообще-то, как бы командование ни возражало, они мало что могли со мной сделать, ибо по закону не запрещено гордиться своим наследием. Но им и делать бы ничего не пришлось – меня бы собственный отец пристрелил. Если бы только мать не оказалась поблизости, чтобы его остановить, но тогда пришлось бы всю жизнь страдать от бесконечных нотаций о безответственном поведении. В целом, лучше уж пуля в лоб.

Конечно, подобного бы не случилось. Как бы мне ни нравилось поддерживать милые чудачества Асанте в его «Свиданках», пришлось бы разочаровать друга и отказаться участвовать в публичном зрелище. Мне повезло, что одобрение его императорских притязаний случилось, пока я был на задании.

Кое-что в этой истории меня озадачило. Враждебность Асанте к другим секторам обычно концентрировалась на привилегированном Альфа-секторе, старинном сопернике Беты, но тут…

– А почему ты хотел напасть именно на Гамму?

Асанте театрально махнул правой рукой:

– Когда в две тысячи шестьсот пятом году Альфа и Гамма сговорились, чтобы навязать Бета-сектору свои культурные стандарты, мы им противостояли. Теперь, в две тысячи семьсот восемьдесят восьмом, сделаем то же самое. Fidelis!