— Вчера на ночь я продолжал читать «Дело Маурициуса», — шепнул Гаспар няне Бишоп. — Если уж это типичный образец старинной детективной литературы, представляю себе, какая у них классика!

— Не откладывайте в долгий ящик! — ответила она тоже шепотом. — Кругляши приготовили вам еще несколько увлекательных книг. Среди них детектив старинного русского мастера этого жанра «Братья Карамазовы», замечательная мелодрама «Король Лир» с захватывающими изменами и убийствами, потрясающая сказка «Волшебная гора» и развлекательная повесть о приключениях аристократов и интригах в светском обществе, озаглавленная «Война и мир». Они составили вам целый список подобного легкого чтива.

— Ладно, только пусть не вздумают подсовывать старинную классику! — бодро отозвался Гаспар. — С тайнами и интригами я уж как-нибудь справлюсь. Это вам не проект «Эл» Зейна Горта! Интересно, что это он затеял?

— Неужели он вам не рассказал? Вы же друзья!

— Ни единого слова. А вам ничего не известно? Мне кажется, в нем замешан Полпинты.

Няня Бишоп отрицательно покачала головой.

— А кто станет победителем, по мнению самих мудрецов? — спросил Гаспар.

— Не знаю. Они стали ужасно скрытными. Я даже начала беспокоиться.

— А вдруг все рукописи — в самую точку! Представляете, тридцать шедевров с самого начала!

Чтение подходило к концу, и напряжение нарастало. Папаша Зангвелл неудержимо рвался к столу, и Джо Вахтер удерживал его с огромным трудом.

Наконец Каллингхэм откинулся на спинку кресла и устало закрыл глаза. На улыбку Элоизы он ответил только утомленным кивком.

— МожетпосовещаемсяФлэксипередтемкактыпримешьсязапоследнюю рукопись? — с невероятной быстротой проговорил он, все еще под воздействием таблеток «Престиссимо».

И выключил телефон, ведущий в Ясли.

— Пустьдумаютчтоэтотехническаянеисправность…

Флэксмен вставил свой последний ролик в аппарат и глянул на партнера, которому наконец удалось справиться со своим голосом. Каллингхэм проговорил громко и раздельно:

— Ну, что у тебя?

— Да белиберда, — ответил Флэксмен. — Сплошная чушь.

Каллингхэм кивнул:

— У меня тоже.

«Откровенно говоря, я этого ожидал», — подумал Гаспар. Все остальные, по-видимому, тоже так считали. Разве эти столетние эгоисты, эти яйца из инкубатора, способны понять современного читателя?

Флэксмен и Каллингхэм показались ему внезапно романтическими героями, бросившими вызов безжалостной судьбе во имя благородного, но обреченного дела.

И Флэксмен действительно произнес тоном гордой покорности великолепному делу:

— Осталосьпрочитатьещеоднурукописьпроформыради, — и погрузился в чтение.

Остальные с опрокинутыми лицами собрались вокруг Каллингхэма.

— Это не романы и не повести, — объяснил Каллингхэм, — это загадки. Большинство из них совершенно непонятно. Это вполне естественно — ведь уже более века мудрецы занимаются только тем, что играют мыслями и перебрасываются идеями. Одна из рукописей, например, представляет собой эпическую поэму, написанную на семнадцати языках, перемешанных чуть ли не в каждой фразе. Другая содержит конспект (и весьма удачный) всей мировой литературы — от древнеегипетской «Книги мертвых» до Шекспира, Диккенса и Хаммерберга. В третьей первые буквы каждого слова образуют как бы вставную повесть.

Правда, все они не так уж безнадежны. Есть, например, одна повестушка — мне кажется, ее написал Двойной Ник, — где использованы все обычные приемы и штампы развлекательной беллетристики… но бесстрастно, холодно, без души!

— Они совсем не такие… — прерывающимся голосом сказала няня Бишоп. — Они… я уверена… не может быть, чтобы не было ничего хорошего! Ржавчик сам мне говорил… они ведь не сочиняли ничего нового… пользовались лишь тем, что им казалось забавным в разговорах между собой…

— В этом-то и дело, — вздохнул Каллингхэм. — Они хотели поразить нас, запускали интеллектуальные фейерверки. Послушайте сами!

Он развернул одну из лежащих на столе лент.

— Премрачная пуповина духовного пепла над краем сердца горящих самцов ленивым черепом поет во мраке о воздухе, что стоит — здешнея, мраморнея, колоннея и коченея. Жаждни! Сожми! Сожги! Четверо у могильной плиты, взыскуя чистоты, можебнее, чем ты…

— Калли! — воскликнул Флэксмен громовым голосом. — Лицо издателя сияло от счастья. — Калли, это просто невероятно! — крикнул он, не отрывая глаз от экрана. — Сенсация на всю Солнечную систему! Космический бестселлер! Прочти-ка пару страниц…

Каллингхэм перегнулся через его плечо, вглядываясь в экран.

— Героиня повести родилась на Ганимеде. Она от рождения была лишена осязания, но стала акробаткой на астероидах. Затем действие переносится на другие планеты. Появляется знаменитый хирург… Но главное не в этом. Как все это замечательно подано, с каким чувством, как проникновенно! А послушайте название — «Почувствуйте мою боль»!

— Это Полпинты! — радостно воскликнула няня Бишоп. — Он мне рассказывал. Я нарочно положила ее в конец, потому что мне показалось, что она не такая умная, как остальные…

— Никудышный из вас издатель! — с ликованием заявил Флэксмен. — Калли, какого черта ты выключил телеэкран, нужно немедленно сообщить в Ясли!

Мгновение спустя на телеэкране появился Полпинты, окруженный двадцатью девятью остальными мудрецами.

— Поздравляю! — Флэксмен потряс над головой сложенными руками. — Как вам этого удалось достичь? Откройте секрет. Я спрашиваю потому, что… что и остальным будет невредно услышать…

— Я прилип к своему словописцу! — захлебываясь от восторга, крикнул Полпинты. — Я дал волю своему могучему интеллекту! Я закрутил Вселенную вихрем и выхватывал из него все, что приходило мне в голову! Я размотал космические нити и смотал их заново! Я поднялся на престол Господень, когда Бог кормил архангелов, и надел корону творца! Я…

Он вдруг замолчал.

— Нет, ничего этого не было, — задумчиво и тихо продолжил он. — То есть почти ничего. Ведь у меня накопилось столько новых впечатлений! Прогулки с Зейном, похищение… Нет, и это еще не все. Так вот, я открою вам величайшую тайну. Я вообще ничего не писал! Эту повесть… написала няня Бишоп!

— Полпинты! Какой же ты идиот! — ахнула няня.

— Да, ее написала ты, наша мамочка, — твердо заявил Полпинты. — Она возникла, когда я рассказывал тебе сюжет. Я все время думал о тебе, мне хотелось, чтобы тебе было интересно. И девушка в повести — тоже ты. А может быть, она — это я. Ведь это у меня нет осязания. Нет-нет… я что-то запутался…

— Полпинты, дружище, — хрипло сказал Флэксмен, тайком утирая слезы, — мы тут приготовили приз для победителя — серебряный словописец. Мне хотелось, чтобы вы были с нами и я мог вручить приз и пожать вашу… Как бы то ни было, очень жаль, что вас здесь нет. Очень жаль!

— Пустяки, мистер Флэксмен. Разве дело в наградах? У нас будет еще много случаев…

— Нет! — воскликнул Флэксмен громовым голосом. — Вы получите свой приз, и немедленно! Гаспар…

— Не посылайте Гаспара, — вмешалась мисс Розанчик. — Зейн уже помчался в Ясли за Полпинтой.

— Этот жестяной писака слишком много берет на себя… А впрочем, отлично! Полпинты, дорогой вы наш друг, скоро…

Но вдруг телеэкран погас.

Впрочем, это не охладило общего ликования.

— Все дело в сотрудничестве, в общении с редактором, — объяснял Каллингхэм, — в симбиозе, так сказать! Каждому из них необходимо общаться с чутким человеком, который мог бы выслушать его и, в свою очередь, рассказать… Важно, чтобы каждый нашел себе подходящего партнера… Вот какое дело мне по душе! Все равно что руководить брачной конторой.

— Калли, дорогой, как остроумно ты все объяснил, — сказала Элоиза, ласково поглаживая руку издателя.

— Не правда ли? — согласилась няня Бишоп, пожимая локоть Гаспара.

— Подумать только, какие богатейшие перспективы открываются перед нами! — мечтательно произнес Гаспар. — Трехстороннее сотрудничество: серебряные мудрецы, люди и словомельницы с их неисчерпаемой памятью! Каким плодотворным будет подобное соавторство!