Он ударил здоровой рукой себя в грудь и, чтобы никто не заметил слез на его глазах, опустил голову. А когда поднял, то не увидел уже ни брата Всеволода, ни его славных витязей, ни червлёных щитов, ни пёстрых русских стягов… Ничего!

Затих над Половецкой степью шум боя, который продолжался беспрерывно субботу, ночь на воскресенье и воскресенье до полудня. Затихли звон мечей, грохот щитов, треск копий и топот копыт. Слышались только радостные крики победителей, стоны умирающих северян и карканье воронов, слетавшихся на кровавую тризну.

- Зачем я остался в живых? - прошептал Игорь. - Почему меня не сразила острая сабля или половецкая стрела?…

Подъехал с ханами Кончак. Сидел на коне прямо, гордо приосанясь. В черных блестящих глазах нескрываемая радость. Радость победы.

- Вот мы и встретились, Игорь! И я тебе не завидую! - сказал надменно. - Ты хотел завоевать Половецкую степь, а стал невольником, рабом простого кочевника Чилбука! Ой-бой… Что теперь скажешь?

Игорь молчал. Глаза его погасли, щеки - мертвенно бледны.

Кончак обратился к ханам.

- А кто полонил князя Всеволода?

- Роман Кзыч, сын хана Кзы, великий хан, - ответил кто-то.

- А князя Владимира?

- Копти, из рода Улашевичей!

- А Святослава Ольговича?

- Ельдечук из рода Бурчевичей!

- Значит, в наших руках все князья до единого! Что же нам с ними делать, ханы? Предадим смерти, продадим в неволю или выкуп назначим?

- Выкуп! Выкуп! - закричали ханы. - Да такой, чтобы вся Русь застонала! Чтобы князья запродали не только табуны свои, не только поля и леса, не только смердов и холопов своих, но и детей и жён своих!

- Ты слышишь, Игорь? - снова обратился к северскому князю Кончак. - Мы даруем тебе и всем князьям, воеводам, боярам, и твоим дружинникам и воинам жизнь! Но за это платить нужно!

Игорь поднял голову.

- Сколько? Прежде всего скажи - сколько за воинов?

- За воинов? Это просто: у вас на Руси много наших людей; у нас - ваших. Так обменяем воина на воина!…

- За бояр, воевод?

- По сто да по двести гривен - кто чего стоит!

- За князей?

- По тысяче гривен!

- А за меня?

Кончак заколебался.

- Две тысячи гривен! - выкрикнул Кза.

- Две тысячи! Две тысячи! - поддержали другие ханы.

Игорь скривил в горькой улыбке рот.

- Всё моё княжество столько не наскребёт!

- Наскребёт! Достанет! Или погибнешь в неволе! Как хан Кобяк в Киеве! - со злостью кинул Кза.

- Меня взял в полон Чилбук из рода Тарголовичей. Что он скажет? Какой выкуп хочет он получить за меня? - спросил Игорь.

- Чилбуку будет за это награда, а в полоне ты у меня, Игорь! - пояснил Кончак.

Видя, что его добыча ускользает у него из рук, Чилбук протиснулся через толпу вперёд и, кланяясь, слёзно взмолился:

- Как же, великий хан… Великий хан… Правда…

Кончак перебил его:

- Я беру князя Игоря на поруки, Чилбук! Он ранен и нуждается в лечении и уходе, который ты не сможешь ему дать, А князь, как видишь, стоит дорого! Он будет жить у меня, так как принадлежит не только тебе, а всей Степи половецкой! А взамен получишь вдвое больше, чем получит самый лучший наш воин! Тее! Тее!

Чилбук весь сжался, сокрушённо покачал головой, поцокал языком и отошёл в сторону. Не спорить же ему с великим ханом, самим Кончаком!

Кончак подал знак, и ханы начали разъезжаться. Каждый со своей добычей направился в своё стойбище, к своим вежам.

Домой, на Тор, Кончак возвращался перегруженный полоном и добычей. Игорю позволил взять с собою кого он пожелает и приставил к нему охрану. Князь захотел только, чтобы возле него были Славута, Янь и Ждан.

Солнце близилось к заходу. Пыль, которая на протяжении двух дней висела над степью, улеглась, рассеялась, и взору всадников открылось ужасающее зрелище.

Сколько мог охватить взгляд, повсюду в истоптанном бурьяне лежали, как снопы, убитые и умирающие. Между ними бродили одинокие степняки, подбирая то, что ещё оставалось и имело хоть какую-то ценность.

- Боже, Боже! Здесь целый полк! Две или три тысячи! - с болью воскликнул Игорь. - Посмотрите, какие витязи! Какие богатыри! Это же я завёл вас сюда на погибель, братья мои!

Вот раскинув руки, со стрелою в груди лежит и смотрит открытыми глазами в высокое небо безусый юноша. Лицо белое, русые волосы, а тёмные брови навеки застыли на мёртвом лице.

Красавец!

Чей это сын? Чей возлюбленный? Чьё материнское сердце обольётся кровью в далёкой Северской земле, когда туда придёт весть о неслыханном побоище? И старый отец оцепенеет от горя, и любимая девица в тоске заголосит над голубым Сеймом или над волшебной Десной, и младшие братья с сестрёнками застонут на пороге родной хаты! Но ты, славный витязь, уже ничего не услышишь…

А вот, наверное, смерд. Посконная рубаха, постолы на ногах, борода растрёпана… Раскинул руки, лежит в траве спокойно, как живой. И если бы не стрела в груди, могло показаться, что прилёг отдохнуть после тяжёлой дневной работы на пахотном поле…

Кто ты? Откуда? Что-то знакомое чудится в лице твоём!

Ждан тронул князя за руку.

- Так это же кузнец Будило, княже! Помнишь? Заслонил тебя собой!

Игорь смутился. Как не помнить! Кузнец Будило из Путивска! Язычник. Поклонялся прежним богам своих праотцев - Даждьбогу, Велесу, поклонялся нивам и лесам, рекам и озёрам, дубам и берёзам! И за это сидел на цепи в княжеской темнице! А ныне отдал жизнь, спасая его, своего князя!

И перед ним ты виноват! И перед ним ты в неоплатном долгу!

Игорь ехал молча. Стоны, доносящиеся со всех сторон, угнетали его, терзали сердце. Ему хотелось зажать уши, закрыть глаза, чтобы ничего не слышать и не видеть.

Внезапно Ждан ринулся в сторону, соскочил с коня. Истошный крик вырвался из его груди:

- Брат! Братушка!…

От этого крика все остановились. Кончак тоже. Иван лежал навзничь и был ещё жив. В его животе торчала стрела, а рядом с ним темнело озерцо запёкшейся крови.

Услыхав крик, он открыл глаза, пошевелился. Долго смотрел на Ждана, словно не узнавая. Потом медленно перевёл взгляд на князя, на половцев, на Кончака. Наконец приоткрыл сухие, со смертельной синевой губы, тихо промолвил:

- Ждан? Ты? Я так всё время звал тебя, братик! И ты пришёл…

- Я здесь, Иванушка! Я помогу тебе! Я сейчас…

- Мне уже ничто не поможет… Разве не видишь? - и взглядом указал на стрелу. - Не в ногу, не в руку, даже не в грудь, а в живот - а это всегда смерть… Послушай… Если вернёшься домой…

- Я ведь в плену…

- Из плена возвращаются… Так если вернёшься, позаботься о моих сиротках… Помогай им, пока вырастут… И матери… Мать не бросай…

- Всё сделаю, как говоришь!

- Вот и ладно… А ещё последняя просьба… Исполни последнюю волю… добей меня!… Чтобы не мучиться…

- Да ты что, Иван? Как можно?…

Превозмогая боль Иван простонал:

- Умоляю тебя - добей!… Возьми что-нибудь… Обломок копья…

Ждан закрыл лицо руками, склонил голову и в голос зарыдал. Кончак, внимательно слушавший разговор братьев, жестом указал охраннику на раненого, и тот одним ударом сабли избавил его от ужасных мук…

Путь их лежал на Тор, в стойбище великого хана, вдоль озера, где погибли ковуи и где до последнего бился яр-тур Всеволод. Берега, как и поле, были завалены убитыми и ранеными. На них с мерзким радостным карканьем уже спускалось воронье. Чем дальше отъезжали от Каялы, тем сильнее кочевники проявляли радость победы. Навстречу воинам, возвращавшимся с добычей, спешили все, кто только мог ходить. Звучали песни, гремели бубны. Половецкие девушки радостно встречали батыров-победителей, принимали от них подарки - золотые и серебряные крестики, перстни, фибулы - застёжки, гривны. Радость и веселье переполняли сердца кочевников.

А на душе у Игоря и его спутников - тяжесть неимоверная…

«Пересел ты, княже, из златого седла в седло поганина-кочевника, в седло рабское!» - думал Игорь, с болью и тоской озирая бескрайнюю половецкую степь, в которой полегло всё его войско.