— Хочу напомнить, что вы должны ухаживать за мной и делать вид, что влюблены в меня. А вы вместо этого соблазняете других женщин, — сердито прошипела она.

Он вскинул брови, изображая удивление.

— Насколько я знаю, Робин Гуд должен поцеловать девицу Марион.

Франсин посмотрела на него горящими от злости глазами.

— Господи, какой же вы идиот! Сначала он должен победить в соревновании лучников, — сказала она и, резко повернувшись, вышла из палатки.

Услышав за спиной смех — громкий, откровенный, немного грубоватый мужской смех, — она прижала ладонь к губам.

О боже! Неужели она только что назвала Чародея Моря идиотом? Если он превратит ее в животное, то она уже не сможет говорить, а будет только… мяукать.

Продолжая довольно ухмыляться, Лахлан вышел из палатки вслед за леди Уолсингхем и увидел огромное скопление народа. Горожане, а здесь собралось почти все население Грентама, неспешно прогуливались, ожидая начала представления. Деревянные трибуны, которые установили на краю луга, были заполнены лондонской знатью. Оливер Сеймур, английский герцог Беддингфелд, сидел возле Гиллескопа Керра, шотландского графа Данбартона. Рядом с этими почтенными государственными сановниками сидели послы Франции и Испании — де Шатену и де Айала. Они с нескрываемым любопытством наблюдали за происходящим. На самой высокой скамье, под декоративным навесом сидела принцесса Маргарет со своими фрейлинами в роскошных нарядах.

Отовсюду слышались громкие крики и радостный смех.

Возбужденная толпа зрителей гудела, как огромная стая шмелей.

Лахлан кивнул Уолтеру, Колину и Касберту, топтавшимся возле дам, которые только что вышли из его палатки. Увидев своего предводителя, вся компания направилась к трибунам, чтобы занять места.

Для тревоги не было причин. Пока он будет изображать Робин Гуда перед жителями Грентама, леди Франсин и ее дочери обеспечат надежную охрану. Никто не станет покушаться на их жизни, если рядом с ними не будет Лахлана. Это бессмысленно, потому что тогда его не смогут обвинить в их смерти.

На ближнем краю поля выстроились в ряд, ожидая своей очереди, лучшие английские стрелки, одетые в костюмы солдат шерифа Ноттингемского. Каждый держал в руках огромный боевой лук. Первая группа лучников уже отстрелялась.

Мишенями служили парусиновые мешки, набитые соломой, в центре каждого из которых был нарисован круг. Их поставили на противоположном конце поля, на расстоянии в три сотни шагов.

Джон Хартли, командир отряда королевских лучников, отделившись от толпы, подошел к Лахлану. Этот мужчина сорока с небольшим лет был почти таким же высоким, как Лахлан, да и весил не меньше, чем он. Глядя на его крепкое мускулистое тело, было понятно, что этот человек зарабатывает себе на пропитание, стреляя из лука днями напролет.

— Удачи вам, сэр, — сказал Хартли и отдал Лахлану честь, прикоснувшись перебинтованными пальцами к полям своей шляпы.

Лахлан в ответ пожал здоровую руку лучника.

— Позвольте мне еще раз поблагодарить вас, господин Хартли, за то, что дали мне свое оружие, — сказал он.

Искоса посмотрев на него, тот ответил:

— Пока еще рано благодарить меня, милорд. Я вам вчера уже говорил, что можно пересчитать по пальцам одной руки лучников, которые могут метко стрелять из него. Для этого нужно обладать большой физической силой. Мой лук очень длинный — в нем больше шести с половиной футов, и сила для натяжения стрелы нужна почти в сто тридцать фунтов[9]. Он принадлежал моему отцу, а тот был настоящим великаном. Я сам редко попадаю в «яблочко», когда стреляю с расстояния в четыре сотни шагов из этого лука. Как, впрочем, и из любого другого.

— Я тоже, — ответил Лахлан, виновато пожав плечами. — Однако думаю, что, только стреляя из такого мощного лука, как этот, можно поразить цель, которая находится так далеко.

— Это точно, — согласился Хартли, просияв от гордости. — Такой великолепный лук может сделать только очень искусный мастер.

Вместе они наблюдали за тем, как стреляет вторая команда лучников. Участники соревнования по очереди посылали стрелы в мишени. Потом каждому из них объявили результат, а мишени передвинули дальше. Начинался следующий тур соревнований. Так продолжалось до тех пор, пока не осталось всего несколько участников.

Наконец мишени передвинули на расстояние в четыре сотни шагов.

Чарльз Берби, Главный королевский комедиант, подал Лахлану знак, что пришло время Робин Гуду появиться среди выдающихся лучников шерифа Ноттингемского. Когда он занял место на линии стрельбы, послышались приветственные крики. Зрители узнали национального героя своей страны.

Над лугом повисла тишина. Публика ждала, когда знаменитый разбойник начнет воссоздавать одну из самых величайших легенд о нем.

Лучники по очереди выстрелили в мишени. Никому не удалось поразить цель. Все стрелы упали, немного не долетев до мешков с кругом в центре.

Когда пришла очередь Лахлана, он, вместо того чтобы занять место на линии стрельбы, указал рукой куда-то поверх мишени, требуя, чтобы ее передвинули еще дальше.

Черт возьми, если леди Уолсингхем хочет устроить незабываемое представление для будущей королевы Шотландии, то он с радостью поможет ей в этом.

По его сигналу один из горожан передвинул мишень.

Франсин, сидя на трибуне, сжала руку Анжелики и затаила дыхание. Она с ужасом наблюдала за тем, как Робин Гуд покачал головой и второй раз указал рукой, чтобы мишень передвинули еще дальше.

— Господь милосердный, что этот ненормальный делает? — пробормотала она. — Неужели Кинрат окончательно свихнулся? Никто не сможет попасть в цель с такого огромного расстояния. Никто!

В наступившей тишине она повернулась к Колину Мак-Рату, который сидел рядом с ней.

— Прошу вас, скажите, что он сделает это, — взмолилась Франсин дрожащим от страха голосом. — Скажите, что вы видели собственными глазами, как Кинрат попадает в мишень с такого расстояния.

Пригладив рукой свои непослушные рыжие кудри, Колин весь сжался, словно ему в спину подул ледяной ветер.

— Н-не могу сказать, что я это видел, л-леди Уолсингхем.

Франсин зажала ладонью рот, чтобы сдержать рвущийся из горла стон. Однако Колин, услышав сдавленный хрип, повернулся и смело посмотрел в ее округлившиеся от напряженного ожидания глаза. В его голубых глазах она увидела тревогу.

— Это н-не значит, что он не сможет попасть, — поспешил заверить ее шотландец.

Уолтер Мак-Рат, сидевший по другую сторону от Анжелики и синьоры Грациоли, вдруг захихикал. Его могучее тело сотрясалось, так как он пытался сдерживать рвущуюся наружу радость. В конце концов он не смог совладать с собой и зашелся в громком хриплом хохоте.

— Тысяча чертей, — пророкотал Уолтер в промежутке между приступами смеха. — Похоже, этот хитрый парень хочет… побить свой собственный рекорд!

— Четыре сотни шагов! — крикнул горожанин с противоположного конца луга.

Публика удивленно ахнула.

Ни один человек не сможет попасть в мишень с такого расстояния!

В спину Лахлана дул легкий ветерок. А это значит, что он попутный, то есть дует в сторону мишеней. «Похоже, такой ветер не сможет изменить траекторию, но увеличит дальность полета», — рассуждал про себя Лахлан.

Он воткнул в землю прямо перед собой все стрелы, чтобы потом вытаскивать их по одной. Это облегчит ему задачу.

Шотландец повернулся и поклонился принцессе Маргарет, которая сидела на самой верхней скамье. Оглядев трибуны, он наконец нашел и большие карие глаза, которые смотрели на него с надеждой и отчаянием.

Ему нужно сделать так, чтобы выражение этих глаз изменилось и страх уступил место восхищению. А потом он потребует, чтобы Франсин поцеловала его в награду за то, что он спас ее представление от неминуемого провала. Он насладится этим поцелуем сполна и еще добавит кое-что от себя.