На восьмой день ему стали встречаться странные горцы – кяфиры, которые до сих пор

не приняли ислам и сохранили какую-то свою, древнюю веру в разных богов. Дервиш

презирал этот народ. Даврон ехал мимо их каменных домов и на гостеприимство кяфиров

не отвечал, будто они не существовали. Он не желал заходить в их жилища и принимать

пищу из рук неверных.

Высоко в горах, возле длинных языков ледника, стало холоднее, и ночью он уже

прятался в расщелине какой-нибудь скалы, укрывшись шерстяным одеялом. При этом

дервиш питался лишь сушеными фруктами и черствыми лепешками, замачивая их в

бурлящем потоке реки, который с грохотом катил вниз валуны. Такой образ жизни

нисколько не смущал его. Наоборот, в такие мгновения дервиш чувствовал себя ближе к

Богу. А когда ему нужно было расслабиться от долгой, утомительной езды, Даврон

сворачивал с дороги, ложился калачиком на камень, бросив под язык черный шарик

гашиша, и читал про себя молитву. Через некоторое время он мог опять двигался в путь,

чувствуя прилив сил во всем теле.

Только через восемнадцать дней Даврон добрался до Кашгара – китайской земли, где

проживало много мусульман из Туркестана.

За холмом в степи появился город с его стенами, минаретами и крышами глиняных

домов. Даврон облегченно вздохнул и остановил коня. Затем, закрыв глаза, прочитал

благодарственную молитву и двинулся вперед. Уже были видны городские ворота и

оставалось совсем немного, как в степи его нагнали какие-то всадники, человек двадцать.

Они молча окружили дервиша. Дервиша охватила тревога: вероятнее всего, это были

местные разбойники. О них рассказывали жители кишлаков, которые страдали от

бандитских набегов, они отбирали скот, муку и деньги. И все же лицо Даврона осталось

спокойным. Что взять с нищего странника!

- Эй, нищий, слезь с коня и подойди ко мне, - крикнул один из них, в черной папахе.

По его поведению было заметно - это главарь. Лет сорока, одет в полосатый сине-

зеленый халат. Остальные же - моложе, в поношенных летних халатах и необычных

треугольных шапках из войлока. Эти люди больше походили на монголов.

Неспешно Даврон сошел с коня и учтиво приветствовал главаря, прижав ладонь к

груди. В его глазах не было страха: он был уверен, что дервиша не ограбят, иначе это

большой грех для любого мусульманина. «Однако разбойники бывают разные, а что если

найдут в подкладке халата письмо? - мелькнуло в голове дервиша, и стало ему страшно.

- Разве в таком положении можно будет незаметно уничтожить конверт? Я даже не успею

проглотить его».

- Эй, дервиш, откуда ты идешь и куда держишь путь?

- Я паломник из благородной Бухары и прибыл сюда, чтобы вознести молитву на

могиле святого Сулеймана.

Упомянув имя местного святого, Даврон произнес «Амин» и провел руками возле лица.

От таких слов вожак немного растерялся, а ведь он намеревался обыскать дервиша и

отнять последнее. Этот чужеземец оказался самым правоверным мусульманином, коль

явился из самой Бухары лишь затем, чтобы почтить святого, известного каждому

10

кашгарцу. И тогда разбойник задумался: «Похоже, это настоящий дервиш и не стоит

обижать его. А вдруг в своих молитвах он пожалуется на меня нашему святому

Сулейману, и тот пошлет на мою голову всякие беды или болезнь? Однако у него

хорошая лошадь».

- Эй, дервиш, откуда у тебя такой породистый конь? Не кажется ли тебе, что нищему не

к лицу иметь такое богатство?

- А ты хотел, чтобы я отправился в столь долгий путь на осле?

- Конечно, нет, но не на туркменском же скакуне, у которого очень высокая цена.

Случайно, ты не украл его у какого-нибудь богача?

- Не позволяй своему языку говорить столь дерзкие речи, ибо за такую ложь Аллах

может покарать.

- Ладно, я не трону святого нищего, но коня заберу: он явно не твой. Тебе еще с нами

повезло.

Разбойники были согласны с вожаком и закивали головами, широко улыбаясь. Затем

главарь подал знак одному из них. Тот сбросил на землю хурджун дервиша и сам

взобрался на скакуна. После они ускакали.

Даврон обозвал их слугами дьявола и проводил всадников глазами. Затем извлек из

сумки коврик, расстелил его и, сняв сапоги, вступил на него. Так он стал молиться,

опускаясь на колени и касаясь лбом земли. А завершил такими словами: «О Аллах, я

благодарю тебя, что остался в живых! Раз так, значит, я занимаюсь богоугодным делом.

Должно быть, разбойники были правы: не стоило мне отправляться в столь опасный путь

на дорогом скакуне». От таких мыслей на душе стало легко, потому что он на верном

пути. И завершив молитву, Даврон бросил сумку через плечо и зашагал по степи в

сторону города.

Оказавшись за городскими воротами, среди шумной толпы, он направился к базару.

Здесь, кроме китайцев, было много его земляков: таджиков и узбеков.

Отведав лагмана под чинаром на тахте, Даврон пошел в лавку ювелира. Торговец

оказался евреем. Это было заметно не только по его большому носу, но и по грубой

желтой веревке, опоясывавшей халат и черной шапочке. По мусульманскому закону

евреи должны были носить эти отличительные знаки, дабы случайно их не приняли за

мусульманина, ибо евреев называли «поганым народом» из-за того, что те никак не

желали перейти в ислам. «И даже здесь они, и тоже ювелиры», - удивился дервиш.

Ювелир улыбнулся ему, как всякому покупателю, хотя в душе они ненавидел этих

дервишей, фанатиков. От таких людей евреям не раз доставалось.

Появление дервиша в лавке ювелира выглядело очень странным: что здесь могло

понадобиться этому нищему? Может, он хочет заказать бриллиантовый перстень? И

ювелир усмехнулся в душе.

- Где находится дом главного англичанина? Ты должен знать, - обратился Даврон к

нему.

- А зачем чужеземцу, тем более дервишу, понадобился англичанин? – спросил тихим

голосом еврей и насторожился: «Не нравится мне этот бродяга, а вдруг он какой-нибудь

шпион?».

Даврон привык, что в его стране евреи беззащитны и не смеют дерзить, а этот оказался

наглым. От злости дервиш наклонился к торговцу и грубо произнес:

- Смотри, как бы я не отрезал тебе язык за твои дерзкие вопросы!

Испуганный ювелир стал оправдываться:

11

- О почтенный дервиш, вы меня не так поняли. Я не имел желания обидеть вас, тем

более гостя. Мне просто подумалось: сейчас наступили неспокойные времена, а вы

спрашиваете у меня об англичанине – это уже политика. А нам, евреям, это совсем не

нужно, мы хотим жить…

- Говори, где дом англичанина? – прервал его Даврон.

- Сейчас скажу. Дом консула стоит на окраине города, недалеко от буддийского

монастыря.

- Вот так-то лучше, и не забывай, кто ты, - злобно произнес дервиш и удалился от

лавки.

Даврон не любил евреев с детства. Он никак не мог понять, как этот народ смеет

спокойно жить на земле мусульман, продолжая верить в своего бога Яхве. «На свете не

может быть ничего лучшего, чем ислам. Наша вера самая праведная и чистая, - говорил

он себе. - Как эти глупцы не могут понять этого. Ислам - это истинная вера. За что

любить евреев, если они не желают принимать мусульманство? Тогда пусть убираются с

наших земель». Будь его воля, он принудил бы их сменить веру, или прогнал. Еще в

молодости с другими дервишами Даврон не раз устраивал нападения на дома

зажиточных евреев, при этом избивая их и отбирая имущество со словами: «Евреи не

должны быть богаче мусульман». Это было в Карши. Но однажды он вознамерился

учинить погром и в еврейском квартале Бухары. Едва дервиши явились в еврейскую

махаллю с палками, там их встретили эмировские солдаты и направили на них свои

длинные ружья. Даврону ничего не оставалось, как уйти подобру-поздорову. Тогда глава