Завоевание Галлии, так же как и завоевание Британской Индии, стало возможным только благодаря внутренним раздорам. Племена не прекратили враждовать, а в том мире, где они жили, ничто не могло остановить агрессию сильнейшего. Каждое племя в отдельности было слишком слабо, чтобы самостоятельно отстаивать свою независимость. И галлы стояли перед выбором: чьей власти покориться — более сильному галльскому племени или Риму? Для многих покориться кельтам было унизительней, чем склонить голову перед римлянами. Кроме того, существовала ещё и германская угроза, и, если бы римляне не вошли в Галлию, набеги германцев продолжались бы. Рим всегда умело маскировал свою агрессивную политику, прикрываясь союзническими обязательствами и оправдывая, таким образом, каждый отдельный акт вторжения. Но Галльская война в целом представляла собой неприкрытую агрессию, начатую Цезарем с одной целью — стяжать славу в Риме.

Однако последствия завоеваний Цезаря выходили далеко за рамки его личной карьеры. Площадь аннексированной им территории вдвое превосходила размеры современной Цезарю Италии, а население Галлии было намного больше населения Испании. Завоевания Цезаря оказали значительно более важное влияние на формирование концепции и саму природу римских доминионов, чем все завоевания Помпея, вместе взятые. Если раньше Римское государство представляло собой небольшую прибрежную полосу в Средиземноморье, то теперь оно стало континентальной империей, и поворотным моментом явилось завоевание Галлии. На мечах своих воинов Цезарь принёс в континентальную Европу римскую цивилизацию и заложил основы современной Франции. Именно он перевернул последнюю страницу предыстории Западной Европы и открыл первую страницу её истории, наследниками которой мы являемся.

Зимой 51/52 года до н. э. в Неметакуме (Аррас) Цезарь учредил в только что завоёванной Галлии новую систему правления, обязав ежегодно выплачивать контрибуцию в размере около 2 миллионов фунтов. Эта сумма может показаться незначительной, если её сравнить с выплатами, поступавшими из восточных регионов. Но Цезарь ограничился этим, поскольку ему нужна была поддержка или, по крайней мере, спокойствие в Галлии. Тем не менее эта сумма не так уж мала. Завоёванная страна была обескровлена и истощена, однако выплачивала приблизительно одну восьмую часть контрибуции, которые Рим получал из всех десяти провинций двадцатью годами ранее.

Добившись выплаты необходимых сумм, Цезарь не планировал серьёзно вмешиваться во внутренние дела завоёванных стран. Правда, он собирался использовать также и людские ресурсы и провёл мобилизацию галлов в пехоту и кавалерию, сформировав «легион жаворонков» в Нарбонской Галлии. Следуя примеру Помпея, который не менял системы правления в завоёванных им на Востоке странах, Цезарь отказался от политики неразумного и грубого давления, приведшей к столь печальным результатам в Нарбонской Галлии. Племенам было позволено сохранить свою структуру правления, но под бдительным надзором римского наместника, которого поддерживали местные проримские режимы. Независимо от того, как можно было расценивать результаты чудовищных кровавых акций последних лет, они больше не повторялись. Правление становилось более гуманным.

Вся кампания заняла два года. Продолжительность военных действий можно было бы сократить, но Цезарь хотел не только подавить восстание, но и эффектно продемонстрировать Риму свои подвиги. Несмотря на это, два года — не такой уж большой срок для аннексии 200 тысяч квадратных километров территории, население которой, несмотря на относительную слабость в военном отношении, решительно встало на защиту своего отечества.

Цезарь был величайшим полководцем всех времён и народов, именно в этом причина его победы в Галлии. Байрон, Констан и Стендаль сравнивали его с Наполеоном. Сам Наполеон в книге о Цезаре, которую он написал в ссылке на острове Святой Елены, отмечал, что между ним и великим полководцем древности так много общего, что можно даже говорить об идентичности личностей. Тем не менее этим полководцам приходилось решать совершенно разные задачи. Римская армия состояла из многочисленной тяжёлой пехоты (лёгкая пехота использовалась как вспомогательные подразделения, туда входили лучники, метатели из пращи, копьеносцы — недисциплинированные и часто плохо вооружённые солдаты). В легионе обычно имелось не более 300 лошадей, и, несмотря на успешный опыт Лабиена, понадобилось ещё три столетия, прежде чем кавалерия стала серьёзной силой в римской армии. Немалую роль тут сыграл груз традиций, поскольку кавалерия была настоятельно необходима римлянам.

Когда же оказалось, что на конницу эдуев нельзя рассчитывать, Риму пришлось обратиться к германцам, которые и нанесли несколько решающих ударов.

Когда армия состоит в основном из полностью вооружённой пехоты, битву может выиграть любой грамотный командир, не обладающий никакими выдающимися военными талантами, кроме разве что личной храбрости, навыков хорошего снабженца и умения муштровать солдат. Любой человек, способный хорошо подготовить своих солдат, мог стать прекрасным командующим. А Цезарь мастерски муштровал своих легионеров, он прекрасно понимал важность хорошей и постоянной подготовки солдата, он был знаком со всеми тонкостями солдатской жизни и всегда подчинял средства выбранной цели. Однако Цезарь умел не только планировать операции, но и мгновенно корректировать свои планы при изменении обстановки. Именно это позволяло ему неожиданно наносить смертельные удары противнику. Способность стремительно принимать верные решения была доминирующей чертой Цезаря-полководца, он в полной мере обладал тем качеством, которое немецкие стратеги называли «чувство кончика пальца».

Скорость — вот наиболее характерная черта тактики Цезаря. Согласно традиции, существовавшей в римской армии, каждый вечер, располагаясь на стоянку, солдаты строили прекрасно укреплённый лагерь. Это отнимало много времени, и войска теряли по три-четыре часа в день. Противники знали об этом и обычно не ожидали слишком скорого прибытия римлян. Тем не менее в случае необходимости Цезарь мог стремительно и неожиданно привести свои отряды туда, где их меньше всего ждали. Несколько сражений ему удалось выиграть, даже не начав. Он сам был очень выносливым путешественником. Спал он обычно в повозке или лёгкой коляске, прыгавшей по ужасной дороге. Двигаясь с невероятной скоростью, мог проделать до сотни миль в день, то есть вдвое больше, чем любой из его современников. Эта способность к быстроте передвижения сочеталась у Цезаря со стремительностью мысли.

Цицерон писал: «Осторожность и энергия этого чудовища — ужасающи!» Стремительность — вот в чём состоял секрет его успеха, хотя иногда она оборачивалась излишней торопливостью. Так было во время высадки в Британии, когда суда дважды не смогли пристать к берегу, так было и в Герговии, когда удар был нанесён слишком рано. Но не было случая, когда удар был нанесён слишком поздно.

Цезарь неоднократно ставил всё на одну карту. Он верил в свою удачу. В те времена фортуна для растерявших идеалы римлян являлась главным божеством. Сулла превратил благосклонность фортуны в своего рода мистическую личную характеристику, прочно связанную с поведением человека. Теперь, по прошествии многих лет, когда Цезарь одерживал одну победу за другой, стали говорить об особом расположении фортуны, которое обеспечило его успехи. Об этом писал Шекспир: «Опасность знает, что Цезарь поопаснее её»[30].

Цезарь не был ни философом, ни мистиком — он был интуитивным игроком, который не боится случайностей, а, напротив, умеет обратить их в свою пользу. В «Комментариях» Цезарь не забывает о роли судьбы, для него удача — это движение малых величин, которое может привести к большим переменам. Действительно, он часто представляет исторический процесс как драму внезапных капризов фортуны. И всё же это не фатализм, так как он не оставляет у читателя сомнения в том, что именно его, Цезаря, выдающиеся таланты, приумноженные усилиями его подчинённых, и придают капризам фортуны нужную ему форму.