Наступила ночь. Отплытие назначено на завтра, пятницу, на восемь часов утра.
Наученный опытом восьмидневного плавания в океане, я решил первую ночь провести на палубе и сразу же уснул сном праведника. Пробудился я от пушечного выстрела. На часах было ровно восемь. Следовательно, корабль поднял паруса и прошел между буями, сопровождаемый салютом стоящих на рейде кораблей.
— Полный вперед! — скомандовал капитан механику.
Корабельный винт пришел в движение, сделал два оборота и… остановился. Вот и первая авария в самом начале пути.
Что-то испортилось в машинном отделении. Прошел час, второй. А корабль оставался недвижим. Пассажиры изнывали от все усиливающейся жары, прячась под тентом на палубе. Окружающие порт горы мешали доступу ветра к кораблю. Еще хуже было рабочим и механикам: чтобы обнаружить причину аварии, пришлось разбирать по винтику всю машину.
После шести часов изнурительного труда корабль наконец сдвинулся с места. На часах было без четверти три.
Я решил познакомиться получше с новым судном. Несправедливо было бы называть «Сальвадор» маленьким. Может быть, только в сравнении с «Лафайетом»… Но, в общем, это был великолепный корабль длиной в 75 метров и скоростью десять узлов. Я думал, что увижу нечто вроде речного суденышка, а обнаружил довольно солидное судно водоизмещением 600 тонн, мощностью машины в 150 лошадиных сил, с командой в 60 человек, состоящей из капитана, его помощника, двух лейтенантов, двух инженеров в машинном отделении, врача и интенданта, цветных матросов и стюардов.
Едва я сделал эти заметки, как в поле нашего зрения появился остров Сент-Люсия. Как только судно вошло в канал того же названия, море стало неспокойным и нас безжалостно закачало.
Тридцать пассажиров тут же исчезли с палубы до семи часов. Впрочем, это время отдыха не только для больных.
Но вот наконец и бухта, где море спокойно, и наш корабль уверенно заскользил по морской глади. Прозвучал сигнал к обеду. Опустевшие после рвоты желудки несчастных пассажиров настоятельно требовали насыщения. Морская болезнь получше любого аперитива! С какой изумительной поспешностью спускались мы по трапу, ведущему в столовую, что располагалась на корме, хорошо проветривалась и была всегда прекрасно освещена.
Но вот принесли наконец первое. О ужас! Я много путешествовал и перепробовал огромное количество различных блюд. Но как бы ни был натренирован мой желудок, к какой только пище не адаптировались его стенки, могу заверить вас — его возмущение на этот раз было не только оправданно, но и обязательно! Никогда еще подобного гастрономического кошмара, произведенного руками «отравителей», получающих за эту работу жалованье, не испытывало ни одно голодное существо. Представьте себе смесь, так называемый «брандахлыст», еле теплый, клейкий, тошнотворный, вонючий, заправленный чуть ли не машинным маслом и кусочками плавающего на поверхности хлеба. На деле же все выглядело еще хуже, чем я описываю.
Мы смотрели друг на друга, пораженные. Ложки застыли в руках несчастных оголодавших пассажиров, опасавшихся даже через металл контакта с этой страшной микстурой. Никто не смел ее даже попробовать.
На второе принесли вареную говядину. Машинные котлы, где, наверное, готовилось это блюдо, не могли сделать удобоваримыми сухожилия некоего четвероногого животного, которое именовалось в меню «беф демиглассе», поданные нам ничтожеством, что совмещало на борту функции кока и отравителя.
Яды семейства Борджа[30] по сравнению с этим блюдом менее ужасны, ибо они убивали, не заставляя страдать. Челюсти сорока голодных пассажиров оказались неспособны сделать что-либо с волокнами, более твердыми, чем портупея из белой кожи, ороговевшая после столетней носки несколькими поколениями гвардейцев. Это «лакомство» плавало в сизом соусе, цвет которого я не могу вспоминать без содрогания.
Затем появился цыпленок. Куски мяса изысканного представителя семейства куриных оказались не менее твердыми, чем капустная кочерыжка. Чечевица тоже оказалась несъедобной, ибо эта мелкая прибрежная галька могла бы с успехом оставить брешь в зубах и нанести непоправимый ущерб желудку. Десерт под названием «ассорти» был, разумеется, под стать всем этим мерзким отравам.
Мы встали из-за стола крайне раздосадованные, да и голод по-прежнему не отступал.
Между тем пассажиров было бы чем накормить до отвала, если бы забота о приготовлении пищи была поручена на корабле не какому-то проходимцу, а настоящему коку, честно выполняющему свой долг. Как мне известно, Трансатлантическая компания проявляет настоящую заботу о снабжении клиентов необходимыми продуктами, причем очень строга к их качеству. Специальная продовольственная комиссия безжалостна к поставщикам, не выполняющим своих обязательств. Короче говоря, делается все, чтобы гарантировать пассажирам отличное питание. Так что вменять в вину администрации плохое обслуживание было бы неправильно, и я уверен, что любая наша жалоба была бы выслушана с должным вниманием. Между тем коком на «Сальвадоре» был европеец. Думаю, самое место ему готовить корм для домашней птицы в курятнике.
В 8 часов наш корабль входил в порт Сент-Люсия. Едва прозвучал традиционный пушечный выстрел и с левого борта был спущен трап, как нас атаковало целое полчище дикарей.
Задрапированные в белые рубища двуногие черные существа уже взбирались по трапу, заполняли палубу. Они истошно вопили и бесновались, словно обезумевшие обезьяны. Невозможно описать это сборище дьяволов и это заглушающее все и вся англо-франко-креольское наречие, на котором с наслаждением кричали наши визитеры. Настоящее Вавилонское столпотворение[31], запечатленное бессмертным автором «Саламбо»[32].
Женщины были совершенно неописуемы. Они все без исключения походили на мужчин, отличаясь от них только одеждой. Местные дамы выглядели грубоватыми, неуклюжими особами с расхлябанной походкой и вихляющим задом — такие таскаются по парижским улицам в поисках приключений. На головах у них красовались самые немыслимые шляпки. Не забывайте, что мы находились в английской колонии, где шляпка — обязательный предмет туалета. Эти странные сооружения на головах представляли собой самое жалкое и потешное зрелище, какое можно создать из перьев и пучков цветов.
Я уже не говорю о ногах этих «красавиц» — огромных и плоскостопых, как у обезьян, — ибо это касается только Создателя.
Вся эта публика с нетерпением ожидала, когда высадятся пассажиры. Надо сказать, что ни один достойный человек не сошел на берег этого острова.
Прямо на набережную с корабля летели какие-то тюки, коробки, чемоданы, все полуоткрытые, с вываливающимся содержимым. «Ол райт! Все прекрасно!» — невозмутимо говорил негр-полицейский, серьезный и важный, как эбеновая статуэтка, собирая тряпье в охапку и утаптывая его ногами в контейнер.
5
«Сальвадор» снимался с якоря глубокой ночью, что было уже само по себе опасно. К тому же присутствующий на борту лоцман-англичанин был мертвецки пьян, по-видимому, по случаю субботы. Но, как ни странно, все прошло благополучно благодаря мастерству капитана корабля, несомненно, одному из опытнейших моряков военно-морского и торгового флота.
Когда корабль, удерживаемый якорной цепью, что тянулась от его носа к набережной, собирался сделать разворот, другой англичанин, тоже, по-видимому, не слишком трезвый, не нашел ничего лучше, как выбрать якорь, и вот уже корабль понесло течением прямо на песчаную отмель…
Ситуация становилась опасной, и капитан более чем кто-либо сознавал это. На воду тут же спустили шлюпку. В мгновение ока матросы, энергично налегая на весла, успели схватить якорную цепь и обмотать ее вокруг толстенной сваи. Судно тотчас же развернулось. Эффект маневра, осуществленного столь стремительно и умело, был фантастическим: корабль тут же поднялся и прошел через фарватер, который капитан знал не хуже, если не лучше пьяницы-лоцмана. Браво, капитан!
30
Борджа
— древний испанский дворянский род, переселившийся в Италию в XV веке; известны своей безнравственностью, использованием любых средств для достижения своих целей, действовали путем подкупа, предательства, убийств.31
Вавилонское столпотворение
— библейское сказание, согласно которому древние люди после потопа пытались построить башню в Вавилоне вышиною до небес, но разгневанный Бог смешал их языки, чтобы они не понимали друг друга, и рассеял их по земле.32
«Саламбо»
— известный роман французского писателя Г. Флобера.