— Он актер, — сказал Паркер.

— Бедный, нехороший мальчик, которого никто не понимает, — продолжала она. — Живет, как в клетке, с нелюбимой женой. Если бы мы могли быть вместе! Это все его слова. Но я была замужем… и он был женат… а Триша была очень ранимой. И вдруг у меня уже нет мужа… все стало гораздо сложнее… и Триша, по его словам, могла покончить жизнь самоубийством… и вот он уже начал мне говорить, что ему придется пожертвовать собой и нашей любовью.

Она закрыла глаза.

— Ты даже не представляешь, что я почувствовала тогда, — прошептала она. — Я отдала ему всю себя. Как он посмел взять от меня этот подарок и сломать его?

Она задрожала и закрыла глаза.

— Потом я оказалась в здании компании Крауна, пришла узнать что-то о пенсии Джозефа. Я вошла в лифт, и там была Триша. У нее было такое самодовольное, такое порочное лицо!

— Она знала?

— О да, — сказала Дайана, горько усмехнувшись. — Она знала все. Она знала такие подробности, которые могла бы знать, только если бы присутствовала при этом. Понимаешь, я была игрушкой не только для Роба, а для них обоих.

По ее щекам, как жемчужины, покатились крупные слезы.

— Она сказала тогда: «Он всегда возвращается ко мне».

Паркер представил себе эту сцену. Дайана наверняка никак не прореагировала. Она всегда умела держать себя в руках. Но ее это, конечно, потрясло.

— Через два дня я получила по почте посылку. В ней была видеопленка, на которой мы с Робом лежали в постели и он говорил мне все те слова, которые мне так хотелось от него услышать. А потом в той же постели были они двое, Триша и Роб: проигрывали ту же сцену, слово в слово. И смеялись.

Паркеру стало просто дурно от такой жестокости.

— И тут что-то во мне сломалось, — сказала она. — Я начала пить. Однажды вечером я сидела в баре и плакалась бармену. Рядом сидел мужчина, который все слышал. Он сказал, что может помочь мне, за деньги.

— Эдди Дейвис, — пробормотал Паркер.

— Я и сама до сих пор не верю, что я наняла убийцу и разработала план. Я попросила Роба прийти ко мне домой на ужин в тот вечер, когда Тришу убили. Просто поговорить еще раз обо всем. «Я на тебя не обижаюсь», — сказала я ему. Он действительно думал, что мы можем остаться друзьями.

Она горько рассмеялась при одной только мысли об этом.

— Все получилось так легко, — продолжала она. — Он много выпил в тот вечер. Я подмешала в последний бокал снотворное. Позже в тот вечер меня вызвали на место преступления.

— К Трише, — сказал Паркер.

— Дейвис убил ее, когда Роб был уже дома и спал, якобы мертвецки пьяный. Так он стал главным подозреваемым.

— У него к тому же не было алиби. Не мог же он рассказать, что в ночь убийства был у своей бывшей любовницы. Но почему ты хотела убить Тришу, а не Роба? — спросил Паркер.

— Потому что мгновенная смерть — это для него слишком легкое наказание. Вот засадить его в тюрьму, где жизнь покажется ему адом, где ему уже не поможет то, что он Роб Коул…

— А что с шантажом?

— Это началось чуть позже. Деньги у меня были. Джозеф оставил мне большое наследство. Дейвис заявил, что ему полагается дополнительная сумма, и я ему заплатила. Но потом он захотел еще. Он послал мне фотографию, на которой я отдавала ему деньги. Приближался суд. Все говорили, что Джираделло не сомневается в том, что суд вынесет обвинительный приговор. Дейвис заявил, что он может все изменить.

— И сам себя выдаст? — спросил Паркер.

— Он сказал, что скроется и его никто не найдет. Но прежде он отошлет им фотографии и сообщит обо всем. Я отдала ему «линкольн» Джозефа. Этого ему показалось мало.

Она подошла к затемненному стеклу и встала там, глядя на свое отражение.

А в это время ее любовник, подумал Паркер, расследует убийство, стараясь связать воедино два, казалось бы, никак не связанных друг с другом преступления. Надеется таким образом восстановить свою репутацию. Ему стало тошно.

— Я просто хотела отомстить, — сказала она тихим, взволнованным голосом. — Я хотела, чтобы оба заплатили за то, что они сделали со мной.

Тут выдержка отказала ей, она разрыдалась. Она всхлипывала, и ему казалось, что-то умирает у нее внутри.

Паркер повернул ее к себе и нежно обнял. Для него эта женщина, которую он так хорошо знал, существовала сама по себе, отдельно от всего того, что она совершила. И тем не менее она заплатит за все это, и тут он ничего не мог поделать.

Паркер вышел на улицу и какое-то время стоял, вдыхая ночной воздух. Было уже очень поздно, скоро начнет светать. Улицы были пустынны.

На пассажирском сиденье своей машины он увидел Энди Келли. Она свернулась калачиком, накрывшись его курткой. Когда он открыл дверцу и сел в машину, Энди проснулась.

— Ну как ты, Кев?

— Никак. Я не могу говорить об этом, Энди. Больно…

— Дайана Николсон — твоя подруга? — спросила она осторожно.

Паркер кивнул.

— Мне очень жаль, Кев.

Энди подняла сумку с пола, вынула из нее фляжку и протянула Паркеру.

— Сделай глоточек, как говорил дедушка, когда мы были маленькие. Он научил нас играть в покер и выигрывал у нас деньги, которые родители давали нам на карманные расходы.

Паркер усмехнулся и взял фляжку.

— Эдди Дейвис находится в полном сознании и даже разговаривает, — сказала Энди. — Его скоро выпишут.

— На такого подонка и пули-то жалко, а он оказывается целым и невредимым. Роб Коул крушит жизнь людей направо и налево, а завтра он выйдет из тюрьмы свободным человеком.

— Но ведь он никого не убивал, — сказала Энди.

«Это не совсем так», — подумал Паркер.

— А что слышно про Эбби Лоуэлл?

— Ее состояние стабильно. Пока отек не спадет, врачи не могут сказать, насколько серьезно поврежден позвоночник. Ты выглядишь совсем измученным. Поезжай домой. Выспись. Звони, если тебе вдруг понадобится компания, — сказала она и очень смешно повела бровями.

— Я рад, что мы опять нашли друг друга, Энди, — сказал Паркер с улыбкой.

Она поцеловала его в щеку и обняла за плечи.

— Береги себя, Кевин.

Он кивнул. Но когда он ехал по пустынным улицам к Китайскому кварталу, он думал о том, что ему совсем не хочется себя беречь. Он выиграл битву и проиграл войну. В такую ночь ему хотелось, чтобы кто-то был с ним рядом, но где та женщина, с которой он мог бы отпраздновать свою победу? Она для него потеряна. Потеряна для себя самой. Навсегда.

В Южной Калифорнии наступило еще одно великолепное утро. Яркое солнце, пробки на дорогах и, конечно, разговоры об очередной сенсации. В каждом выпуске утренних новостей по всем каналам передавали репортажи об опасной операции на площади Першинг и о перестрелке на площади Олвера. Паркер смотрел телевизор, приглушив звук.

Если ему что и нравилось в Лос-Анджелесе, так это ощущение, что каждый день несет с собой что-то новое и ты встаешь в надежде, что твоя мечта сбудется. Сегодня же он испытывал совсем другие чувства, и надежды среди них не было. Вероятно, сегодня он распростится со своей карьерой. Сегодня женщину, которая была ему дорога, обвинят в убийстве, а моральный банкрот, насилующий души людей, выйдет на свободу.

Паркер вздохнул и приготовился пережить все это.

Паркер первым делом поехал в больницу. Эбби Лоуэлл лежала как призрак под белой простынкой, и единственным признаком жизни были приборы, следящие за основными функциями ее организма.

Она взглянула на него, но не промолвила ни слова.

— Врачи говорят, прогноз хороший, — сказал Паркер, усаживаясь на стул. — Чувствительность рук и ног не потеряна.

— Спасибо, что вы остались со мной вчера в парке.

— Да не за что. — Он улыбнулся ей. — Видите, не совсем уж я плохой.

— И все-таки не такой уж хороший, — сказала она. — Вы обращались со мной как с преступницей.

— Я прошу у вас прощения, — сказал Паркер. — Но это моя работа — подозревать людей. И в девяти случаях из десяти я оказываюсь прав.