Вне себя от радости, вдохновленный результатами труда, он написал Казальсу, рассказав ему вкратце, каким образом удалось добиться такого успеха. Казальс все понял. Он все еще жил отшельником в Авуассуле и тратил последние сбережения на поиски золота в этом безнадежном месте.

Неудачи преследовали отважного исследователя. Наконец финансирующий поиски торговец приказал Казальсу сворачивать работы и распустить рабочих. Казальс не мог согласиться на такую жертву, отнимавшую у него все возможности дальнейших поисков. Он расстался только с теми рабочими, которые стоили ему четыре-пять франков в день, оставив верных двенадцать кули-индусов.

Он решился еще на один рискованный шаг.

Казальс демонтировал всю аппаратуру для промывки золотоносного песка и вместе со своими индусами спустился вниз по реке. Благополучно миновав пороги, они высадились в Мобарге. Здесь находился прииск, где золотоискатель работал год назад. Казальс надеялся найти в этом месте золотоносный кварц.

Гвианский негоциант, не дождавшись никаких известий от золотоискателей, уже стал волноваться, когда получил от Казальса письмо, в котором тот извещал, что прииск Мобарг, уже считавшийся истощенным, может дать большую прибыль, так как там много золотоносного кварца, поэтому он желал бы возобновить разработки. Но для этого поисковой группе нужны продукты.

Ответ был быстрым и грубым, как удар дубинкой: «Я отправлю вам продукты, как только получу золото».

Не имея ни грамма муки, ни крошки хлеба, Казальс расставил лотки и стоки для промывки золота и, ощущая тошноту от голода, приступил к работам. Несчастные старатели жили так почти месяц, питаясь лишь зелеными бананами. Они страдали от головокружения, у многих открылись язвы, но за месяц сумели намыть полтора килограмма золота и отправили его в город.

Всемогущий властитель из Кайенны милостиво согласился выслать продукты, чтобы старатели не умерли с голоду. В основном это был рис, к тому же слегка подпорченный, но на это не обращали внимания. Кули продолжали долбить землю и промывать золотоносный песок, а Казальс, несмотря на мучившую его лихорадку, с раздутым, как бурдюк, животом, взяв геологическую кирку в одну руку, саблю — в другую и забросив ружье за спину, покинул прииск.

Вера в удачу, энергия и мужество были наконец вознаграждены. Казальс добился результатов, равных результатам своего друга: золотоносные жилы Мобарга оказались такими же богатыми, как и жилы Эсперансы.

Лабурдетт решил расстаться с местом заместителя управляющего прииска. Он отправился к другу в Мобарг, и оба занялись одновременными поисками аллювиальных жил и золотоносного кварца.

Нищете пришел конец. Вскоре друзья стали концессионерами прииска Эрмина, расположенного на голландском берегу Марони. Как я уже говорил в начале письма, эта концессия оказалась весьма прибыльной и обеспечила им безбедное существование, а также продолжение работ по добыче золота из золотоносных кварцев.

Следует отметить, что золотые запасы недр Гвианы значительны, и если пока результаты добычи скромны, то только из-за отсутствия рабочей силы и техники. Я еще возвращусь к этой важной проблеме, с которой связано будущее процветание колонии. Хочу лишь подчеркнуть и напомнить, что господа Казальс и Лабурдетт явились первооткрывателями золотоносных кварцевых жил в бассейне Марони и произошло это отнюдь не случайно, а благодаря научно-исследовательской подготовительной работе обоих друзей и их самоотверженности.

Таков был человек, гостем которого мне посчастливилось стать. Эта встреча явилась для меня той редкой удачей, какие иногда сопутствовали исследователям и путешественникам в Калифорнии или Австралии.

Теперь, когда Казальс стал богат, его простота и сердечность в обращении особенно поражают, в чем я немедленно убедился лично. Мы распрощались с семейством господина Дюпейра и направились к моему новому жилищу.

— Вам потребуется кухарка и слуга-мужчина, — сказал Казальс, — через четверть часа они уже будут у вас. Я сам всего лишь несколько дней назад прибыл с прииска, чтобы немного привести себя в порядок, так что не успел как следует устроиться.

Пробило пять часов. Солнце пекло немилосердно. Казальс, еще семь лет назад превратившийся в негра (по его словам), любезно отдает в мое распоряжение свой зонт, ибо, как он утверждает, его загорелая до черноты, обветренная кожа невосприимчива настолько, что «ей уже ничто не грозит». Мы направляемся к тому, что Казальс скромно именует хижиной.

Надо сказать, что «хижина» оказалась просто великолепна: двухэтажное деревянное строение с широкой крытой галереей манило отдохнуть на веранде с видом на море.

Кайенна и ее окрестности.

Я остановился, уважаемый господин директор, на описании дома, который мой новый друг Казальс столь великодушно предоставил в мое распоряжение. Это письмо не удалось отправить вовремя по не зависящим от меня обстоятельствам. Почта в Гвиане работает из рук вон плохо. Я находился уже в Сен-Лоране, на реке Марони, всего в шестидесяти лье от Кайенны. Но вследствие бестолковости и нерасторопности, свойственных большей части действий высшей администрации, Сен-Лоран в течение двадцати пяти дней не имел связи с Кайенной!

Теперь, после того как я достаточно ясно объяснил вам и читателям «Журнала путешествий» причину своего молчания, продолжу повествование.

Дом под номером 33 на улице Порта (рядом с английским консульством) великолепен. К нему ведет пологая кирпичная лестница из двух маршей, параллельная фасаду. На первом этаже расположены склады внушительного размера с товарами господина Поля Инара, одного из самых влиятельных коммерсантов колонии. На втором этаже — три спальни, гостиная, столовая, бильярдная и еще одно просторное помещение, которое Казальс намерен в скором времени заполнить множеством бутылок с вином почтенного возраста, точно установленного, проверенного и подтвержденного всеми уважаемыми коммерсантами и самыми непогрешимыми экспертами.

Спальни и гостиная выходят окнами на улицу. Я могу беспрепятственно наблюдать за кайеннскими грифами-урубу[48], которые сильными ударами клювов и когтей расправляются с отбросами, выполняя, как и в других колониях, роль санитаров. К просторной веранде примыкают остальные комнаты, расположенные со стороны двора. Кухня на втором этаже не уступает размером небольшой парижской квартире.

Забыл сказать, что дом трехэтажный. Третий этаж — точная копия второго. Как и большинство домов колониального типа, номер 33 по улице Порта деревянный. Полы, потолки, стены, опоры, перегородки — все сделано из прочного дерева, не поддающегося времени, непогоде и даже насекомым. Дом резонирует как гонг, и мне кажется, что я живу в большом барабане.

Прежде всего поражает одна особенность: окна фасада лишены стекол, скорее их можно назвать отверстиями, скрытыми подвижными жалюзи. Стекла здесь вообще не используются, к великой радости огромного количества насекомых, предназначенных, кажется, лишь для того, чтобы впиваться в человеческую кожу и постепенно доводить людей до умопомрачения.

Не забывайте, что мы находимся недалеко от экватора, где в дневное время нещадно палит солнце, а ночи душные, влажные, так что создается впечатление, что находишься в парнике.

Поэтому все дома расположены таким образом, чтобы их обитатели могли постоянно ощущать движение воздуха. Впрочем, это не спасает от зноя.

Возле дома разбит роскошный сад. Он раскинулся на трех уровнях, так как дом стоит вплотную к господствующей над городом горе Сеперу. На горе расположены маяк и форт с теперь уже потерявшими свое значение бастионами и старинными чугунными пушками. Все это сейчас скорее бутафория, чем вооружение.

В правой части дома находится просторное помещение с двумя большими ваннами из белого мрамора. Напротив — радует взор красивый цветник у широкого водоема, куда отведены (по договоренности с муниципалитетом) воды Ророты. Ророта имеет в Кайенне такое же значение, как Дюи и Ванн в Париже. Она позволяет также местным виноторговцам легко повторять чудесные превращения, происшедшие в свое время в Кане Галилейской[49].